Покровитель для оторвы

— Аааа!!! — кричу и задыхаюсь своим криком…

Вскакиваю на постели.

Комната тонет в темноте.

Мое тело дрожит, холодный пот струится по спине. Откидываю за спину тяжелые пряди и глубоко дышу.

Опять этот сон.

Каждый вечер, засыпая, я не знаю, что увижу во сне: бледное лицо Кати в багровых разводах или горячего незнакомца, который забрал…

Впрочем, не важно.

Откидываю одеяло и пускаю ноги на пол. Сегодня мне больше не уснуть.

На часах пять — двадцать. Уже не плохо.

Пора заваривать кофе и собираться. Впереди у меня много дел.

Глава 2

Ну что, прощай, родной город! Видела я от тебя что-то хорошее? Да ни фига!

Затягиваюсь и метко отправляю бычок прямо под колеса паровоза. Тут же получаю в ответ недовольный взгляд проводника, что лазит под вагоном. Да вот вообще пофиг!

Отворачиваюсь и поправляю дорожную сумку на плече.

Мой взгляд быстро и цепко осматривает перрон и проходящих людей. Каждая спешащая в мою сторону мужская фигура заставляет вздрогнуть. Так, спокойно, он не придет! Не должен! У него своих проблем выше крыши, чем искать по вокзалам подружку бывшей.

Ремень на старой дорожной сумке режет плечо, снова поправляю его и отворачиваюсь к вагону.

Ну, блин, сегодня подморозило, аж пар изо рта идет. Когда уже пускать будут?

Зябко обхватываю себя за плечи. Осеннее пальто этой осенью вообще не спасает. Влажный холодный воздух пробирает до костей. Сапоги подвели в самый последний момент — отвалилась подошва. Да, так всегда. Пришлось обувать кроссовки. Ну, ничего, нормально. Я видела в инстаграмме, так в столице многие ходят. Только холодно.

Пританцовываю на месте, стараясь согреться.

— Готовим билеты, паспорта! — разносится над перроном хриплый голос проводницы.

Окоченевшими пальцами достаю документы, раскрываю на нужной странице и замираю. С новенького паспорта на меня смотрит моя собственная фотка, а вот фамилия и имя не мои, буквы жгут мне пальцы и глаза огнем.

Кажется, что каждый на этом чертовом перроне видит мой обман и смотрит с укором. А проводница так и вообще сейчас превратиться в черта и откроет для меня персональный люк в ад.

Но нет. Выхватив их моих рук документ и билет, она, едва взглянув, возвращает его назад.

— Не задерживаем, проходим, — орет она мне прямо в ухо. Я вздрагиваю и хватаюсь за поручень.

Прощай, родной город! Не видеть бы тебя никогда!

Так, ну вот и мое «купе». Ну, купе — это громко сказано, нижняя боковушка в плацкарте. Не у толчка и то радость.

Запихиваю сумку под сиденье и скидываю пальто. Вешаю его на крючок, любовно поглаживая. Это самая дорогая вещь в нашем с Катькой гардеробе… в моем… теперь только в моем.

От воспоминаний о подруге к горлу подступает ком, в глазах набираются жгучие слезы. Отворачиваюсь к окну и часто моргаю в надежде, что не разревусь. Катя, Катенька, прости меня! Это ты сейчас должна ехать в новую жизнь.

— Дорожку, — зычный мужской голос заставляет меня буквально вжаться в столик и пропустить тщедушного деда с огромной сумкой наперевес.

Вот скажите, откуда у такого сморчка такой голос?

Пассажиры рассаживаются по местам, распихивают вещи по полкам и начинают обживаться.

Со всего размаху плюхаюсь на сиденье и разглядываю серое безликое здание вокзала.

За окном начинает моросить дождь, хорошо успела закончить все дела и сесть в поезд, пока меня не намочило.

Перед глазами встает мрачное городское кладбище. Свежая могила с комьями мерзлой земли. Свежеобструганный крест, перевязанный ленточкой. И фотография в рамке. С нее прямо мне в душу смотрит улыбчивая девчонка с ямочками на круглых щеках. Катя! Был ли у меня в жизни хоть кто-нибудь роднее? Нет! И, наверное, уже не будет…

Смахиваю так некстати набежавшую слезу.

Самое страшное, видеть на чужой могиле свое имя. Знать, что отныне тебя настоящей не существует.

Есть только авантюристка, выдающая себя за кого-то другого и пытающаяся изменить свою жизнь в память о подруге.

