Страница 12 из 26
Эли попыталась сказать словечко, чтобы помирить Лю́си и Эхо, но они не думали мириться, только обиженно сопели друг на друга.
– Очень надо, – Лю́си опять заворчала, – и без него разберемся! Тоже мне, драгоценность подземная. Тыщу лет оно такое. Подумаешь!
Эли ещё разок попыталась успокоить подругу, но Лю́си разозлилась не на шутку, взвалила рюкзак на спину и, не оглядываясь, пошла к продолжению лестницы.
– И без него ясно, куда дальше идти, сами справимся! Фф-ррррр…
– Ну-ну, справляйтесь, – ответило Эхо и тоже фыркнуло.
– Справимся, справимся! – Лю́си успела спуститься на пару ступенек, но снова поднялась и язык высунула, чтоб подразниться.
– Давайте! Справляйтесь! Я ещё погляжу, какой ты язык высунешь, сама себе покажешь!
Эли только руками всплеснула от этой ссоры, но ничего поделать не могла. И она вздохнула грустно, закинула на плечи свой рюкзак и отправилась вслед за Лю́си.
X
Лю́си всё ворчала на Эхо, никак не могла успокоиться. Но потом ворчание затихло, потому что ступенек опять оказалось много, а девчонки толком не успели отдохнуть. Лестница тянулась и тянулась: иногда шла вниз, резко, иногда вниз, но не резко, а то вдруг начинала идти вверх или прямо, что было странно. Но совсем стало странно, когда лестница пошла вперёд, пошла и вдруг разошлась в три стороны. Вот так! Как в сказке: «Налево пойдешь – коня потеряешь. Направо пойдёшь – счастье своё найдёшь…». Да, может быть, найдёшь.
В сказках всё просто. Там ты знаешь, что добрый мо́лодец победит, потому что он, во-первых, добрый, а во-вторых, умный. И ещё справедливый. Какую дорогу не выберет, всё равно победит и женится на царевне, даже если она лебедь или лягушка заколдованная. И всё у них будет хорошо. За доброго мо́лодца Эли и Лю́си не волновались, ни капельки, и за царевну тоже, а вот за себя – очень волновались. Им опять стало жутко в этом подземелье, они даже оглянулись пару раз, проверили – может, на них кто-то смотрит из темноты или не смотрит? А потом сели на ступеньки, свесили ноги и крепко задумались.
– Нет, дар, нечестно это! – после долгого молчания Лю́си заговорила недовольным голосом и снова замолчала.
Эли не стала спрашивать, что такого нечестного Лю́си нашла в подземелье. Эли сердилась. Эхо, конечно, само виновато, первое стало их пугать, они чуть не оглохли от его шуточек (тоже мне, шуточки!). Но Лю́си, она же разумная, могла бы повежливее с ним разговаривать. И вообще быть повежливее. Они здесь чужие, а Эхо уже тысячу лет здесь живёт. Может, и подсказало бы, в какую сторону дальше идти. О-ххх! Может, много чего рассказало. Только теперь уже не скажет. Нет, точно, нет. А без него – поди догадайся, какую дорогу выбрать?
И пока Эли всё это думала, всё глубже уходила в себя, Лю́си из себя тихо вышла и стала светить фонариком направо, налево, во все стороны.
– Ну да, нечестно, – она опять вздохнула и почесала нос.
– Почему? – Эли пыталась хоть что-то сообразить, ей сейчас вообще не хотелось разговаривать.
– Как почему? Ну, помнишь, дар, у нас в Птибудоште? У нас, если дорога идёт в разные стороны, на ней всякие знаки ставят. Помнишь?
– Помню, дарагая, пре-красно помню! «Магазин “Тысяча Пустяков” – налево. Дорога к ратуше – прямо, но она на ремонте, к ратуше лучше пройти по улице Весны». Да? Тебе таких знаков не хватает, дарагая!?
Эли запнулась. Она злилась на подругу, хотя ужасно не любила ни на кого злиться. И видела, что Лю́си сама собой недовольна – понимает, что Эхо не просто так пугало и фыркало. Но от злости не было никакого толку, она только мешала думать, крутилась перед глазами, последние мысли распугивала. И от этого Эли и Лю́си злились всё больше. И ещё больше. А когда злости стало слишком много, они даже на неё умудрились разозлиться и хором крикнули: «Ну, всё, хватит!»
