Страница 9 из 44
Отдергиваю руку и слышу громкие хлопки.
Поднимаю взгляд и встречаюсь с потемневшими глазами. Его глазами. Замираю на месте. Рядом все в той же позе, стоя на коленях, замирает Женя.
Отлепившись от дверного косяка, Дмитрий продолжает громко хлопать. Его лицо — непроницаемая маска.
— Я вижу, ты устроилась на новом месте. Женя, в мой кабинет.
На несколько томительных секунд повисает звенящая тишина.
— Живо! — командует опекун.
Девушка вскакивает и уносится.
— Будешь ругать? — смотрю, гордо вскинув подбородок. Уж что-что, а встречать наказания гордо я умею. Спасибо воспитателям!
— Нет, — он качает головой. — За что?
— За то, что повредила твою игрушку, — бросаю небрежно, а на самом деле хочу ужалить его больнее. Сама не знаю почему.
— Игрушку? — он удивлен. — Женю? Хм, она…
Он умолкает, не находя слов. А я чувствую, что попала в точку.
— Скажешь, ты не играл с ней? В босса и подчиненную? Хозяина и горничную? В…
— Хватит! — грозный рык, обрывает меня на полуслове. — Тебя это не касается!
— Меня это касается, пока такие вот Жени будут пытаться зажать меня по углам. Ты просто скажи мне, сколько их в твоем доме. Я хоть буду знать. А то пойду ночью в туалет, а они меня того…
— Я с этим разберусь!
— Конечно, разберись, — я вдруг вспоминаю надменное выражение лица его матери, когда она отдавала распоряжения прислуге.
Пытаюсь повторить его. С удивлением и радостью замечаю, как меняется лицо Дмитрия. Как на его щеках вспыхивает румянец. Как расширяются от удивления его глаза.
Он разворачивается на каблуках и широкими шагами направляется на выход. Молча.
Я выдыхаю.
На пороге он останавливается.
— Не племенная.
— Что? — не понимаю, о чем он.
— Не племенная внучка, а внучатая племянница.
— Да по фигу, — машу рукой.
В ответ получаю долгий пронзительный взгляд. Кажется, что он сканирует, пробирает меня до печенок.
— Ты принципиально не собираешься говорить правильно?
— Неа, — я вытягиваю губы и пропускаю между носом и оттопыренной губой прядь розовых волос.
Вид дебильный. Но это старая привычка.
Еще один долгий взгляд. И это мне совсем не нравится. Голубые глаза темнеют, брови сходятся на переносице.
— Мы не встречались раньше?
Приехали!
— Алле, Дима! Мы с тобой весь день только и делаем, что встречаемся! — стараюсь изобразить глупую улыбку.
А внутри все дрожит от страха.
Он хмурится.
— Через полчаса ленч, не опаздывай, — он все-таки выходит, прикрыв за собой дверь.
«И не забудь наказать Женю», хочется крикнуть ему вслед. Но я сдерживаюсь.
Обхватываю себя руками. Мне реально холодно.
Скидываю мокрые вещи. К своему удивлению нахожу ванную прямо за соседней дверью, в комнате. Вот это да!
Мне хватает двадцати минут, чтобы привести себя в порядок и переодеться.
Старые шорты и футболка напоминают о доме, как и домашние тапочки с цветными гольфами.
Выскальзываю из комнаты. Крадусь по коридору, размышляя, где искать столовую.
— Госпожа Екатерина желает отобедать? — гремит совсем рядом.
— Еп твою мать, — не могу сдержать ругани.
Прямо передо мной стоит мужчина средних лет в форменной одежде. Его руки прижаты к бедрам, вытянутые по швам.
— Ты чего подкрадываешься? — я хватаюсь за сердце.
Он смотрит на меня в немом изумлении, слегка приоткрыв рот.
— Желает, желает, — я понимаю, что сейчас мужик зависнет и надо срочно что-то делать. Хватаю его за руку и тяну. — Показывай, где у вас тут жрут.
Он молча и услужливо ведет меня вперед. Мы проходим несколько комнат, коридор и останавливаемся у двустворчатой двери.
Мужчина берется за ручки и распахивает передо мной двери.
— Прошу.
Бодрым шагом захожу в столовую и понимаю, что сейчас что-то будет.
Огромный стол заставлен блюдами и различной едой. Откуда-то с потолка льется тихая музыка.
