Skinова печать

Кроме того, Крамской числился начальником аналитической группы, в которую, кроме самого начальника и Крюкова, входил еще один человек — заместитель Крамского Миша Волгин. Он был значительно моложе опера и носил форму с погонами майора Вооруженных сил.

— А где Мокеев, разнарядка ведь на него пришла? — спросил он, наливая сыщику кофе в кружку с гербом в виде шита с мечом и надписью «НКВД».

— Мокеев погиб, — сухо ответил Крюков, присаживаясь к столу. — Вместо него меня прислали. Может, и я на что сгожусь.

— А тебя-то к нам за какие грехи?

— За поджог Рейхстага, — уклончиво ответил Крюков, принимая протянутую кружку.

В Волгине Крюков сразу заподозрил сотрудника разведки. И Гена, и Миша только недавно вернулись из командировки, связанной с террористическим актом в городе Сослане.

— Нашу маленькую группу называют «Отделом по борьбе с насилием и расовой дискриминацией», — пояснил Крамской. — Функции наши точно не определены. Работы полно, людей не хватает. Мы по самое горло завалены заявлениями. Чуть где нерусскому глаз подбили — тут же материал к нам. Работа ассенизатора… Будешь выезжать на места с проверкой и сортировать материал. Если наш. забираешь. Нет — вертай взад территориалам. Пусть сами разгребают. Ну, а по серьезным вещам — убийство там или тяжкие телесные, подключишься к расследованию и будешь его курировать.

«Женька Шабанов просто умрет от счастья», — подумал сыщик.

— Ты про дело Жасмин Султановой слышал? — спросил Крамской. — Тогда вот тебе первое задание. Съезди, разберись с заявлением этой Мимозы. В смысле — Жасмин, я в ботанике слабо рублю. Дело это темное. Ее отец на рынке работает, в месяц получает от силы двести баксов. А она хату снимает за четыре сотни. Нечисто тут что-то. Разнюхать бы надо.

— Нет проблем, разнюхаем, — Крюков допил кофе и поднялся.

Сыщик остановил свою бронированную старушку — «Волгу», экс-такси, именуемое им «рябухой», в районе новостроек рядом с рынком. Искомая квартира находилась на третьем этаже.

Он не воспользовался лифтом, а поднялся по лестнице. Дверь в квартиру Жасмин Султановой оказалась не заперта. Из-под двери пробивался косой луч света. Опер осторожно толкнул ее. В квартире кто-то был. Больше того — его ждали. Если бы не опыт, профессионализм и врожденная осторожность, быть бы этому визиту опера последним в его жизни. Но он вовремя сориентировался.

По пахнувшему из-за двери табачному духу Крюков безошибочно вычислил присутствие противника. Сыщик ударил в дверь ногой. Распахнувшись, она с неимоверной силой обрушилась на притаившегося за ней человека. Тот яростно выругался, отлетел в комнату и по дороге сшиб кого-то еще, видимо, своего напарника. Один растянулся тут же, второго отбросило в комнату.

Крюков вломился в квартиру, на ходу вынимая из-под куртки свое любимое оружие — обрез двустволки. Обрез собрал глухой еврейский мастер из деталей ружей разных марок. Стволы от «Джеймса Пердея», ударно-спусковой механизм и ложа от «Бенелли». Сложив «Пердея» с «Бенелли» и разделив пополам, Крюков получил нечто среднее — «Перделли». По-румынски это значило «занавески».

Стрелять не пришлось. Один из неизвестных сиганул на балкон, а оттуда на козырек находившегося внизу магазина. Там по крыше припаркованной у магазина легковушки он соскользнул на землю и сгинул. Второй, через недвижное тело которого Крюкову пришлось перепрыгнуть в прихожей, внезапно ожил и резво исчез за дверью.

Крюкову было не до преследования. Посреди комнаты лежала девушка, видимо — та самая жертва нацизма, обладательница красивого цветочного имени.

Опер наклонился над ней, пощупал артерию на шее. Пульса не было. Лучше бы он попытался захватить хотя бы одного из беглецов! Но кто же знал, что она мертвая? А вдруг ей еще можно было бы помочь?

