Страница 15 из 23
– Ну, – смеются, – уморил! С метлой да против копий! Безусый да супротив закалённых воинов! Голова курчава, да очень дырява. Куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй! Дунь на тебя, ты и рассыплешься! Ха-ха-ха!
Не вытерпел Бова королевич таких насмешек, пришпорил пятками коня, поднял метлу и понёсся сломя голову в самую гущу хохочущих воинов. Не успели они и ахнуть, как взмахнул Бова королевич метлой. Пошла метла мести. Пройдётся по рядам разок – десяток супостатов* скосит. Просвистит другой – так и двух десятков как не бывало. Хватились воины мракобруновы, да поздно. Вихрем носится по полю Бова королевич, грозой на них налетает, молнией мелькает его метла. Часу времени не прошло, а уже поле покрыто мракобруновыми воинами, что скошенной травой.
Дошёл до Мракобруна слух о том, как потешается за городом Бова королевич. Пошёл он к Зензевею Андроновичу и сказал ему:
– Государь, прикажи унять своего Коровятника, не то он всех моих воинов покалечит. Пошли ему приказ, чтобы оставил потехи воинские и немедленно вернулся домой. Не то я сам выйду против него, тогда уж несдобровать этому Коровятнику.
Услыхала такую угрозу княжна Дружневна и тоже взмолилась:
– Государь мой батюшка, не гневайся, прикажи ему вернуться.
Желание княжны было исполнено. Послал Зензевей Андронович гонца с такой грамотой:
«Повелеваю холопу моему Коровятнику покориться и поворотить коня своего головой к городу, хвостом к полю ратному. Князь андроновский Зензевей»
Не мог ослушаться такого грозного приказа Бова королевич. С досадой повернул он коня мордой к городу, а хвостом к полю ратному и поскакал домой, так и не побивши до конца рать мракобрунову. Только не пошёл он ни во дворец князя, ни в палаты княжны Дружневны. А отправился прямо в конюшню. Поставил на место метлу, завёл конька своего в стойло, а сам залёг спать. И заснул он таким богатырским сном, что целых девять дней и девять ночей не могли его разбудить, как ни трясли, ни теребили.
Сказ шестой.
Толстобрюх и Лукопёр
Беда не приходит одна. Пока спал беспробудным богатырским сном Бова королевич на соломенной подстилке на конюшне, подступил к стенам города салтан Лукопёр с несметным войском. Страшного вида был этот воин. Силы немыслимой – сто пудов одной рукой поднимал. Росту огромного, голова была с большой пивной котёл, в плечах косая сажень, а между глаз ладонь лежмя укладывалась. И прозывался он по своей силе и огромности Толстобрюхом.
Был тот Лукопёр Толстобрюх одним из женихов княжны Дружневны. Добром не получил он её руки, так решил силой завоевать. Стал он угрожать Зензевею Андроновичу город спалить, жителей его в полон увести, а самого князя вместе с укрывшимся за стенами Мракобруном заковать в кандалы. Стал князь Зензевей думать думу крепкую. Подумал, подумал, да и решился. Собрали они вместе с Мракобруном, зятем его наречённым, всё войско, какое нашлось в городе, и выступили за ворота. Но малой горсткой казалось войско Зензевея перед несметными тучами воинов лукопёровых. Да и сам Толстобрюх целого войска стоил. Не стал он выдвигать вперёд отборные свои отряды, а вышел на бой один. Смеясь над ничтожными силами своих неприятелей, салтан Лукопёр не удостоил даже сражаться с ними как следует, а обратил копьё своё тупым концом и принялся поражать целые тысячи. Не выдержали такого напора воины князей Зензевея и Мракобруна, показали грозному противнику свои спины и хвосты коней и бегством спаслись за крепкими стенами города. А самих князей Лукопёр Толстобрюх вышиб из седла, и повалились они на землю, как два снопа. Заковали их в цепи и бросили в пустой шатёр.
Стал под городом Лукопёр, решил взять его осадой. А Бова королевич всё спит сном непробудным, ни шума битвы, ни конского ржанья, ни плача жён городских не слышит. Пришла тогда на конюшню сама княжна Дружневна, ласково погладила Бову королевича по волосам, тот разом и проснулся.