Дмитрий с матерью о чем-то живо разговаривают. И когда он успел обсушиться и переодеться? Удивительно, как идет ему темная рубашка, подчеркивая широкие плечи и пронзительную голубизну его глаз.
Рядом сидит «бабуля». Строгий деловой костюм она сменила на струящееся платье.
На шее появилось колье, переливающееся в ярком искусственном свете. Она точно дома собралась ужинать?
— Приятного аппетита, — я замираю у входа, переступая с ноги на ногу.
Собеседники отрываются от разговора и замечают меня.
Глаза Нелли Эдуардовны увеличиваются до неприличных размеров и выкатываются почти на лоб.
Ее накрашенные алой помадой губы приоткрываются, но звука нет. Онемела…
Дмитрий бегло осматривает мой наряд, на несколько секунд дольше необходимого остановившись на моих голых ногах.
Я кожей чувствую, как он поглаживает их взглядом. На хрен я нацепила эти шорты? Одергиваю их руками.
А глаза опекуна темнеют. Смесь жгучего интереса и любопытства разгорается в них.
Чувствую, как по телу пробегает толпа мурашек.
Уголки его губ ползут вверх, хотя он и старается сохранить серьезное выражение на лице.
Меня немного отпускает. Может, и поесть дадут?
— Хм, кажется, я забыл предупредить Катю по поводу нарядов.
Его мать уже вполне пришла в себя. Ее лицо выражает холодное безразличие как и днем.
— Прошу, Екатерина, присаживайтесь.
Я осторожно усаживаюсь на краешек стула рядом с ней.
— Расскажите нам о себе?
— Что?
— Все. Нам интересно абсолютно все, правда, Дмитрий?
Я не поднимаю глаза от пустой тарелки, но чувствую на себе два тяжелых изучающих взгляда.
— Да, — вздрагиваю от глубокого мужского голоса. — Например, о чем ты думала, когда садилась в поезд?
Я все таки поднимаю взгляд, и свожу брови в немом вопросе.
— Или ты думала, что мы не узнаем? Глупо!
Гулко сглатываю. Страх резко поднимается внутри.
— тебе нужны деньги?
Они все узнали? Они поняли, что я самозванка?
Руки немеют. Мне резко перестает хватать воздуха. Холодный пот струится по спине.
Я открываю рот, чтобы рассказать все как есть.
— Почему ты ехала в плацкарте, а не в СВ? — звенит высокий женский голос. — Зачем сдала билет?
— Мне нужны были деньги, чтобы заплатить за квартиру, купить кое-что в дорогу, — я выдаю это все на одном дыхании, боясь поверить в свою удачу. — Кое-что по мелочам.
Нелли Эдуардовна изящным жестом подхватывает пузатый бокал с темной жидкостью.
А я не свожу глаз с Дмитрия. Сейчас, мне кажется, все зависит от того, поверит он мне или нет.
Руки подрагивают.
— Ты могла позвонить мне или адвокату и попросить.
— Я никогда ни у кого ничего не просила. И в будущем не собираюсь, — говорю негромко, но твердо, чеканя каждое слово.
Он сверлит меня сердитым взглядом. Но я не отвожу глаз.
Несколько секунд длится наше молчаливое противостояние. Его глаза темнеют, заполняясь вспыхнувшим зрачком. Ноздри нервно трепещут. Губы сжимаются в линию.
— Давайте выпьем за встречу, — словно разрезая электрические разряды между нами, раздается холодный голос «бабули».
Она элегантным жестом подзывает мужчину в форме.
Тот, не медля, заполняет мой бокал рубиновой жидкостью.
Я лишь на секунду перевожу взгляд на свой бокал и возвращаюсь к опекуну. Но он тут же подхватывает свой бокал.
— За встречу! — он поднимает пузатый бокал.
Следом свой поднимает «бабуля».
Я обхватываю бокал ладонью, боясь уронить, и поднимаю, чтобы «чокнуться» со «старшими».
Подношу тонкое стекло к губам, делаю большой глоток.
Теплая терпкая жидкость прокатывается по горлу и оставляет на языке кислющие послевкусие.
Не могу сдержаться и корчу рожу. Даже глаза зажмуриваю и высовываю язык.
— Что-то не так? — слышу тревогу в голосе опекуна.
— Бе, как вы пьете эту кислятину? Фу!
— Кислятину? — Нелли Эдуардовна не столько удивлена, сколько возмущена.
— Ага! Это ж отрава! Фу!