Страница 74 из 142
Он выглядит сломленным и опирается на королеву, вместо того чтобы королева опиралась на него.
Королева держит голову высоко и уверенно, а глаза ее мечут молнии.
Слышатся сотни криков в ответ на призыв нескольких голосов: «Дорогу, дорогу великому несчастью!»
Три четверти кричат: «Да здравствует реформа! Да здравствует Франция!» И лишь немногие: «Да здравствует король!»
Король дошел так до асфальтового покрытия у подножия Луксорского обелиска.
Там он остановился, словно в нерешительности.
Тотчас же толпа вокруг него сгустилась.
Он оказался стиснут живой стеной. Король выглядел испуганным.
И было отчего испугаться, даже от одного лишь сопоставления.
В десяти шагах от того места, где стоял сын Филиппа Эгалите, голова его отца скатилась на эшафот.
И тогда король выпустил руку королевы, поднял шляпу и произнес какую-то фразу, которую никто не расслышал.
Королева, оставшись одна, в свой черед испугалась.
Какой-то человек подошел к ней, чтобы успокоить ее, но она оттолкнула его, воскликнув:
— Оставьте меня!
Королевская семья вернулась тем же путем к Поворотному мосту, не заметив, что герцогиня де Монпансье потерялась в толпе.
Невдалеке стояли две двухместные кареты, на которые король не обратил никакого внимания, несомненно потому, что выглядели они крайне бедно.
Тем не менее это была единственная возможность бегства, которая у него оставалась.
В первой из этих двух карет в ожидании томились два мальчугана, прижавшись лицом к стеклу; дверцы открылись, король сел слева, королева села справа.
Герцогиня Немурская заняла место во второй карете.
Кучера стегнули лошадей, которые понесли обе кареты по дороге на Сен-Клу.
— О, это вы! — сказал кто-то, обращаясь к г-ну Кремьё. — И что вы здесь делаете?
— Я только что посадил монархию в карету, — ответил он и, встретив г-на Анри де Ларошжаклена, отправился вместе с ним в Палату депутатов.
Пока король, королева и герцогиня Немурская убегали, мчась по набережным, а герцогиня де Монпансье, потерявшись, блуждала в толпе, герцогиня Орлеанская, находясь в окружении небольшой группы своих приверженцев, состоявшей из генерала Гурго, г-на де Монгийона, герцога Эльхингенского, графа де Вийоме, г-на де Буамилона и г-на Асселина, ожидала новостей.
После утренней сцены за завтраком она оказалась разлучена с королем и королевой.
Вся эта группа находилась в одной из комнат первого этажа дворца, расположенных между павильоном Марсан и галереей Дианы, и, разделившись надвое, наблюдала через два окна за происходящим.
Было видно, как войска отступили и, словно к последнему оплоту, прислонились спиной к дубам Тюильри.
В тот момент, когда маршал Жерар был вытеснен на площадь Карусели, туда хлынула толпа.
Тотчас же раздался грохот двух пушек, и по всей линии послышалась ружейная пальба.
Король, по-видимому, находился в эту минуту на середине сада Тюильри.
Площадь Карусели, заполненная людьми, опустела в одно мгновение.
На площади осталось лишь несколько мертвых тел.
— Но ведь я слышала, что король отдал приказ прекратить огонь! — воскликнула герцогиня Орлеанская.
— Действительно, этот приказ был отдан, — ответил один из офицеров, — но, видимо, его забыли передать солдатам, охраняющим дворец.
— Генерал, — промолвила принцесса, обращаясь к г-ну Гурго, — на вас мундир артиллерийского офицера: спешно отдайте батареям приказ прекратить огонь.
Генерал Гурго выбежал из комнаты, на минуту показался во дворе и отдал приказ, о котором шла речь.
Фитили артиллеристов были погашены, а пехотинцы положили ружья на землю.
В этот момент в комнату вошел придверник и, обращаясь к герцогине Орлеанской, сказал:
— Король и королева отбыли.
— Как отбыли?
— Ну да; монсеньор граф Парижский теперь король, а ваше высочество — регентша.
— И король не нашел никого, кроме вас, чтобы сообщить мне подобную новость?!
Придверник поклонился.
— Господин де Буамилон, — произнесла принцесса, — сходите и посмотрите; возможно, вы кого-нибудь найдете; не может быть, чтобы меня оставили наедине с подобной ответственностью.
Господин де Буамилон повиновался, прошел по шести безлюдным комнатам и вернулся со словами:
— Никого нет, госпожа герцогиня.
