C.К.В.

И я ждал какое-то время, а от нечего делать, слонялся по этому, явно искусственно созданному среди скал пространству и смотрел, то вниз, на океан и на свой отель на пирсе, кажущийся отсюда лишь букашкой, застывшей среди колышущихся волн. То вдаль, вперед, к горизонту, и наверно даже дальше, пытаясь заглянуть за его предел. А ветер, когда-то дерзкий и стремительный пассат, здесь и сейчас был тёплым и спокойным.

Вдруг, над океаном недалеко от острова, почти на уровне моих глаз показалась черная точка. Сперва я подумал, что это должно быть большая птица, но точка двигалась в мою сторону на одной высоте и строго по прямой, птицы так не летают. Вскоре стало ясно, что это летательный аппарат, открытая конструкция с широкими стреловидными крыльями. Аппарат, двухместный планер с мотором, бесшумно шел ко мне на малой скорости, явно собираясь приземлиться. Когда до площадки, которая должна была стать посадочной полосой, оставалось метров двести, пропеллер за спиной пилота протяжно загудел, планер выровнялся, потом задрал вверх нос, коснулся колесами пыльной земли, прошуршал метров десять по каменистому грунту, в конце подпрыгнул, резко остановился и опять затих.

Я подошел к нему ближе. На месте пилота сидел монах в коричневой рясе с накинутым на шлем капюшоном. Ряса была перетянута черным поясом и оранжевыми ремнями безопасности. Смотрелось это несколько комично. Монах повернул голову, увидел меня и, не говоря ни слова, жестом предложил разместиться на сиденье сзади. Я отдал ему распечатанное письмо с приглашением, как и говорилось в инструкции, а потом пролез в широкое и комфортное кресло за спиной пилота. Пристегнулся, надел шлем, монах опять запустил двигатель, и мы пошли на взлет.

Высоко мы не поднимались, двигаясь над изрезанной линией скалистого берега. Я сориентировался по сторонам света и определил, что путь наш лежит на юго-запад, в самую дикую часть острова. Туда, где почти нет дорог. Примерно через полчаса, мы пролетели над небольшим монастырем, что лежал в низине, у подножия скалистого хребта. Я разглядел белые полоски окружающих его стен, белый же кубик церкви с зеленым готическим шпилем, и даже нескольких не белых, а неизвестно каких, копошащихся внизу монахов, в таких же коричневых рясах, как и у моего пилота.

Чтобы преодолеть хребет, нам пришлось набрать высоту, включился двигатель, и большой пропеллер в защитном каркасе из стальной проволоки за моей спиной громко зажужжал. Мы заметно ускорились и полетели быстрее, перевалили через каменистый кряж и, почти достигнув западной оконечности острова, стали готовиться к посадке. Я посмотрел на часы. Было одиннадцать сорок четыре. И в этот момент, пробиваясь сквозь пелену белесых облаков, вдруг выглянуло лимонное солнце.

Я выбрался из уютного пассажирского кресла, как только планер остановился на посадочной полосе, цветом и формой, напомнившей мне детскую шоколадку, и пилот выключил мотор. Я снял шлем, положил его на сиденье, поправил волосы, перекинул через плечо маленькую, спортивного типа, сумочку с документами и, видя, что пилот опять не собирается вылезать, помахал ему рукой. Затем, осматриваясь, зашагал прочь от летательного аппарата к столбу-указателю, стоящему неподалеку.

Вокруг все было правильно и аккуратно. И ровная каменная плитка под ногами, и постриженный зеленый газон по трем сторонам от нее, и золотая табличка-стрелочка «Эйзес», приглашающая на узкую тропинку, тоже мощеную, достаточно круто поднимающуюся вверх. Я внял приглашению и резво пошел по ней. Опаздывать я не любил, а время поджимало.

Впрочем, далеко идти не пришлось. Уже через минуту я вышел на широкую смотровую площадку, огражденную деревянными перилами, за ними темнел крутой обрыв. Дальше тропинка разветвлялась. Направо – бежала меж выпирающих повсюду крупных камней и скал куда-то вниз, скорее всего к небольшому пляжу в естественной, почти закрытой бухте. Там, у самого берега мой глаз различил крошечный пирс и пару причаленных к нему лодок. Я подумал, что вряд ли столь мудрый учитель живет на берегу и повернул налево. Здесь тропинка уходила меж двух источенных ветрами и дождями скал на поворот, мимо частично вскопанного поля с грядками, полными взошедших ростков каких-то овощей или фруктов.

