Страница 84 из 99
Генерал улыбался ему и кивал, но краем глаза видел, как в воротах на большом гнедом жеребце появился ротмистр Юнгер, а сразу за ним и знаменосец кавалеристов со знаменем в цветах герба Его Высочества. Юнгер, въехав в ворота и проехав немного, чуть притормозил, не зная, что ему делать дальше; он нашёл глазами генерала, а тот, уже не обращая внимания на бубнящего про нежную печень толстяка, стал махать кавалеристу рукой в сторону ближайшей улицы: езжай, езжай, болван, не останавливайся. Да ещё и сообразительный Дорфус подбежал к кавалеристу, что-то сказал и указал направление. Юнгер сразу пришпорил коня и поехал дальше, а за ним уже и весь его отряд под удивлённые взгляды стражников и возниц направился из ворот дальше в город. Толстый ротмистр оглянулся, увидал кавалеристов, а потом повернул лицо к генералу, и лицо это буквально кричало: да как же так? Но барон словно не заметил его удивлённого возмущения; он положил ему руку на плечо и заговорил:
— А знаете что, ротмистр. Очень мне захотелось попробовать этой печени, про которую вы мне рассказывали, — он говорил, а сам наблюдал, как в воротах уже появились арбалетчики герцога во главе со своим старым ротмистром. — И для укрепления боевого товарищества я приглашаю вас и всех офицеров городской стражи в этот трактир… Как вы его назвали…
— «Ласковая Анхен», — буркнул толстяк; настроение у него явно ухудшилось, теперь он уже не отрывал взгляда от входящих в ворота, которые он должен был охранять, каких-то непонятных, но очень хороших солдат.
— Передайте господам офицерам, что я приглашаю их всех.
Тут уже появился и полковник Брюнхвальд, он подъехал к генералу и ротмистру и учтиво поклонился им обоим.
— Полковник Брюнхвальд, — представил генерал своего начальника штаба, — а это ротмистр Кохнер.
— Очень рад, ротмистр, — сообщил Брюнхвальд. А толстяк озирался по сторонам, видимо, опешив от всего происходящего, и даже не ответил ему. Он был поглощён видом входящей в город пехоты, а за ней и бравых стрелковых сотен из Эшбахта, замыкавших колонну. Стрелки под удивлёнными взглядами местных уже прошли в ворота и под бело-голубым знаменем, под барабанный бой, проходили мимо ротмистра.
— В общем, передайте всем вашим офицерам, что я жду их сегодня на ужин сразу после вечерней службы, пусть приходят в «Ласковую Анхен», — генерал отвернулся от толстяка, не дождавшись от того ответа, и крикнул: — Фон Готт, коня!
Хельмут Вайзингер был невысоким и худощавым человеком лет тридцати пяти или немногим больше. Одежду Вайзингер имел небогатую, вид — чистенький, скромный. Часто, немного суетливо крестился, и к месту, и не к месту поминая святых и писание. А должность человек занимал немалую, это был смотритель имущества Его Высочества Карла Оттона Четвёртого в городе Фёренбурге и окрестностях. И ему по должности полагались помощник и бухгалтер. Помощнички стояли поодаль и глаз боялись поднять на сурового генерала. Отдувался, как и положено, старший.
— Ну, — Волков смотрел на него пристально, — соизвольте отвечать, куда делись лежаки из бараков? В бараках должно быть лежаков двухъярусных на шестьсот солдат. Где они все? У вас их едва и на сотню наберётся?
— В комнатах для сержантов также должны быть верхние полати, кровати и столы со стульями, а в комнате дежурного офицера — ещё и хорошая кровать и также стол и стулья. Посуда для господ офицеров где? — подливал в масла в огонь майор Дорфус, зачитывая всё это из списка имущества. — Также должна быть и кухонная посуда, котлы, кочерги… И вон ещё сколько всего, — он потряс списком перед носом смотрителя. — А ещё этот господин отказывался вести меня сюда, а потом и сбежал, закрылся в доме и холопам велел говорить, что его нет дома. А жена его бранилась на нас из окна.
Волков повернулся к мошеннику. Но смотритель опять ничего не ответил, лишь вздохнул и набожно перекрестился, наверное, надеялся, по глупости своей, отмолчаться. Но отмолчаться у него не получилось бы, всё дело было в том, что генерал понимал: герцогом на него возложены очень большие надежды, которые он должен был оправдать во что бы то ни стало. Требования сеньора к нему были очень высоки, а значит, никаких пренебрежений в этом предприятии он допускать не собирался. Барон пошёл вдоль длинного и холодного, плохо освещённого помещения, которое почти под потолок было завалено мешками с чем-то сыпучим, огромными тюками вонючей, ещё не обработанной овечьей шерсти, бочками с дёгтем, с уксусом, с капустой. Дорфус и Хенрик шли рядом и несли лампы. Тут было темновато, так как окна в бараках были малы, а день был по-январски хмур.
Крепкое и большое каменное здание было до потолка завалено кучей всяких нужных и дорогих товаров. Волков даже представить не мог, сколько всё это стоит. Он остановился у кучи крепко связанных хомутов. Хороших хомутов. Генерал не сомневался, что сложенное в бараке стоит десяток тысяч талеров. А может, и больше. Он обернулся к смотрителю:
— Полагаю, раз это имущество хранится тут, значит и принадлежит всё это гербу Его Высочества?
Тут уже господин Хельмут Вайзингер не выдержал и, подбежав к барону, молитвенно сложил руки и произнёс тоненько:
— Господин генерал, умоляю. То товары чужие.
— Что вы пищите? — поморщился Волков. — Ну-ка рассказывайте! Что? Разобрали лежаки, дерево продали, а помещение теперь сдаёте под склады?
Хельмут Вайзингер только вытаращил глаза в ответ, И Волкову было лень с ним общаться. Да и противно. Но разговор нужно было закончить:
— Я с вами возиться не намерен, я вас арестую и под хорошей стражей отправлю вас в Вильбург, а чтобы вам не было скучно в пути, отправлю и этих, — Волков кивнул в сторону двоих помощников проходимца. — Они как увидят калёные щипцы в подвалах замка, они про вас всё и расскажут, — генерал чуть надвинулся на дрожащего Вайзингера, — запоют так, что судебные писцы не будут поспевать за ними. Всё расскажут. Уж и не знаю, что вам присудит фогт за ваши шалости.
— Так вышло…, — пролепетал смотритель. — Содержание скудно, приходилось придумывать… Для достойного жития. Как-никак, а я представлял тут Его Высочество.
— Для достойного жития? — Волков смотрит на него с неприязнью: гадкий червь. Когда его офицеры прикарманивали часть казённого серебра при найме солдат, то для него казалось естественным и нормальным: люди собирались идти на войну и там рисковать жизнью; но это выходило за рамки его понимания. Но тут у него в голове мелькнула мысль, что этот пройдоха поможет ему разобраться в городских делах. Барон недолго размышляет, а потом спрашивает: — Наверное, это товары местных купчишек?