— Ну что ж, — сказала она, — я сяду сейчас с двумя детьми на руках под портретом мужа, и те, кто придет сделать меня регентшей или убить, найдут меня там.
В ту минуту, когда она намеревалась покинуть комнату, вошел г-н Дюпен.
— Ах, сударь! — бросаясь к нему, воскликнула принцесса. — Что вы мне сообщите? Что вы мне скажете?
— Я скажу, госпожа герцогиня, что вас, возможно, призовут сыграть роль Марии Терезии.
— Располагайте мной, сударь, — воскликнула герцогиня, — моя жизнь принадлежит Франции и моим детям!
— Тогда идемте, причем быстро; нельзя терять времени.
— И куда?
— В Палату депутатов.
— Я следую за вами. Пойдемте, господа.
Эти слова герцогини были обращены к той небольшой группе ее приверженцев, о которой мы говорили выше.
В этот момент в комнату вошел герцог Немурский. Он остался для того, чтобы сопроводить свою невестку в Палату депутатов и уступить в ее пользу свои полномочия регента.
Кортеж двинулся в путь.
В ту минуту, когда он выходил из павильона Часов, народ ворвался во двор Тюильри через ворота, выходящие на площадь Карусели, и через проезды на набережные и улицу Риволи.
Герцогиня Орлеанская была одета в черное; впрочем, после смерти мужа ее почти всегда видели в черном.
Она держала графа Парижского за руку, а один из адъютантов нес герцога Шартрского.
Слуга по имени Юбер шел в нескольких шагах позади.
Посредине моста Согласия граф Парижский упал. Перед выходом не было времени завязать шнурки на его башмаках, и на одной ноге у него оказалась домашняя туфля. Ребенок не причинил себе никакого вреда и тут же поднялся.
Так что это не стало несчастным случаем, но, что намного хуже, стало дурным предзнаменованием.
Пока герцогиня Орлеанская входит в Палату депутатов, бросим взгляд на то, что происходит у Водонапорной башни, и на то, что вскоре будет происходить в Тюильри.
Мы видели, что г-н де Жирарден потерпел неудачу на площади Пале-Рояля; видели, что генерала Ламорисьера выпроводили с улицы Сент-Оноре; видели, что маршала Жерара вытеснили обратно на площадь Карусели.
Центром этих трех очагов сопротивления была площадь Пале-Рояля. Именно там королевская власть еще сотрясала Париж последними судорогами своей агонии. Именно там вулкан народной ярости извергал последние языки пламени.
Правительство Луи Филиппа очень старательно укрепило Водонапорную башню; оно понимало, что это здание являлось, если воспользоваться фортификационными терминами, одним из передовых оборонительных сооружений дворца Тюильри. Ее двери могла высадить либо пушка, либо людская толпа — две силы, опрокидывающие все.
Сражение длилось там около пяти часов.
Народ захватил Пале-Рояль и вел огонь из его окон.
Народ возвел баррикады и вел огонь из-за баррикад.
Сколько проклятий прозвучало за эти пять часов, сколько клятв мести было дано!
Среди этих пуль, которые со свистом скрещиваются; в окружении этого пламени, которое вырывается из всех окон, какая-то молодая женщина отыскивает раненых, приводит их к себе и перевязывает им раны. Все полагают, что она не принадлежит этому миру или, по меньшей мере, неуязвима.
Этим ангелом поля битвы, ставшим бы у скандинавов четвертой валькирией, была мадемуазель Лопес, актриса Одеона.
В то время как стены Водонапорной башни становились белыми от ударов пуль, а мостовые камни площади делались красными от потоков крови, народ захватил королевские конюшни и жег на площади Карусели дворцовые кареты.
Внезапно раздается крик:
— Огня! Огня к Водонапорной башне!
Народ, с той быстротой замысла, какая присуща только ему, понимает, что найден единственный помощник, способный сделать его победителем; он впрягается в охваченные пламенем кареты, толкает их, волочит, притаскивает на площадь Пале-Рояля и нагромождает вокруг бастиона. Затем в середину этого кратера прикатывают бочку с водкой, бросают из окон Пале-Эгалите мебель, костер становится все выше, пламя усиливается, ветер прижимает его к стенам, оно цепляется за все, во что может впиться, с яростью нападает на окна и двери, обугливает дерево, раскаляет железо и, победоносное, ревущее, смертоносное, проникает во все отверстия. Выстрелы мало-помалу стихают: пожар убил ружейную пальбу.