Страница 10 из 23
– Ой, да моё красно солнышко,
В поле скошена травонька
Да недозрелая яблонька,
Ты куда да сподобился,
Ты куда да снарядился?..
Опустил голову Владимир Мономах. Тяжко ему. Не сумел оборонить землю родную от злого нашествия. Да ещё и брата любимого не уберёг. И клянётся себе Владимир Мономах, что соберёт рать со всей Руси и отомстит ворогу за всё горе людское.
Только не один год прошёл, прежде чем смог сдержать своё слово Владимир Мономах. И не два. А все десять.
Чей лагерь хитрее
Апрельское небо в голубых оконцах. И на просёлках голубые оконца луж. Повсюду суетится весенняя птица грач. Здесь только что прошла конная дружина киевского князя Святополка. А за ней следом – дружина Владимира Мономаха Переяславского*.
Так и тянулись грачи да галки пёстрым облачком за конями до самого Долобского озера*, до урочища с одиноким дубом, под которым поставлен был шатёр. Просторный, с красным верхом. Застлан внутри дорогим ковром. Собрались в шатре на совет старшие дружинники с князьями во главе. На одном ковре сидят. Одну думу думают.
Старые воины помнят свою горькую неудачу на Стугне реке в ту давнюю весну. Страшно им ещё раз такой позор претерпеть. Ищут они отговорки, оправдания.
– Не годится теперь, весною, в поход идти.
– Погубим пашню, посев, лошадей.
Владимир Мономах резко встал. Широким плечом задел срединный столб шатровый.
– Дивлюсь я, дружина, – сказал он с напором. – Лошадей, на которых пашут, пожалели. А почему не подумаете о том, что вот начнёт пахать смерд, а набежит половчанин, стрелой его достанет. Лошадь его возьмёт. Село спалит. Детей и жену в полон уведёт, – он горько усмехнулся. – Лошади вам жаль. А самого пахаря не жаль?
Сел Владимир Мономах, и наступила тяжёлая тишина. Молчит Святополк. Молчит дружина его. Молчат и дружинники Владимира. Нелегко сказать последнее слово. Снова поднял голову Владимир Мономах.
– Вы меня знаете. Не раз наезжал я на половецкие вежи*. И бил ворога. И мир заключал. И снова бил, коли тот мир нарушали. – Он поднял перед собой руки. – Вот этими руками коней диких ловлю в пущах и на равнинах и связываю их живыми. Но ни своей удалью, ни своей силой похваляться сейчас не хочу. А силой всей Русской земли. Не одни на этот раз биться будем. С нами дружина Давыда Святославича и Давыда Всеславича, и Мстислава, внука Игорева, и Вячеслава Ярополчича, и Ярополка Владимировича. Вместе одолеем поганых раз и навсегда.
И поднялся Святополк.
– Вот я уже готов, – просто сказал он.
Над котлом поднимался пар. Серый просяной отвар булькал и пузырился. Урусоба – самый старый из половецких князей взял горсть мелко нарубленного мяса и швырнул в котёл. Отблески костра заиграли на его гладко бритой голове, делая её похожей на небольшой медный котёл, слегка помятый и бугристый.
За Урусобой, как по сигналу, бросили по очереди свою горсть мяса остальные половецкие ханы. Кчий. Арсланапа. Китанопа. Куман. Асуп. Ченегрепа. Сурьбарь. Бельдюзь.
Узкими щёлочками глаз Урусоба оглядел всех. Треугольное его лисье лицо ничего не выражало. Только твёрдые губы под скобкой усов напряглись.
– Идёт на нас Русь, – сказал он отрывисто. – Войной идёт.
– Йэх! – радостно взвизгнул молодой хан Куман.
Урусоба остановил его поднятой рукой.
– Крепко будет биться Русь с нами. Много зла причинили мы их земле. Просить надо мира у Руси.
– Йэх! – снова выдохнул Куман, но уже злоба слышалась в его голосе. – Боишься Руси, Урусоба? Ты боишься, а мы – нет!
– Верно, – поддержали его Асуп и Кчий. – Перебьём этих, не останется больше воинов на Руси.
