Страница 1 из 64
Дьяченко Наталья
Цветок смерти, или Правдивая история Рас-Альхага, единственного мага, который умел колдовать без головы
Книга первая. Лейб-маг его величества
I. Роковая встреча
Ну, во-первых, и навсегда: никакого Рас-Альхага не было. Его звали Альхагом, Альхагом и точка. Это уже потом какой-то умник из писарской братии приставил к имени его Рас — отрубить бы ему эту самую рас на раз! В остальном же легенды не врут: Альхаг воистину был величайшим магом среди живущих, и это может подтвердить вам тот, кто стал свидетелем последнего его колдовства, за которое он расплатился наивысшей ценой.
Матерью колдуна была женщина из племени гвинотов или, как сами они называли себя, наездников ветров. Говорят, при дворе происхождение Альхага не сильно бросалось в глаза. Не буду врать, я не видел его придворным, но в той поездке он нарочно выставлял напоказ свои варварские корни: длинные волосы его были забраны хвостом на макушке, отдельные пряди заплетены тончайшими косицами с бубенцами, которые позвякивали при ходьбе, в ухе качалась серьга, а глаза колдун подводил угольно-черным, как делали это наши местные красотки. Но будь я проклят, если хоть в чем-то Альхаг походил на бабу! Маг на целую голову возвышался над толпой, был плотен и широк в кости, однако без лишнего жира. У него был довольно изящный для мужчины нос, тонкая и резкая линия рта, нижняя челюсть его выдавалась вперед, обозначая целеустремленность и недюжинную волю.
Впервые я увидел их на рынке. Воины числом четверо, они шагали, бряцая оружием, и люди сами спешили убраться с их пути. Произошла наша встреча не сказать, чтобы мирно. Мы с ребятами, такими же беспризорниками, поспорили, и черт дернул меня заключить пари, перевернувшее дальнейшую мою жизнь. Но обо всем по порядку.
Городишко на отшибе Дневных земель, в котором я родился и вырос, был не шибко велик, однако в ту пору мне, четырнадцатилетнему, он казался едва ли не центром мирозданиям. Неторопливый, как и все провинциальные города, с сонными окраинами, с узкими улочками, где дома жались друг другу и почти смыкались верхами, отчего внизу царила постоянная темень; с мрачными подворотнями и глухими тупиками, которые перед человеком знающим охотно открывали второе дно. Улицы крестом сходились на главной площади, в центре которой в полном согласии с градостроительным уставом высился храм, а вокруг гудело торжище, привлекая самый разномастный сброд.
Мы с ребятами отирались в толпе зевак, когда четверка воинов привлекла наше внимание. Мужчин сопровождала женщина с саблей на боку, одетая по-наемничьи в брюки и просторную рубаху, и еще мальчишка, мне ровесник. Этот напротив разряжен был в пух и прах, и тоже при мече, издалека видно клейменном. Воины закупали провиант и лошадей, а женщина с лорденышем стояли поодаль.
— Вот бы запустить руку к нему в кошелек! — мечтательно глядя на мальчишку, протянул Проныра.
Свое прозвище он получил за необычайную юркость и способность пробраться хоть в заброшенный подвал, хоть в хранилище за семью засовами.
— А то! — поддержал Проныру Везунчик. — Уж в таком-то кошельке золотишка не счесть: и звонкие господские аврумы, и полновесные королевские солнцеликие, бери — не хочу.
— Экая невидаль облапошить юнца! Зуб даю, у него лишь тусклые медяки созвездий да серебро достоинством не выше полулуня, а луни и золотишко осели у его дружков, — отозвался я.
Не без гордости отмечу, что ребята безоговорочно признавали меня самым умным в нашей компании.
— С чего ты взял, Подменыш?
— Да взгляните вы на него! Стоит, ворон считает, а вояки люди серьезные, не станут они доверять богатств растяпе.
Каким бы ни был лорденыш, только четверо воинов ограждали его от толпы своими спинами, да и ряженая женщина следила за ним ревностно, точно волчица за неразумным детенышем.
— Зуб даю, солнецеликие у здоровенного как башня варвара, который с хвостом на макушке, — продолжал я.