Москва встречает меня неласково. Холодно, серо и мокро.

Запахиваю пальто, выуживаю из сумки шарф и наматываю его на шею. Так уже лучше. Но шапка бы не помешала. Только где ее взять?

С сожалением смотрю на свои видавшие виды кроссовки, в них только летом ходить, сейчас же промокну в момент. Но вариантов нет. Надеюсь, новоявленные Катькины… мои родственнички раскошелятся и подарят мне боты. Хорошо бы.

Оглядываюсь на поезд, смотрю по сторонам. Вроде же встретить обещали.

Но ни древней бабки, ни кого-то похожего на маменького сынка на пенсии вокруг не нахожу. Они, наверное, встречают меня у СВ-вагона. Надо чесать к нему, знать бы только куда?

Ну не указала я в смске, что билет поменяла, подумаешь какая беда? Честно говоря, свой билет сдала из-за нехватки денег еще Катя, а этот покупала уже я на свои кровные.

Заглядываю на экран смартфона десять-десять, вздыхаю и бреду. Направление выбираю наугад. Вокруг снуют люди, бегают мужички с огромными телегами, несутся тетки с баулами.

Оглядываюсь по сторонам, поправляя постоянно съезжающую сумку.

Неожиданно налетаю на кого-то. Рассмотреть мужика не получается, он закрылся воротником от ветра и надвинул кепку на самые глаза в попытке защититься от мороси.

— Простите, — пытаюсь извиниться.

— Смотреть надо, — слышу недовольное ворчание. Голос разобрать сложно, мужчина хрипит.

Думаю, что инцидент исчерпан. Неожиданно чувствую едва уловимое касание рук мастера на своем теле.

Разворачиваюсь и успеваю схватить мужика за ворот. Что, проныра, не ожидал?

— Стоять! — вкладываю все свое негодование в выкрик.

— Пусти, — шипит он, разворачиваясь и пытаясь от меня отделаться. Мужик оказывается молоденьким пареньком всего на несколько лет младше меня.

Ага, держи карман шире. Детдомовских не напугаешь.

— Отдай, что взял, — мой голос повышается.

Люди на перроне начинают оборачиваться.

— Ты че, сдурела, ничего я не брал! — честные и до крайности удивленные глаза смотрят на меня. Если бы не была уверена на все сто, точно бы поверила.

— Выворачивай карманы, — требую я.

Так и не сумев оторвать мою руку от своего ворота, парниша начинает на меня наседать.

— Ты че, лохудра, берега попутала? Ну-ка отпусти, — честные глаза вмиг наливаются злостью.

— Вернешь — пущу, — сумка съезжает с моего плеча, но я продолжаю крепко держать парня за куртку. Он украл мой телефон, пока не отдаст, не пущу.

Краем глаза замечаю, как на помощь своему спешит тот, что стоит на стреме. Это уже не мальчик, а мужик. Хреново.

— Люди, помогите, грабят! — верещу во все горло.

Помощник останавливается как вкопанный, пару секунд размышляет и, развернувшись, исчезает в толпе. Мой новый знакомый вжимает голову в плечи и бьет мне по руке.

— Ты че дерешься? — хватаясь второй рукой за его куртку, удивляюсь я.

Снова получаю ощутимый удар по рукам, меня пытаются сбросить. Но я держусь так, словно от этого зависит моя жизнь.

Ну, в какой-то мере зависит. Без телефона я не смогу связаться с родственничками. И их адрес я тоже записала в телефон. Ну не на бумажку же мне его было записывать?

Потеряю телефон и кранты! Все зря! Новая жизнь закончится, так и не начавшись.

Мы кружим с карманником в странном танце, вцепившись друг в друга. Теперь он тоже держит меня за ворот пальто и пытается, раскрутив, сбросить. Неожиданно я подворачиваю ногу и начинаю заваливаться. В глазах моего противника мелькает торжество. Рано, гад!

Руки я не разжимаю, и мы падаем вместе.

— Отцепись, больная, — шипит он.

— Отдай телефон.

— Ща отдам, ща все получишь.

Мы уже катаемся по мокрому асфальту. Вокруг нас собирается толпа зевак. Но помогать мне никто не спешит. Моя сумка давно валяется где-то невдалеке, еще бы ее не потерять.

Неожиданно получаю удар под ребра, который выбивает воздух из легких. На долю секунды у меня темнеет в глазах. Я ослабляю хватку на куртке, но тут же придя в себя, стараюсь достать до лица мерзавца и расцарапать его.