Страница 6 из 7
8 О милые, о дорогие братья, О, два портрета с чорною каймой. Проклятье всем, живущим всем проклятье В те дни распахивал навзрыдный шопот мой. Но все смиряется, и утихает все, Как после ливня в дождевом накрапе. И Революция устало лижет лапу. Смирился я, скипела месть и злоба. Лишь память сукровице мне сквозь ночь несет Два Красных Ордена, два Красных Гроба. 9 Идут… идут… За днями дни идут, Идут горбатые, идут безгорбые, Верблюды белые идут… идут… идут… И только след, безмолвием надорванный, Покорно стелется на новую беду. Кто крикнет – стой? Кто караван удержит? Погонщик кто?… О, наш всезнайский век! Нет, не придумать ни рычагов, ни стержней, Ни стрелок электрических в ответ. Вчера порыв, сегодня равнодушье. Да, все смиряется и утихает все, Смывая даль, верблюжья поступь глуше, И глуше шаг раззыбленный трясет. 10 Чего я жду? Потек на каждом слове. Какой рассвет мне окна застеклит? – Текут часы. Две ночи протекли, И третья ночь течет чернильной кровью. Порой вгляжусь – и ничего не вижу, Прислушаюсь – не слышу ничего. Лишь тишина на стенах тени лижет, И сердце хохлятся под холодком тревог. 11 Есть в правде ложь, святая и лучистая. Есть в муках сладость, А в утрате что же? Калитка с ангелом обещанного Сада? О, ложь лучистая, Святая ложь. Есть правда в лжи, я эту правду выстрадал, Я эту правду должен приберечь. 12 Пора бы лечь. Уже рассвет с надворья Запел в пробуд моторным петухом. Трамвай – сапун железный шов свой порет, С извозчиками сонный дворник спорит, И кто то прокопытился верхом. Смотрю в окно. И мысль моя слетела С поэмы. Будто я совсем другой. Я строки новые впервые и несмело Пытаюсь вывести нетвердою рукой. Спешит портфель, припрыжку тешат ранцы, Корзины шлекдают по мокрой мостовой, Ведет коня мордастый вестовой Какому нибудь лейтенанту Ганцу. И все живет, во всем печаль и радость, Все за окном такие же, как я… О, будни милые, Мне ничего не надо – Я только жить хочу, Вот так, чтоб сердце билось, Чтоб утру этому и для меня сиять, Чтоб в жилах разливалась сила, Чтоб был© да, и нет, и очень, и ничуть, Чтоб, как для всех, так для меня. Мне ничего не надо, Будни милые, Я только жить, я только жить хочу. 13 Текут часы – янтарный тает сок… Ах, пусть текут, пусть сок янтарный тает, Стучись и бейся пламенный висок: Есть правда в лжи – я эту правду знаю.
Берлин 1922
Васильковый марш
Поэма победного затишьяМаяковский – пора бы учуять эпоху
1 Что-то мне не спится и не дремлется, До дыр продуманы все думы. Эх!.. Вертись затылок – ветряная мельница: Подула песнь, И эта песнь для всех, Для никого, Для песни, И для тех, Кто скис иод усталью раздавленных зевот, Кто все миры на мускуле разнял, Для всех, для всех, И для меня. О, сколько солнц купаются в росе: Я раздробился, расплескался весь – Пою не я, Не я иду: Мы. Все. Вместе. 2 Новый марш затаенного ритма, Тише, тише оброните шаг. Так ползет после битв на молитву, Костыли подпирая, душа. Загорелись поля васильками. Разогрела касатка гнездо, Ах, не тревожьте память, Не разрывайте вздох. Стон не вернет потерю, Слезы не смоют кровь – Только бы верить, верить, И запушится любовь. Всем понятная, всем родная, Голубая, святая тишь, На васильках ты таешь, На васильках молчишь. И не бывает громче Этих немых побед. Если и голубь и кобчик – Соседу любимый сосед. Тише, тише – наш ритм затаенный – Это инеем каплет с крыш, Мы идем, мы идем, миллионы, Наш Марш – Тишь. 3 Потому то мне восторженно не спится – Я влюблен, я не могу уснуть: В Октябре я выловил весну, В Октябре запело сердце птицей. Нет врагов. Мне все враги друзья, Каждого люблю я выше неба. Жить без радостей и без надежд нельзя, Как нельзя без воздуха и хлеба. Вечный день – и вечные слова. О, никем не узнанная тайна. В этот мир к наспех, и случайно, Мы слетаем землю целовать. Мне об этом в детстве пели ели, Пели туи, смольный дух сосны. Я не сплю, и в сладостной постели Наяву качаю эти сны.