– Пойдём тогда в ихнюю землю. Завладеем городами. Кто, скажи, защитит от нас их жён, их дома? Большой полон возьмём, хорошую добычу.
Урусоба презрительно усмехнулся.
– Не боюсь я Руси. Только хитрость нужна. Пошлём сначала крепкого мужа нашего Алтунопу. Пусть немногим отрядом разведает силу Руси. Сколько полков. Как идут. Где их можно врасплох застать.
– Йэх! – одобрительно вскрикнул Куман и низко склонился перед Урусобой.
Густая мясная пена выплеснулась из котла в костёр. Зашипели уголья. Дым взвился к небу. Ханы половецкие молча сгрудились вокруг варева, зачерпывая его серебряными ковшами.
Чья сторóжа вернее
Белые паруса ладей скользят на быстрине у Хортицы*. Вот уже и пороги. Пенится вода, закручиваются жгутами тёмные струи. Дальше ладьи не пройдут. Выходят ратники на берег. Те на коней садятся. Эти пешие.
Степью по влажным ковылям шли и шли русские дружины. День. И два. И три. Нет половцев. Затаились? Или совсем ушли? Послал Владимир Мономах вперёд от своей дружины сторóжу* – самых лучших, самых крепких богатырей. Разведать осторожно, где половцы, далеко ли? Посторожить русское войско от неожиданного набега врагов. И Святополк, и другие князья выслали во все стороны свои сторожи.
Тем временем рыскала по степи и половецкая сторожа хана Алтунопы. Немало удачных набегов совершил Алтунопа. Недаром про него сложили громкую песнь победы. Хитрый. Сильный. Быстрый. Арканом галку на лету повяжет. Саблей ветер перерубает. В густом перелеске поджидает Алтунопа дружину русскую. Появятся, и налетит он. Увлечёт за собой в степь. И перебьёт всех до единого. Потом с другой стороны налетит. Пока Русь до половецкого стана доберётся, он их пощиплет, будто сокол пичужек.
Но просчитался хитрый хан. Наткнулась на него сторожа Владимира Мономаха и тут же развернула коней вспять. Ага, трусит Русь! Разлетелись половецкие всадники – в погоню! За Русью! Йо! Йо! В пылу погони рассыпались по степи, не удержать, не собрать их Алтунопе. А со всех сторон уже налетают другие сторожи русские. Перехитрили хана. Его же хитростью взяли! Окружили. Перебили по одиночке. Последним пал непобедимый Алтунопа.
А на четвёртый день достигло русское войско размытых берегов реки Молочной. Владимир Мономах выехал вперёд. С холма увидел он, как быстро готовятся к битве половцы. Ставят в круг телеги, покрытые бычьими шкурами, будто круговой вал возводят. Внутри круга всадники. Впереди и вокруг лучники, стрелки. Встретят они нападающих тучей стрел, а потом раздвинут телеги, и вылетят на юрких конях степные вороны – половцы. А не удастся атака, быстро вернутся за сомкнутый круг телег.
Не раз и не два встречал Владимир Мономах в прежних своих походах неприступные тележные валы. Но и понимал он, что боятся половцы русских дружин, коли строят оборонительные валы. Не нападать готовятся, а защищаться.
И Владимир Мономах дал знак русским полкам. Грозной лавиной покатились русские дружины на половецкие круги. В одно мгновение их щиты превратились от воткнувшихся половецких стрел в круглых ежей. Но не остановились, не расстроились ряды русских ратников. Тогда раздвинулись телеги, и хотели было ринуться на русских половецкие всадники. Но и этого они сделать не успели. Ворвались дружинники в круг телег, рубили в тесноте половцев. Грудью могучих коней выбивали их из сёдел.
И пал хан половецкий Урусоба. И зарублен был Кчий. Затоптан конём Арсланапа. Сражён стрелой Китанопа. Убит тяжёлой палицей Асуп.
– Йэх! – успел выкрикнуть, умирая, Куман.
Ченегрепа пытался ускакать в открытую степь. Но упал со стрелой в спине. Сурьбарь, будто сухая груша, наколот был на копьё. И только Бельдюзь, льстивый и сладкий Бельдюзь остался жив. Он уполз под телегу. Там его и нашли. Привели к Святополку.