Страница 284 из 311
Вернулся к палатке, а там стоит Бубнов.
— У тебя глаза красные — вот настоящий вампир.
— Похрен. Там змея, — я ткнул пальцем внутрь.
— Да ладно…
— Кто-то подкинул ее к нам.
— Гонишь!
— Иди, смотри!
Пошли мы вместе. Вооружившись лопатами. Обыскали все. Змеи не было. Уползла.
— Ну и где?
Бубнов смотрел на меня как на вруна.
Я ткнул пальцем в разрез на палатке.
Лейтенант засунул туда руку, пожал плечами.
— Все это очень подозрительно. Ладно, надо готовиться к разводу…
Как сгорел адреналин, так и навалилась снова вялость и усталость. Я нацепил полевую форму, поперся к начальству.
Кубарев сидел в домике Горгадзе, что-то писал. На меня едва глянул, спросил:
— Что надо? Развод через сорок минут. Вы, товарищ лейтенант, за это время побрились бы, что ли? Форму на чистую поменять забыли? Вы же врач! Стыдно должно быть!
— Мне кажется, я заболел, Евгений Александрович… Ломит всего… наверное, температура…
— Хватит придуриваться, Панов! Симулянтов только здесь мне не хватало! Мамкины пирожки с повидлом по ночам снятся? Идите и приступайте к службе!
Он действительно такой придурок? Ну не хочешь сам осмотреть, не царское дело, так озадачь кого-нибудь. Пойду к себе, там температуру померю.
На улице столкнулся с Дегтяревой. Не заметил даже, врезался в нее, и на ногах не удержался, начал заваливаться. Спасибо Тоне, подхватила, не дала рухнуть.
— Привет, Андрей, что ж ты так… Ого, да ты горишь весь!
Она тут же начала осматривать меня, заглянула в глаз, оттянув нижнее веко, заставила открыть рот, недовольно цокнув языком. Ощупала шею.
— Да я сейчас к себе… Там таблетку…
— Пойдем к Кубареву! Тебе нельзя на службу!
— Так был минуту назад. Он сказал, что я симулирую, отдохнуть подольше хочу…
— А ну пойдем!
Она подхватила меня под руку, да так, что я и подумать не мог вырваться, и затащила в кабинет начальника.
— Антонина Дмитриевна! Я занят!
— Ты что творишь, сморчок? — прошипела Тоня ему в лицо, живо напомнив мне утренний инцидент с пресмыкающимся. — Не видишь, что он болен? Бледный, язык распух, обложен весь. Лимфоузлы на шее и подчелюстные вылезли. Щупал, нет? Слышишь, как кишки урчат? — заметила она звуки, издаваемые кишечником на максимальной громкости. — Давай живот посмотрим, — и не спрашивая разрешения, она оголила мне брюхо и сразу ткнула пальцем: — Глянь! Да тут печенка в малом тазу скоро будет! Болит? — она решила всё-таки узнать мое мнение, ткнув пальцами возле пупка.
— Ну неприятно… Я сяду, голова кружится что-то.
— Так вот, товарищ капитан, я сейчас возьму у него кровь, поставлю гемокультуру. Ты как думаешь, что там послезавтра вырастет? А? Ты же опытный врач, скажи мне, тупой селянке, какой результат будет?
Странно, но Кубарев молчал и только нервно облизывал верхнюю губу, на которой был едва виден шрам после ушитой в детстве заячьей губы.
— Товарищ Дегтярева, сейчас распорядимся… Здесь освещение просто… Не заметил…
Да он ее боится! Иначе чем всё это объяснить?
— А потом я рапорт напишу. Придумаю, на чье имя. Что ты здесь саботируешь работу! И не надейся, что я успокоюсь!
Как вышли от Кубарева, Тоня первым делом поинтересовалась у меня, где и какую воду я пил.
— Ну как и все. Привозную.
— Из колодцев брали?
— Тоня! — вспылил я. — Ты не уследишь за срочником, где он чего брал. Пил ли из чужих фляг? Пил. Вон, на дороге, когда нас афганцы подобрали — точно было.
— Ну вот и допился! — теперь уже на меня заорала Дягтерева. — Если это тиф… Нам надо изолировать всех, с кем ты контактировал.
— Я еще не заразный!
