Страница 7 из 41
– Какое милое имечко, – улыбнулась кухарка. – Как только доешь, ступай в библиотеку. Господин Дроссельмейер тебя ждёт.
Покончив с двумя порциями овсянки и в охотку угостившись имбирным печеньем, Мари в сопровождении дворецкого поднялась по лестнице в огромную библиотеку усадьбы Дроссельмейера. Даже рядом с дворецким девочка чувствовала себя маленькой и одинокой на фоне окружающего её грандиозного великолепия. Она в жизни не видала такого громадного и роскошного дома: даже вообразить не могла, что подобные дворцы существуют наяву, не в сказках. Широкие лестницы устилали узорчатые ковровые дорожки, а над ними горели массивные люстры – по меньшей мере на сотню газовых рожков каждая. Обои на стенах – и те повергали в изумление. До сих пор Мари по большей части пряталась в своей комнатке, читая и перечитывая несколько сказок, найденных для неё в библиотеке. Вся прислуга обращалась с девочкой очень ласково: ей помогли найти одежду по размеру – для такой-то худышки! – и застелили мягкую, уютную кроватку. Мари была бесконечно благодарна судьбе, что не попала в сиротский приют, – но всё, что она видела вокруг, казалось ей ненастоящим. Её комнатка, усадьба, слуги, да и сам Дроссельмейер – всё это казалось иллюзией, которая вот-вот развеется. Даже в постельке, под подоткнутым одеяльцем, куда заботливо подкладывали грелку, чтобы девочке не пришлось разжигать огонь в камине, Мари поневоле чувствовала себя как-то потерянно. Единственной её связью с реальностью оставалась кукла – и ещё сказки, которые она перечитывала снова и снова – точно так же, как когда-то их читала ей мама. Они-то, по крайней мере, остались знакомыми и родными. А всё прочее в этой новой жизни казалось... таким чужим. Разве здесь место такой крохе, как она, – дочке обыкновенного часовщика, у которой ничегошеньки-то в мире не осталось?
Дроссельмейера Мари почти не видела с тех самых пор, как он заявил констеблям, что оставляет девочку при себе. От слуг она знала: господин Дроссельмейер много путешествует, ездит в экспедиции по всему миру. Но на праздники он вернулся в усадьбу и, как сказали девочке, днюет и ночует в месте под названием «мастерская». Родители Мари говорили, что господин Дроссельмейер изобретатель. Интересно, а что такое он изобретает?
И тут, словно волшебный ответ на невысказанный вопрос, утром – рождественским утром! – под дверью девочки обнаружилось одно такое изобретение. В дверь тихонько постучали – осторожно поскреблись, Мари едва не пропустила этот еле уловимый звук мимо ушей. Исполненная любопытства, она подкралась к двери, приоткрыла её – совсем чуть-чуть! – и выглянула в щёлочку.
В коридоре не было ни души, зато на полу лежало блестящее металлическое яйцо. По металлу вилась прихотливая гравировка – завитки и узоры, а в самой серёдке красовался замочек в форме шестиконечной звезды. Видимо, какое-то хитроумное устройство. Красной бархатной лентой к яйцу крепилась записка, в которой затейливым, витиеватым почерком было выведено: «Подарок для Мари. Счастливого Рождества!»
Девочка удивилась сюрпризу, гадая, что бы это значило.
И тут в коридоре послышались знакомые шаркающие шаги кухарки. Каждое утро она приходила узнать, достанет ли у Мари храбрости спуститься позавтракать в столовую. И впервые любопытство возобладало над страхом: девочка отважилась переступить порог комнаты.
И вот теперь Мари прошла сквозь гигантские двойные двери в библиотеку, осторожно неся в ладонях яйцо, а под мышкой – куклу. Дроссельмейер с книгой в руках устроился в кресле, обитом тафтинговой тканью. На спинке сидела крупная птица – сова, наверное? Дворецкий с поклоном вышел.
– А, малютка Мари! – Дроссельмейер захлопнул книгу. – Позволь мне первым пожелать тебе счастливого Рождества.
– Счастливого Рождества, сэр, – застенчиво пролепетала Мари. – Но меня уже поздравила кухарка.
– Ну, значит, я буду вторым, – улыбнулся Дроссельмейер.
– Ещё меня поздравил дворецкий, – уточнила Мари.
Дроссельмейер усмехнулся:
– Что ж, тогда будем надеяться, что Рождество и впрямь принесёт тебе много счастья. Вижу, ты нашла свой подарок?
Мари протянула ему яйцо.
– Нашла, – подтвердила она. – Большое спасибо, сэр. Но что это?
– Всё разъяснится в своё время, – заверил Дроссельмейер, лукаво подмигнув единственным глазом. – Но перво-наперво дай-ка я на тебя посмотрю. Ну надо же, я тебя едва узнал! Какое милое рождественское платьице подобрала для тебя миссис Розмунд! Неужели это та самая дочка часовщика, которая, как мне помнится, всё пряталась под прилавком?
