Страница 64 из 64
— Войну Теодорикту?
— После поединка с Мантикором остались твоя сабля и вещи, а сама ты точно под лед провалилась. Я решил, что по доброй воле ты не рассталась бы с оружием. Решил, Теодорикт похитил тебя в отместку за Мантикора.
— Но почему именно он?
— Арл Годерикт навел меня на эту мысль. Получается, хитрый северянин воспользовался возможностью свести моими руками личные счеты?
— Похоже, что так.
Мы осторожничали, говоря друг с другом. Я не спрашивал, где она была, что делала, скучала ли. Я и так знал ответы. Ее возращение стало тем недостающим фрагментом, который позволил сотне слов и недомолвок, действий, событий сплестись в единое полотно. Я видел его также ясно, как узор Небесного Ткача на ночном небосводе. Сколько раз в надежде на чудо вглядывался я в каждое встречное лицо! Точно кто-то подсказывал мне искать ее среди толпы. И верно: укрытая магией, она стояла в день коронации у городских ворот, неся с собой запах полуденных трав и летнего зноя.
И тогда я начал говорить сам, стремясь причинить себе боль прежде, чем это сделает она.
— Ты просто ушла, верно? Оставила саблю, чтобы я был уверен, что ушла ты не по собственной воле. Чтобы перевернул небо и землю в твоих поисках. Чтобы совершил возможное и невозможное ради твоего возращения. Вела меня, точно пса, на сворке моих чувств!
— Ты на меня в обиде?
На что мне было обижаться? На то, что, движимая непонятными идеалами и паче того — слепой верой в наставника, она указывала мне дорогу к трону? Или на то, что она дарила мне свое тело — расчетливо, подачкой, ношеным платьем с плеча, не испытывая и сотой доли тех чувств, что я питал к ней? Или на то, что она исчезла из моей жизни, освобождая в ней место для другой женщины? Вряд ли это были поступки, в которых ее справедливо винить. Но сердце и разум говорят на разных языках.
— Тебе достаточно было отказать мне.
— А после ты согласился бы стать королем?
— Ты этого добивалась, да? Всеми своими действиями, даже своим телом, точно… Ты истинная ученица лейб-мага! — с горечью сказал я и вспомнил, как такие же слова говорил Драко. Воин оказался прозорливее меня! Обида все-таки прорвалась, хлынула желчью. — Будь проклят Альхаг, своим колдовством управляющий нами даже из могилы!
Сагитта не преминула вступиться за наставника:
— Не упрекай его. Для проявления Королевского дара необходим добровольный союз двух лиц королевской крови, освященный церковью.
Я вскинулся:
— Ты хочешь сказать, что моим отцом был король? Да скорее черт затрезвонит благовест на колокольне!
Колдунья оставалась спокойна:
— Насколько я знала сира Макса, он вряд ли мог быть твоим отцом. Скорее я бы подумала на герцога Орли. Но вероятнее всего, имелась побочная ветвь от бастардов прежних владык.
— Что же побудило тебя вернуться теперь, когда все сложилось, как вы с Альхагом хотели? Нет, молчи, я отвечу сам. Ты желаешь, чтобы я и дальше шел по указанному пути, и готова направлять меня, коли сверну не туда. Ну, скажи теперь, что я неправ!
— Если попросишь, я уйду и больше не потревожу тебя.
Гордость подсказывала мне согласиться, и навсегда обрести покой от бередивших мою душу чувств. Но много ли стоит гордость перед голосом сердца? Перед днями, отравленными чувством вины? Перед страхом не видеть ее, не знать, что с нею, не иметь возможности подать ей руки в минуту невзгод? Да плевать я хотел на вечность, не озаренную светом ее глаз! В конце концов, благодаря Сагитте я сделался королем. Будет справедливо, если она разделит со мной бремя власти.
— Место придворного мага свободно. Я не знаю лучшей кандидатуры, чем ученица Альхага — единственного мага, сумевшего колдовать без головы.
Что ведал Альхаг? Насколько глубоко мог он обратить взор в прошлое, как далеко провидел грядущее? Управлял ли лейб-маг судьбой или же, как и обычные люди, был пешкой в ее руках? Ответа на этот вопрос мне не получить никогда. У меня сложилось определенное мнение, основанное на обстоятельствах и знании характеров главных действующих лиц этой истории, свидетелем и исполнителем которой я стал. Но прав или нет, я узнаю наверняка лишь за той чертой, которую перешел лейб-маг и из-за которой ныне он взирает на нас. А оттого я не стану предавать свои домыслы на суд общества. Вера не терпит полутонов: лишь незапятнанный идеал достоин поклоненья; соприкоснувшись с грязью бытия, скованный рамками необходимости, замаранный причинностью и следствиями, он навсегда утрачивает блеск. Да простится мне эгоизм, который не позволяет остаться в людской памяти королем, развенчавшим легенду.
Послесловие
Король Ариовист Первый правил с 44 года и отрекся от трона в пользу своего старшего сына в 76 году. Современники отзывались о нем как о человеке, в любых обстоятельствах державшим себя в руках и вместе с тем удивительно тонко чувствовавшим собеседника. Он снискал уважение подданных как блестящий политик, справедливый судия, мудрый законодатель и заботливый устроитель королевства. В отношении магии он продолжил политику своего отца. Ариовист остался первым и единственным в истории королем, при которым должность лейб-мага занимала женщина.
На парадных портретах перед нами предстает человек с красивым волевым лицом, умными устремленными на зрителя глазами. В Портретной галерее есть несколько полотен, где Ариовист изображен либо в окружении семьи, либо на троне вершащим судьбу королевства. Но имеются и другие портреты. Они хранятся в потаенных кладовых, под пылью и паутиной. Черты лица короля на них не столько правильны, но куда как более живы. На этих портретах рядом с королем нарисована пантера, что дает основания историкам считать их художественным вымыслом, поскольку королева Нинедетт не одобряла клеток, и все животные, содержавшиеся в бестиарии короля Максимилиана, во время правления его сына были отпущены или подарены.
Относительно лейб-мага короля Максимилиана известно лишь то, что он исчез после смерти своего сюзерена, никаких иных свидетельств о нем, кроме легенд да этой рукописи не сохранилось.
Dixi, 2016