— Может, и у башни, да связаться с таким — беды не оберешься, — рассудительно ответил Проныра.
— Струсил, да?
— Не струсил, а осторожничаю.
— К чертям твою осторожность! Эй, да они уходят, и уносят на поясе наше золото! — воскликнул я, заметив, что воины закончили расчеты и собрались покидать торговые ряды.
Меня переполнял азарт. Из-за этого азарта я частенько влипал в неприятности, но столь же часто срывал хороший куш. Ему же я был обязан репутацией, заслуженной среди уличного братства.
— Спорим, я подкачу к этой башне так, что она не шелохнется!
— Да ты чокнутый! — покрутил пальцем у виска Везунчик.
— Не трусь, твое дело — сторона, ты ничего не теряешь, — подзуживал я его. — А если проиграю, получишь мой удачливый крош.
— Не лез бы ты к ним, Подменыш. Ты им не ровня, — попытался остудить мой пыл Проныра. По-хорошему к его совету следовало бы прислушаться, но меня уже сорвало.
— Это я-то не ровня?! А кто бриллиантовое колье у знатной дамы прямо с шеи стянул?
Об этой истории в нашем городке судачили всю зиму, пока новой пищи для сплетен не нашли. Мол, дерзкий воришка, минуя сотню вооруженных рыцарей и свиту, сдернул с шеи благородной дамы бриллиантовое колье. Воришку искали: подняли на ноги стражу, назначили награду за его голову. Тщетно — негодяй как в воду канул. А вы бы не канули, кабы на вашу поимку снарядилась целая рать?
Разумеется, большая часть болтовни была самым настоящим враньем: никаких рыцарей около дамы не крутилось, из свиты была лишь парочка слуг, которых отвлекли Проныра с Везунчиком, да и камни оказались подделкой. Но после кражи с нами стали считаться, так что я кричал об охране и бриллиантах громче других. Признаться, тот случай добавил мне изрядную долю зазнайства. И теперь я почувствовал вызов своему мастерству.
— Смотрите же и учитесь! — бросил я приятелям, направляясь к воинам.
Жертвой я выбрал одного из спутников башнеподобного варвара, ибо пренебрегать осторожностью все-таки не стоило. Этого воина отличали горбатый нос, который к старости наверняка загнется крючком, перекошенный на сторону рот и по-птичьи круглые глаза под широкими дугами бровей. Облачен он был в кольчугу на кожаной подкладке, которая доходила ему до середины бедер. На поясе его висели меч в деревянных ножнах и кошель, занимавший меня куда больше.
Сжимая в левой руке свой удачливый медный крош, правой я коснулся плеча вояки.
— Простите великодушно, доблестный рыцарь… — пролепетал я заискивающе.
С внешностью мне повезло, вид у меня был самый что ни на есть располагающий, а актерское мастерство я оттачивал перед отполированным до блеска медным блюдом, когда оставался один, чтобы не засмеяли приятели. Смех смехом, но я-то видел пользу от своих упражнений.
— Пшел прочь, щенок, — отозвался рыцарь в обычной для обращения к простолюдинам манере речи.
— Быть может, подскажете мне, беспутному, у кого из оружейников приобрели вы сей редкостной красоты клинок?
— Что за ересь ты несешь! Кому сказано, убирайся прочь!
Возвысив голос, воин оттолкнул меня. Однако этого короткого разговора хватило, чтобы я успел сделать надрез на его кошельке и выудить оттуда пару монет. Наощупь я определил, что оказался прав — монеты были достоинством не меньше солика. Моя жертва не заметит пропажи, а нам с ребятами с лихвой хватит на несколько месяцев безбедной жизни. Да что там безбедной, мы окунемся в роскошь!
Беда пришла оттуда, откуда я ее совсем не ждал. Женщина, опекавшая лорденыша и доселе казавшаяся равнодушной к происходящему, вдруг резким движением ухватила меня за руку и вывернула запястье до хруста. Я взвыл от боли и рухнул на колени.
— Браго! Парень обокрал тебя.
— Не выдумывай, Сагитта, — воин потянулся-таки к поясу, проверяя кошель, и — вот черт! — заметил, что тот порезан.
— Да он мне кошель порезал!
— Нету у меня ножа… — заскулил я.