Страница 10 из 12
Прическу, изобретенную Видалом Сэссуном, далеко не всякий парикмахер осилит. Здесь же не просто пряди срезаешь под углом, а кропотливо и точно, буквально миллиметр за миллиметром, формируешь эффект подкручивания внутрь. Стрижка очень проста в уходе — помыла, причесала, и пленяй! Но попробуй, создай сей куафёрский шедевр!
Я основательно прочесал Аленкины волосы, от макушки во все стороны. Разделил шевелюру на две равные части, а те локоны, что не использовались, подколол зажимами. Выбрал центральную прядь, обрезал без оттяжки… Все срезы попрядно, слой за слоем… Окантовочка… Готово!
С удовольствием потянувшись, я удивился — за окнами стемнело.
— Всё, Аленка! — жестом фокусника я снял простыню.
— Ну, ну… — недоверчиво затянула девушка.
Зажмурив глаза, она ломким шагом прошла в прихожую, включила свет, и лишь затем повернулась к трюмо. И замерла.
Девушка стояла долго, приоткрыв губки в изумленном молчании.
— Это я? — пролепетала она.
— Ага! — с величайшим удовольствием подтвердил я.
— Ма-арик… Это же… Это же просто чудо какое-то… Марик!
Радостно взвизгнув, Алена ворвалась в зал и набросилась на меня, пища и целуя.
— Пошли скорей! — внезапно потребовала она.
— Куда? — улыбнулся я, догадываясь.
— Туда! — девушка махнула рукой в сторону спальни.
— Зачем?
— Ну, я же должна сказать тебе спасибо! — воскликнула Алена, обворожительно лучась. — Большущее-пребольшущее!
Алена схватила меня за руку, и увела.
Встретиться с Большаковым он договорился на три, а «Шоколадница» вполне подходила для рандеву. Тихо, тепло, приватно…
Марлен занял столик у окна, а вскоре за огромным витринным стеклом замаячил автор — высокий, сухощавый мужчина моложавого обличья.
Осокин поднялся, встречая, и Большаков, улыбнувшись уголком рта, протянул руку:
— Валерий. Этого достаточно.
— Очень приятно. Ма… К-хм! Игнат. Закажете?
— Да можно… С чаем чего-нибудь.
Улыбчивая официантка подала Валерию пузатенький чайничек и ром-бабу, а перед Марленом выставила тирамису под кофе.
— Начнем? — нервно усмехнулся пришелец из прошлого.
— Пытайте!
Хлебнув капучино для храбрости, Осокин заговорил, тщательно подбирая слова:
— Как я посмотрю, вы делаете упор на перемещения во времени? На попаданцев?
— Люблю эту тему, — кивнул Большаков, кусая и прихлебывая. — Космос мне тоже нравится, но… Слишком много американщины. Сплошь и рядом герои-одиночки, «в крови и сперме по колено». Звездные войны, императоры всякие… Да ну их. Нашел для себя недавно отдушину — старую советскую фантастику, но достать ее — проблема. Приходится писать самому!
Марлену не терпелось перейти к сути дела, но у интервью свой формат. Посматривая на жующего визави, он задал ожидаемый вопрос:
— Слыхал, что многие причисляют фантастику к бросовой литературе, к тупому развлекалову…
— А вся литература — развлекательная! — улыбнулся писатель. — Просто люди — разные. Одних развлекает манга, а других — Достоевский. Знаете… Всякая удобоваримая книга замешана на человеческой психологии. Просто так называемый реализм исследует человека в обычных ситуациях. Ну, там, человек на войне… Человек в любви… Понимаете? А фантастика оперирует положениями необычайными! Человек в контакте с инопланетянами… Или человек, попавший в прошлое.
— Или в будущее, — кивнул Марлен, думая о своем.
— Совершенно верно. И вот как наш современник поведет себя, встретив гуманоида или, скажем, генсека ЦК КПСС? Интересно же, верно? Мне пеняют порой, что вот, мол, суете наших в античность! Разве нельзя писать о реальных римлянах или эллинах? Можно, почему нельзя… Только вот читателя будет раздражать тогдашняя психология. Люди были иными! Вокруг того же римлянина реяли незримые боги, целые батальоны божеств! Существовал бог дома, и бог двери, бог порога, бог форточки, даже, извините, бог туалета! И человеку в тоге нужно было учесть все их прихоти. Зато, правда, можно было и отлупить божка, ежели тот, приняв жертву, не исполнял желание.
— Как-то… м-м… инфантильно, — улыбнулся Осокин.
— Детство человечества! — пожал плечами Валерий, смакуя кусочек с помадкой.
— А вот… — Марлен закрутил кистью. — Не знаю даже, с чего начать… М-м… Как-то, знаете, сам собою возник сюжет… Только писать не буду, «художка» — не мое! М-м… Вот, представьте себе. Нашего современника подкараулили, чтобы отметелить, а он неожиданно ощущает в себе иное сознание. Сознание человека, знающего толк в драке. Наш отбивается, идет домой — и спать. Уж больно велик шок. Да, а за дракой следили девушки, причем в одну из них он влюблен… Мнэ-э… Ну, назовем его Полуэкт. И вот…
Осокин в подробностях изложил собственную историю.
— Интересно… — медленно выговорил Большаков, загораясь. — Очень интересно…
— А вот, что бы вы сделали на месте того же Полуэкта и его… м-м… ведомого? Я имею в виду, что бы написали?
— Знаете… — затянул писатель. — Рокировка во времени — это, конечно, занятно. Но лично меня захватил иной вопрос: а почему именно Полуэкт и его… напарник, что ли? Я не спрашиваю, каким образом, Сущность там постаралась, или Институт Времени, не важно. Важен выбор именно этих двоих. Осознанный он или случайный — это, опять-таки, вторично. Но почему они? Может, их что-нибудь связывает? Ну, не знаю… Я бы поискал некий единый параметр!
— А какой? — Осокин навалился грудью на стол, жадно ловя слова.
Большаков покусал губу, рассеянно глядя на улицу.
— Ну, вот представьте себе… — вымолвил он. — Тот, кто «прописан» в прошлом, срезает у себя клок волос, запечатывает его… Ну, скажем, в баночку от диафильма, потом в пакет, пакет засовывает в жестяную банку, и эту «капсулу времени» прячет где-нибудь в Москве. Скажем, на чердаке. А Полуэкт заранее оставляет ему записку, какой дом уцелел с шестидесятых. И находит этот «клад»! И сдает на анализ ДНК! И обнаруживает, что они — братья!
— Ух, ты… — растерялся Марлен.
— Здорово, правда? — ухмыльнулся Валерий. — Ну, это под конец, а для начала можно и родителями поинтересоваться, бабушками с дедушками… Правда… Хм. Не знаю, Игнат, куда такой сюжет вывезет, и что будет в финале… Но мне он по душе! Послушайте… Вы сказали, что не собираетесь писать. А подарите сюжет мне!
— Дарю! — засмеялся Осокин, и крепко пожал протянутую руку. — Может, еще по одной?