Звезда негодяя

– Спастись. И исполнить мечту любой девушки: выйти замуж за принца.

Эмму словно ударили по голове. Какое-то время она шла рядом с Келемином, смотрела в спину короля, который сейчас напоминал ей слугу, что показывает дорогу господам, и не могла ни о чем думать. Они вышли к парадной лестнице, где стояла торжественная стража, и Эмма подумала: «Это сон. Я вижу сон. Всего этого не может быть на самом деле».

Она не запомнила, как они вошли в небольшой каминный зал. Какое-то время перед Эммой просто мелькали чьи-то испуганные и восхищенные лица, знамена, статуи возле лестницы – когда пестрая карусель остановилась, то Эмма увидела, что сидит на диване рядом с Келемином. Король расположился в кресле напротив; второе кресло пустовало. Георг Мучитель, прадед нынешнего владыки, грозно смотрел на Эмму с портрета. Окно выходило в сад; птичка прыгала по подоконнику, выказывая полное безразличие и к фейери, и к королям.

«Я в своем мире, – сказала Эмма. – Я вернулась из-под земли, но осталась пленницей».

– Итак! – произнес Линндон, едва удерживаясь от того, чтобы не броситься в пляс от радости. Сейчас в нем не было ничего королевского, ничего величественного: он был похож на собаку, которую приласкал обычно жестокий хозяин. – Я счастлив, что вы оба здесь! Были какие-то сложности?

Келемин тонко улыбнулся и протянул королю туго скрученный свиток: Эмме показалось, что он взял его прямо из воздуха.

– Нет. Великие владыки не поняли меня. Но отпустили. Мы имеем право уйти в изгнание от отчаяния.

Эмма непонимающе посмотрела на него. Келемин решил стать добровольным изгнанником? Она не успела получше узнать новоиспеченного родственника, но была уверена в том, что это на него не похоже.

«Он просто спасает свою жизнь, – подумала Эмма. – Рано или поздно за него бы взялись. Если брат пал, то и в нем обязательно станут искать червоточины – и найдут. А потом будут обрезанные уши и все то, что пришлось пережить Тавиэлю. А мой дядя, как видно, не из тех, кто будет продавать свадебные платья в изгнании. Ему захотелось устроиться получше и сесть повыше».

– Я счастлив, – признался Линндон. – Я действительно счастлив, мой господин. Вы не передумали?

Эмме вдруг сделалось холодно. Келемин едва заметно приподнял левую бровь.

– Я не из тех, кто сегодня говорит одно, а завтра другое. У вас есть сын, у меня племянница. Мы объединим наши дома.

«Кому из них это пришло в голову первому?» – растерянно подумала Эмма, не веря тому, что слышит. За несколько дней случилось слишком много – она никак не могла опомниться. Ощущение падения почти лишало ее сознания. Неделю назад Эмма была бедной приживалкой в доме Коннора Осборна – а теперь она наполовину фейери, и ее прочат в жены принцу!

Ноги онемели. Идеальные туфельки стали жать. Принц Эдвин?

Господи Боже, только не это! Слухи о том, как развлекается его высочество, дошли даже в северную глушь. Все начиналось с убитых животных, потом стало охотой, когда мимо принца с ружьем просто гнали оленей, косуль и зайцев, а закончилось охотой уже на людей.

Рабов, которых приобретали по дешевке на Черном Западе, никто не считал.

С точки зрения общества принц Эдвин не делал ничего противоестественного. Тех же рабов спокойно использовали в армии на учениях – надо же отрабатывать удары, правильно? Но Эмме даже подумать было страшно о том, что придется пережить жене его высочества. Конечно, он будет испытывать благоговение и страх, как и все люди перед фейери, но потом привыкнет, и все будет совсем по-другому.

Да и будь принц Эдвин совсем другим – собранием достоинств и человеком чести – Эмма все равно не сказала бы ему «да».

Потому что был Коннор. Коннор, который закрыл ее от зубов огнедышащего разъяренного чудовища. Коннор, который бросился спасать Эмму из рук фейери. Коннор, которого она…

Эмме захотелось уткнуться лицом в ладони и больше никогда не видеть ни Келемина, ни короля.

– Вы хотите выдать меня замуж, дядя? – спросила она. – За принца Эдвина, я правильно понимаю?