Потом успокоились. Эли первая улыбнулась:
– Ладно, дар. Придется нам все пути пробовать.
– Как это все?
– Просто! По очереди. Начнем с левого.
– А почему с левого?
– Ну, если хочешь, начнем с правого, только они все одинаковые. То есть сейчас одинаковые, пока мы не знаем, что будет, если направо пойти, если налево, где здесь коня потеряешь, а где коня найдёшь.
Лю́си тоже перестала злиться и смешно вытянула губы:
– А может, вернемся и спросим у этого дурацкого Эха, какой путь правильный?
Рядом с ними кто-то громко фыркнул, а Эли грустно покачала головой:
– Нет. Ты же сама знаешь, что опять начнёшь с ним ругаться.
Лю́си опять почесала нос, насупилась и ничего не сказала.
Подруги перебрались на левую ветку лестницы, перебрались очень осторожно, потому что здесь ступеньки вверх не тянулись и вниз не тянулись, а просто шли вперёд, будто кто-то положил лестницу между двумя высокими домами – по такой лестнице страшно ходить. И девчонкам было страшно, но только наполовину: из-за темноты не было видно, долго им так шагать или не очень? И ещё не было видно, что там под лестницей – далеко лететь, если упадешь, или не очень? Страшно было наполовину, и потому подруги почти не боялись, перешагивали, раскинув руки в стороны – чтобы лучше держать равновесие.
На этот раз Эли первая шла, а виноватая Лю́си вслед за ней перескакивала по ступенькам. Лестница тянулась вперед, но потом быстро пошла вверх и опять закончились. Она привела подружек в настоящий подземный ход: такой длинный, такой круглый, такой гладкий – даже странно было, куда все подземные неровности пропали. Стенки тускло блестели при свете фонариков, они были матово-белые, очень красивые, с красными прожилками.
Но девчонки смотрели на эту красоту ровно две секунды. Потому что ровно через две секунды поняли, что этот ход был не просто кругло-гладко-длинным. Он был жутко скользким, будто его маслом намазали! Да! Как будто кто-то недобрый взял и намазал маслом не только пол, но и стены, и потолок – девчонки до него руками доставали. И ладошки скользили по гладкому потолку, пытались ухватиться за стены, но не могли, не за что было схватиться. И ноги тоже проскальзывали, разъезжались в стороны, как у малых телят.
Пробираться по этой трубе было ужасно трудно, ноги не слушались, руки не помогали. Здесь каждая стена незаметно стекала в пол, пол поднимался в другую стену и дальше – в потолок. И так по кругу, по кругу – голова кружилась, и стоять на месте было нелегко, а шагать – очень непросто. Девчонки чуть не падали и потому руками резко дёргали и ногами, будто захотелось им дикий танец станцевать. Но как бы не было трудно, они медленно, шажочками, половинками, четвертинками упорно двигались вперёд, вперед. И, к счастью, труба оказалась не такой длинной. Она шла прямо, потом изогнулась, а за изгибом расширилась и вниз пошла. И девчонки съехали вниз, как с ледяной горки.
Съехали и сразу остановились, потому дальше горка-труба решила наверх подняться. Она словно издевалась! Или ей всё равно было – что вниз тянуться, что вверх. Но маленьким подружкам это было не всё равно, ох как не всё равно. Ладошки и кроссовки старались зацепиться за стенки и скользкий пол, но ничего, почти ничего у них не получалось. Хорошо, что новая горка была не совсем гладкая. На ней были маленькие уступы и бугорки – вот к ним ладошки, кроссовки, локотки и коленки еле-еле могли прилипнуть. И потому подруги всё же ползли вперёд и вверх – как черепашки, карабкались, сопели, пыхтели, чудом держались. Чудом! Но с каждым ма-леньким неза-метным дви-жением им становилось труднее и ещё труднее – даже не карабкаться, а просто держаться. А противная горка задиралась круче и круче, и девчонки боролись с ней, сколько сил было, боролись, но в какой-то миг не выдержали! Лю́си плюхнулись на живот, и стала отчаянно хватать руками – хоть что-то хотела схватить. И схватила, конечно, схватила Эли за ноги. И тогда Эли тоже плюхнулась, и девчонки быстро поехали вниз с горки ногами вперёд.
Фу-ух! Какое-то время они лежали, не шевелились, набирались сил, приходили в себя. Потом сели.