Я повернул и понял, что иду в нужном направлении. Сразу за скалой мне попался еще один монах в такой же рясе, как и у пилота, с надвинутым на лицо капюшоном. Монах держал в руках мотыгу и окучивал едва вылезшие из-под земли зеленые побеги. На меня он не обратил никакого внимания, ни на секунду не отвлекаясь от важной сельскохозяйственной работы.

Но спрашивать его об Учителе уже не было необходимости. Через полсотни метров тропинка заканчивалась, упираясь в мраморные ступеньки, ведущие к маленькому симпатичному домику с затемненными дымчатыми окнами и красной черепичной крышей, хижине, построенной в современном, я бы даже сказал в несколько эклектичном стиле. Перед входом в нее справа и слева, на розовой гранитной площадке, стояли два небольших, изображающих животных, монумента. Это были не традиционные львы, не сфинксы и не грифоны, хорошо знакомые нам, например, по амплуа гордых стражей многочисленных питерских набережных и мостов, а громадные, длиной с метр ящерицы, напоминающие африканских варанов. Я уже почти поднялся по ступенькам, когда неожиданно одна из ящериц повернула голову и моргнула. Я остолбенел. Монументы оказались не скульптурами, а загадочными живыми существами, и дрессированными к тому же, по всей видимости, не хуже породистых собак.

Пришлось осторожно, почти на цыпочках, пройти мимо них и подойти к большим дверям. Высокие створки были полуоткрыты. Сомнений не оставалось. Именно здесь и живет Учитель Эйзес. Нужно было входить, и я вошел.

Обстановка внутри, также как и вид снаружи, совсем не напоминала хибару отшельника. Во-первых, в доме было очень светло, видимо из-за широких, почти во все стены окон. Во-вторых, пол в хижине был не какой-нибудь дощатый, а паркетный, из дорогого дерева, со сложным геометрическим узором. В-третьих, справа от входа, я заметил работающий электрический камин, почти как настоящий, который давал комфортное тепло. Это было объяснимо: пользоваться дровами для растопки настоящего камина на острове, где маловато деревьев – почти преступление. А топить углем – не совсем экологично и совсем не романтично.

И повсюду преобладали пастельные тона. На широченном сером столе, находящемся у дальней стены, лежали листы белой бумаги и серебристая мышка, рядом с ней стоял белый монитор. Напротив, на светло-сером диване дремал белый пушистый кот. А за столом сидел улыбающийся мужчина в белой рясе и сосредоточенно что-то писал. Седой и бородатый, внешностью он был похож на Оби Вана Кен Оби, знаменитого джедая из четвертой серии «Звездных войн», непримиримого борца с космическими одуванчиками. Увидев меня, он встал и, заметив, что я нерешительно остановился посередине комнаты, жестом предложил мне сесть в кресло рядом с собой.

– Добрый день, – сказал он по-русски, правда, с серьезным акцентом. – Как добрались? Не трясло?

– Нет, нет, все в порядке, – успокоил его я. – Очень понравилось. Никогда до этого не путешествовал таким экстравагантным способом.

– По-другому сюда трудно попасть. Да и незачем. Я не люблю незваных гостей.

– Некоторые приезжают на остров, чтобы поглазеть исключительно на вас, – сказал я, вспомнив пару туристов из окрестностей отеля. – Но, похоже, им не удается.

– Не удается, – с подчеркнутой серьезностью согласился он, утвердительно кивнув. – Я не публичная персона, частые встречи меня утомляют, а уж те, где присутствует много людей… Нет уж, извольте, – добавил Учитель и опять улыбнулся. – Ну что, ж, не будем терять время, слушаю Вас.

– Наверно, прежде чем задать свой вопрос, мне надо рассказать его предысторию? – спросил я.

– Конечно, – сказал Учитель. – Таковы правила, которые здесь не нарушаются. Скажу вам по секрету, что не я их установил, и поэтому не имею права, даже если бы и хотел, изменить. Итак, вы подробно рассказываете историю, венцом которой должен являться ваш вопрос. Только не надо спрашивать меня серьезно или в шутку, если жизнь на Марсе или где находилась загадочная Атлантида, а то я могу и ответить, а более важные проблемы останутся для вас неразрешенными.