Келемин и Линндон кивнули.

– Это величайшая честь для моего дома, – с искренней радостью произнес король. – Ни один из людей не мог даже помыслить о таком.

– Нет, – твердо ответила Эмма. – Нет, я не выйду замуж.

И Келемин, и король посмотрели на нее с одинаковым выражением. Левая бровь фейери едва заметно дрогнула. Линндон сжал и разжал кулаки, провел ладонями по коленям.

«Сейчас меня будут бить, – с какой-то обреченной простотой подумала Эмма. – Будут выколачивать дурь. Как еще они могут поступить?»

– Но почему? – спросил Линндон. Эмма подняла голову и ответила, глядя куда-то сквозь короля:

– Потому что я уже замужем. И не собираюсь расторгать этот брак.

***

– А на фейери она что-т не похожа.

За дверью послышалась возня и толкотня: обитатели дворца отпихивали друг друга от замочной скважины. Эмма сидела на стуле и смотрела в окно – там шла смена караула, и солдаты в темно-синих мундирах казались игрушечными.

– Это ты не похожа, – услышала Эмма. – Ты вообще на корову похожа. А у нее вон, ушки, как у них.

Эмма с трудом подавила желание дотронуться до своих ушей. За дверью снова завозились, и до Эммы донеслось мечтательное:

– А платье-то какое, ты только глянь…

– Их высочества аж с разлитием желчи слегли, как увидели.

Надо же, ее успели увидеть принцессы – а Эмма не заметила их. Она вообще никого не видела, пока шла по дворцу: глаза застилали слезы, пальцы Келемина, сжимавшие ее локоть, казались металлическими.

– А дядьку ее видала?

– Господи, помилуй нас! Видала! Так на меня зыркнул, я чуть прямо там Богу душу не отдала.

– Грят, пока будет во дворце жить. Вот страх-то где, Майва!

В коридоре послышались твердые тяжелые шаги, и женщины бегом бросились от замочной скважины. Эмма почти увидела, как они приседают и кланяются, с ужасом глядя на идущего. Щелкнул замок, открылась дверь, и Эмма увидела Келемина. В воздухе возникла едва заметная золотистая завеса: похоже, он отделил себя и Эмму от остальных обитателей дворца, чтобы никто не смог их подслушать.

– И кто же твой счастливый муж? – поинтересовался Келемин.

Она ожидала, что Келемин и король будут в ярости – но они держались вполне спокойно, так, словно сказанное Эммой ни на что не влияло. Да, миледи замужем, но кому это мешает, если принц желает взять ее в жены, и все родственники только за?

– Коннор Осборн, – ответила Эмма. Келемин опустился на диванчик, устало вытянул ноги и осведомился:

– Ловко. И как давно?

– В тот же день, когда он лишился магии, – сказала Эмма. Ее словно бы что-то вело: она чувствовала, что сейчас может спасти Коннору жизнь. Что где-то там, далеко, ему угрожает опасность – и она способна ему помочь. – Коннор спас меня от драконихи, и мы поженились. Это древнее право спасителя девушки, взять ее в жены.

Вспомнилась ночь в гостинице, и у Эммы что-то болезненно дрогнуло в груди. Увидит ли она Коннора когда-нибудь?

Келемин понимающе кивнул.

– Это, право же, пустяк, который не имеет значения, – беспечно ответил он. – Твой единственный родственник выдает тебя замуж за принца. Какая девушка не мечтает об этом?

– А зачем, кстати, ты сжег полицейский участок? – спросила Эмма. Этого Келемин не ожидал: его лицо снова удивленно дрогнуло, и Эмма испытала острую мстительную радость. Не такой он выдержанный и равнодушный, каким хочет показаться: а это значит, что Келемин способен сделать ошибку в самый выгодный для Эммы момент. «Не упускай даже малейших шансов», – бывало, говорил Клилад Осборн, и Эмма была с ним полностью согласна. – Это ведь ты был?

Келемин кивнул.

– У Галхаада было при себе письмо, которое я отправлял Линндону, – произнес он. – Письмо, разумеется, зашифровано, вы бы вообще не поняли, что это послание. Но мало ли… – Келемин одарил Эмму поистине обаятельной улыбкой и поинтересовался: – Ваш с Осборном брак – это какая-то людская неписаная традиция? Или вы пошли в церковь?