Это только коммунисты в фильмах бросают своих раненых и умирающих товарищей, чтобы гнаться за убегающим врагом. «Отряд не заметил потери бойца»… Хорошенькое дело: мы за ценой не постоим, главное победа! На место одного погибшего борца за счастье народное тотчас встают двое новых… И вот печальный результат — Россия в демографической пропасти…

Он наскоро осмотрел тело, наружных повреждений не заметил. Правда, на шее погибшей виднелись синяки. Что ж, на этот раз ее додушили. Знать бы, кто?

Фашисты? На это прямо указывала свастика, нарисованная на зеркале губной помадой.

На полу сыщик заметил оброненное кем-то удостоверение. Он аккуратно, за торцы, поднял документ и раскрыл корочки.

Студенческий билет на имя Дмитрия Минаева… Хорст… Знакомая личность, только что-то слишком часто в последнее время мелькает перед глазами. К тому же, его здесь не было, это Крюков определил безошибочно. Если бы они не столкнулись недавно на пустыре, опер, вероятно, мог бы подумать, что один из беглецов — Хорст. Но сейчас он был уверен в обратном. Или ушел раньше? Странно это, господа…

В прихожей послышался шум. Он аккуратно убрал студенческий билет в карман и выглянул в прихожую. В квартиру осторожно входили двое постовых в милицейской форме. Что-то они слишком быстро… И форма какая-то мятая и грязная. А менты ли это?.. У одного на плече болтался автомат, другой нервно поглаживал кобуру. Но доступность оружия не помогла.

Крюков появился в блеске внезапности и ореоле неожиданности. На людей в милицейской форме уставились стволы его обреза. В глубине черных отверстий двенадцатого калибра тускло поблескивали свинцовые головки жаканов, и бодрости они не вселяли.

— Лапы в гору, носом вниз! — распорядился опер. — Я из Общества рыболовов и охотников за оборотнями. Что, попались? Будете знать, как безобразничать. Сейчас я вас буду критиковать. С особой жестокостью.

Стражи порядка невольно растерялись от такого напора. Они подняли руки вверх, правда, ложиться на пол не спешили.

— Ты это… Мы не это… Не оборотни мы. Ты, мужик, кончай дурить, хуже будет.

Крюков обиженно опустил уголки рта.

— Ты кого мужиком назвал, портянка? Я — мент в законе! Меня зовут Крюк, — и добавил многозначительно: — Опер Крюк… Слыхал про такого?

— Нет базара, — с уважением произнес один из пленников.

Второй одобрительно замотал головой, как цирковая лошадь. Оба непроизвольно расслабились. Значит, и правда свои. Но свои тоже разные бывают. Говорят же, что свои как раз и предают, потому что чужим такое удовольствие просто недоступно. Поэтому Крюков не спешил втыкать в землю штык и переходить к братанию.

— Откуда вы? — сурово спросил он.

— Да мы тут поблизости объект один охраняем… — замялся боец с автоматом.

— Рынок, что ли? — спросил Крюков.

— Ага…

Опер некоторое время молча изучал обоих стражей правопорядка: чем-то они напоминали Бивиса и Батхеда. Только российской выделки.

— Значит, на Мусу корячитесь? Понятно. А здесь как оказались?

— Так это… Стреляли, — промямлил автоматчик.

— Ну да, соседи сказали, что тут какой-то шум слышали, а потом мужик из окна выпал, — поддержал его коллега.

Крюков опустил, наконец, свою пушку и указал стволами на тело девушки.

— Шум, — передразнил он. — Не слышно шуму городского, теперь тут могильная тишина. Мокруха. Ловить надо было того мужика, который из окна выпал, а вы хлебалом щелкали. Короче, один из вас пусть охраняет место преступления, а другой звонит на Петровку в убойный. Спроси полковника Шабанова, скажи про труп.

— А сам почему не позвонишь? — удивился автоматчик.

— Мне нельзя, — признался Крюков. — Если он мой голос услышит, его кондрашка хватит. А кто тогда убийства раскрывать будет? Я пока жилой сектор оттопчу. Может, соседи что видели?

Опер вышел на лестничную площадку и позвонил в соседнюю дверь. Соседей то ли не оказалось дома, то ли они не желали общаться с незнакомым подозрительным типом. Зато противоположная дверь начала раскрываться сама. Крюков хотел выстрелить навскидку, так, на всякий случай, но тут из-за нее высунулась миловидное женское личико.