– Да, это я, сэр, – пискнула Мари.
– Слуги хорошо о тебе заботятся? – спросил Дроссельмейер.
– Да, сэр, – кивнула Мари. И крепко прижала к груди куклу. – Спасибо, сэр.
– Ну полно тебе! – фыркнул Дроссельмейер. – Неужели я выгляжу таким стариканом, чтобы каждый раз обращаться ко мне не иначе как «сэр»?
Мари молча переминалась с ноги на ногу. Дроссельмейер снова рассмеялся:
– На последний вопрос отвечать не обязательно. Но раз уж ты теперь живёшь здесь, надо бы нам перейти на какое-нибудь менее церемонное обращение. Ты согласна?
– Да, сэр, ой... то есть я могла бы называть вас «господин Дроссельмейер», – пробормотала Мари.
Дроссельмейер покачал головой:
– Нет, так не пойдёт. Давай-ка подумаем. Я сотрудничал с твоим отцом, был, можно сказать, его деловым партнёром. Собратом по профессии. По-моему, обращение «дядя» будет очень даже уместным. Как оно тебе?
Мари не сдержала улыбки при мысли о том, что Дроссельмейер, «собрат по профессии» её отца, таким образом, становится ей почти родственником.
– Дядя Дроссельмейер... Мне нравится!
– Вот и славно! – Дроссельмейер сцепил пальцы. – Ну что, малютка Мари, ты тут понемногу обживаешься?
– Да, сэр... дядя, – тут же поправилась Мари. – Дом у вас ужасно большой.
– В самом деле? – Дроссельмейер обвёл взглядом библиотеку. – Я тут сижу в четырёх стенах безвылазно. Сдаётся мне, я и сам по усадьбе давным-давно не прохаживался.
– Вот и я всё прячусь у себя в комнате, – призналась Мари. – Я... я боюсь потеряться.
Дроссельмейер удручённо наклонил голову.
– Ты не потеряешься, детка, – заверил он. – Миссис Розмунд говорила, тебя невозможно оторвать от твоих книжек. Мне страшно жаль, что я уделял тебе так мало времени с тех пор, как ты здесь появилась. Я ведь всегда по уши в работе, и... боюсь, что это всё для меня внове. Я, понимаешь ли, никогда не был отцом. Слишком много путешествовал – а вот на то, чтобы создать семью, времени как-то и не нашлось. Наверное, тебе здесь тоже непривычно, совсем не так, как дома.
– Да, – тихо отозвалась Мари. – Непривычно.
Дроссельмейер сочувственно поглядел на девочку:
– И наверное, тебе очень грустно.
Глаза у Мари защипало от слёз. С тех пор как погибли её родители, о её чувствах вообще никто не задумывался. Вокруг неё шушукались да перешёптывались, и все эти разговоры заканчивались фразой «Бедное дитя!». Все говорили о ней – но не с ней. Вплоть до сего момента.
– Я ужасно скучаю по маме и папе, – тихо произнесла девочка.
И она уткнулась в плечо Дроссельмейеру, заливая его костюм слезами. Впрочем, старик, похоже, совсем не возражал.
– Я понимаю, как тебе тяжело. – Он погладил девочку по волосам. – Но ты справишься. Обещаю.
– Правда? – всхлипнула Мари.
– Ну конечно, – кивнул Дроссельмейер. – Пойдём, я хочу тебе кое-что показать.
Он протянул девочке руку, и Мари последовала за ним сквозь ещё одни двойные двери в мастерскую. Переступила порог – и задохнулась от удивления. Просторную, похожую на пещеру комнату от пола до потолка загромождали стрекочущие и тикающие механизмы и невиданные устройства.
– Ты только посмотри! – прошептала девочка кукле. – Мы словно попали внутрь какой-то машины!
Дроссельмейер повёл её в угол комнаты, где высились богато украшенные, разволочённые стоячие часы. Мари уставилась на них во все глаза. Даже будучи дочкой часовщика, она в жизни не видывала ничего подобного. Верхняя часть корпуса походила на глобус, на кракелированном стекле располагались крупные цифры. Нижнее отделение было полым: сквозь обрамлённые позолотой окошечки просматривался часовой механизм. Там, внутри, крутились колёсики и шестерёнки; тяжёлые удары отмечали ход времени. А на месте маятника красовалась изящная женская статуэтка в пышной юбке – вся из чистого золота. Вдоль подола юбки была проделана прорезь – сквозь неё выглядывали ещё более мелкие фигурки. Они вращались по кругу на миниатюрной карусели, и, по мере того как тикали секунды, каждая со щелчком передвигалась на шаг дальше. Они напомнили девочке крохотных толстопузых матрёшек.