Прибежала испуганная Ким. В белом халатике, чулочках. И накрашенная! Может у меня нет тифа, раз я так реагирую? И вроде внутри даже потеплело. Ладно, это внутри — ниже пояса. Может не все так плохо, как я себе накрутил?
— Вы спали вместе сегодня?! — Дегтярева опять перешла на злой шепот.
— Антонина Дмитриевна! — возмутилась Женя. — Это не ваше дело.
— Это теперь дело всей медроты! У него тиф!
В меня некультурно ткнули пальцем. Вот ведь…. Все уже все знают. Не военная часть, а проходной двор. С бабками-сплетницами на лавке.
— Не спали! — выпалила Ким и отвернулась.
— Половой путь передачи, Антонина Дмитриевна, при брюшном тифе исключен, — влез я в эту бесполезную перепалку. — За помощь спасибо, но хватит уже всех достава…
Организм мой дал сбой и включил экстренное головокружение, слабость и мощную тошноту. Я попытался удержать в себе содержимое желудка, и Тоня прихватила меня за талию, совсем не нежно, и потащила в более подходящее место.
— Пойдем уже, горе ты луковое… Понабирают детей, бляха-муха… Ноги расставь! И этому учить приходится!
Интересно всё-таки, почему же грозный и неприступный Кубарев так боится Тоню? Она здесь без году неделя, раньше его не знала, а уже крепко держит капитана за очень нежное место. За два часа он организовал эвакуацию безвестного летёхи в кабульский госпиталь, да еще при этом просил задержать с вылетом вертолет?
Пока ждали, мне успели ввести в мышцу левомицетин. Пять миллилитров три раза в день с курсовой дозой десять дней. Сто пятьдесят в сумме. Да у меня в конце не задница будет, а аквариум! Дополнительно воткнули в вену капельницу. Давай, доктор, лечись, для своих не жалко самых садистских методов.
Хорошо всё-таки, что в современной медицине всё стремится к дифференциации, и бактериологи не могут участвовать в лечебном процессе. А то гражданка Дегтярева залечила бы меня до самого конца.
А легче мне ни фига не становилось. Голова звенела уже как от недельной пьянки. Я хоть такую никогда не переживал, но какие муки народ после такого чувствует — видел неоднократно. Трясло меня от озноба не по-детски, потому что тридцать восемь градусов, да еще и с хвостиком из шести десятых — не самая комфортная температура.
Я с завидным для себя спокойствием отмечал признаки нарастающей интоксикации. Ким, изображающая Флоренс Найтингейл, готова была произвести любые медицинские манипуляции. Один раз только она удивилась, когда я спросил, сидит ли под столом змея. Что-то там такое вроде шевелиться начало. Или у меня глюки от интоксикации?
И ноги. Если бы можно было отключить их, я бы согласился. Суставы будто кто-то выкручивал, мышцы отрывали от костей. Как же хреново, мама. Выживу, стану блюзменом, напишу блюз брюшного тифа. Первая строчка уже есть.
Вертолет я помнил смутно. Что-то дрожало и гремело. Так я весь такой был, без постороннего участия. Даже не заметил, кто меня сопровождал, так я сосредоточился на бедствиях своего несчастного организма. Хотелось провалиться в спасительный сон, чтобы спать долго, до самого выздоровления. Но всё мешало, не давало уснуть, и я только вроде проваливался в какое-то забытьё, но лишь для того, чтобы тут же вынырнуть назад и ощутить на своих губах фляжку с разведенным гранатовым соком. Временами напиток был вкусным и даже на какое-то время спасал от надоевшей жажды, но в следующий раз он становился противным своей кислотой и терпкостью, и я отталкивал проклятую посудину, обливаясь липким соком, который, впрочем, кто-то вытирал. Не каждый раз, правда.
Потом меня выгрузили, запихнули куда-то на носилках, и повезли. И ни одна сволочь не умудрилась за все время бесконечного наземного путешествия напоить! Я не выдержал и попросил пить. Сволочи, когда в кино кто-то говорит хриплым голосом «Пить», с трудом разлепляя засохшие губы, то тут же кто-то к нему мчится и зачем-то смачивает полость рта жидкостью. Мне же никто не ответил даже. Добавлю в свой блюз строчку о бездушных перевозчиках. Это будет самая грустная песня на земле. Дайте только выбраться отсюда.