– Долго ты спишь, Коровятник, – сказала ему печальная княжна, – не знаешь, какое несчастие, какая беда свалилась на нас. Под город подступил страшный богатырь Лукопёр. Побил он множество нашего войска, а батюшку моего – твоего господина князя Зензевея Андроновича в полон взял. Хочет этот противный Толстобрюх на мне жениться.
Как прослышал те последние слова княжны Бова королевич, так и вскочил на ноги. Глаза его горели гневом, брови грозой сошлись, пальцы сами в кулаки сжались.
– Государыня, прекрасная княжна Дружневна! – воскликнул он. – Дозволь мне выехать в поле ратное, побиться и померяться силами с Лукопёром. Отобью я у этого Толстобрюха охоту приходить к нам в другой раз, обижать моего благодетеля князя Зензевея Андроновича, за тебя, княжна, свататься.
Попыталась Дружневна отговорить его от безрассудного боя, пугая и силой, и несокрушимостью Лукопёра, но стоял на своем Бова королевич, мол, решился он выручить из беды её батюшку или положить за него голову свою. Нечего делать, согласилась княжна.
– В кладовых отца моего, – сказала она, – много лежит доспехов богатырских и мечей острых. И ещё есть в конюшне дивный конь. Стоит он по колена в земле, заперт за дверьми железными с запорами чугунными. Никто до сих пор не осмеливался объездить этого коня. Дожидается он руки богатырской, посвиста молодецкого. Сможешь его позвать – будет служить тебе верой и правдой. А зовут того коня Чёрный Вихорь. Есть в наших кладовых и заколдованный меч-кладенец. И зовётся он Меч-Голова-С-Плеч. И нет на белом свете меча лучше этого.
Связавши так, приказала княжна отомкнуть княжескую кладовую и принесла Бове королевичу доспехи. Двенадцать человек несли богатырские латы. Двенадцать человек несли шлем пернатый. Двенадцать дюжин человек несли меч-кладенец. Одной рукой, словно пёрышко, поднял этот меч Бова королевич, надел шлем пернатый, облёкся в богатырские латы. Потом вышел на середину двора и свистнул посвистом молодецким. Услышал тот посвист неукротимый конь Чёрный Вихорь, ударил грудью в двери железные, сломал запоры чугунные и встал перед Бовой, как лист перед травой. Бова королевич стал охорашивать коня, погладил его по спине, по крутой шее. Заржал весело Чёрный Вихорь, засверкал глазами, затряс своею волнистой гривой. Почувствовал он руку богатырскую. А Бова королевич оседлал его и уж было собрался ехать в поле ратное, да прекрасная Дружневна взяла коня за повод и остановила Бову.
– Едешь ты на дело ратное, на побоище смертное, – молвила она, – и не известно со щитом вернёшься или на щите*. Вдруг сложишь там голову, а я про тебя правды так и не узнаю. Скажи, какого ты роду, звания, как твоё имя. Не верю я, что прозываешься ты, богатырь славный, Коровятником.
– Ладно, – согласился Бова, – расскажу я тебе, княжна, всю правду-истину, но прошу тайны этой до поры до времени не открывать никому. Зовут меня Бова королевич, а роду я княжеского, отец мой славный князь Гвидон, а матушка – прекрасная Милиса Вездевуловна. И стольный град мой – Антон.
– Ах, – воскликнула княжна Дружневна, – не обманули меня мои догадки!
Потом она застыдилась, закраснелась и, потупив
очи, молвила:
– За твоё признание, милый Бова королевич, заплачу и я словами безыскусными. Не посмейся надо мной, храбрый витязь, но люблю я тебя всем моим девичьим сердцем. И не соглашусь выйти замуж ни за кого, кроме тебя. Если, конечно, ты сам того пожелаешь, – добавила она и вздохнула трепетно.
Склонил голову Бова королевич и отвечал ей почтительно:
– Красота твоя, княжна, несказанная, нельзя не любить тебя. Я не смею и мечтать о тебе. Но что будет, то и будет, а теперь я должен поспешить на помощь твоему батюшке – моему благодетелю, князю Зензевею Андроновичу.