Страница 85 из 130
— Я пришел, — заявил он, — от имени чрезвычайной комиссии представить на ваше утверждение весьма суровую меру; однако я полагаю, что боль, которой вы все проникнуты, поможет вам оценить, насколько важно для спасения отечества прибегнуть к этой мере безотлагательно.
«Законодательное собрание, принимая во внимание, что опасности, грозящие отечеству, достигли высшей точки; что беды, от которых страдает государство, происходят главным образом от недоверия, которое внушает поведение главы исполнительной власти в войне, затеянной от его имени против конституции и национальной независимости; что недоверие это повлекло за собой во всех частях государства требование лишить Людовика XVI доверенной ему власти; принимая во внимание, вместе с тем, что законодательный орган не желает усиливать собственную власть путем узурпации и может совместить свою клятву верности конституции с твердой решимостью спасти свободу, лишь призвав к суверенитету народа, постановляет следующее:
французскому народу предлагается учредить Национальный конвент;
глава исполнительной власти временно лишается своих полномочий; в течение дня будет представлен на рассмотрение указ о назначении воспитателя наследному принцу; выплата по цивильному листу приостанавливается; король и королевская семья будут оставаться в помещении законодательного органа впредь до восстановления спокойствия в Париже;
департамент распорядится подготовить Люксембургский дворец в качестве его резиденции, где он будет пребывать под охраной граждан».
Этот указ, продиктованный необходимостью, был без обсуждения принят палатой депутатов и без удивления выслушан королем.
Но, наклонившись к депутату Кустару, который сидел под ложей «Стенографа» и с которым он несколько раз беседовал во время заседания, Людовик XVI с ироничной улыбкой сказал ему:
— А ведь то, что вы теперь делаете, не очень-то конституционно.
— Вы правы, государь, — ответил ему Кустар, — но это единственное средство спасти вашу жизнь. Если мы не согласимся на низложение, они потребуют вашей головы.
Король пожал плечами и вернулся на свое место.
Затем он тихо переговорил с придверником.
Многие подумали, что он отдал какой-то приказ, и встревожились.
Поднявшись со своих мест, они стали узнавать, чего же попросил король.
Король был голоден и попросил подать ему обед.
Ему принесли хлеба, вина, цыпленка, холодной телятины и фруктов.
Как и все принцы дома Бурбонов, как Генрих IV, как Людовик XIV, король любил поесть, и час его трапезы был если и не таким же торжественным, как у его предков, то, по крайней мере, таким же незыблемо установленным. Душевные волнения у него не оказывали никакого влияния на потребности тела, а поскольку материя у него всегда перевешивала, она властвовала над ним безоговорочно.
Итак, ему подали обед.
Он ел, нисколько не беспокоясь о множестве устремленных на него глаз, как если бы перекусывал в охотничьем домике. Но разве королям не было привычно есть при всех?
Среди устремленных на него глаз были два глаза, которые пылали, ибо были неспособны плакать; то были глаза королевы.
Она много выстрадала во время возвращения из Варенна; много выстрадала во время плена в Тюильри; много выстрадала в страшную ночь с 9 на 10 августа.
Но, возможно, еще большие страдания причинял ей теперь вид жующего короля!
Сама она ничего не хотела есть, и отказалась даже от стакана воды. Ее иссохшие губы пылали, но для нее это не имело значения: она хотела мучиться страшными физическими болями, которые послужили бы противовесом ее душевным болям.
Ну а дочь короля плакала; она плакала, прислонив голову к груди матери, без всхлипываний, без вздохов — так плачут те, у кого источник слез таится в глубине сердца.
Юный дофин с любопытством смотрел по сторонам; он был еще в том возрасте, когда все служит зрелищем, даже горе матери; время от времени он спрашивал у короля, как зовут того или другого депутата, и король называл ему имя этого депутата, делая это так же спокойно, как если бы, сидя в театральной ложе, называл ему имя актера.
Принцесса Елизавета, стоявшая позади короля, напоминала ангела, на картинах ранних итальянских мастеров охраняющего спокойствие семьи. За неимением тех зримых крыльев, какие придавали божественным посланцам художники, она осеняла нежным взглядом своих глаз короля, королеву и королевских детей, и этот взгляд, который время от времени поднимался к небу, а затем, исполненный покоя и доверия, опускался к земле, казалось, был просветлен минутным созерцанием небесных блаженств.
КОММЕНТАРИИ
Исторический очерк Дюма «Драма девяносто третьего года» («La Drame de Quatre-vingt-treize»), впервые опубликованный в 1851 г., продолжение его книги «Людовик XVI и Революция», посвящен трагической судьбе короля Людовика XVI, казненного 21 января 1793 г., и королевы Марии Антуанетты, казненной 16 октября того же года, и служит исторической основой изданного в 1852–1854 гг. романа «Графиня де Шарни», одного из лучших сочинений писателя.
Опытный драматург и романист, наделенный даром находить в истории самые яркие ее эпизоды, осмысливать их и изображать, Дюма, создавая этот очерк, который является своего рода умело сложенной мозаикой, использовал в качестве источников огромное число исторических трудов, мемуаров, газет и справочных изданий; среди них должны быть отмечены в первую очередь:
«История Французской революции» (1847) историка Жюля Мишле, «История жирондистов» (1847) писателя и поэта Альфонса де Ламартина,
«Исторический музей Французской республики» (1842) историка Огюстена Шалламеля,
«Воспоминания о терроре 1788–1793 годов» (1841–1842) драматурга Жоржа Дюваля,
«Новое издание старого "Вестника"» (1840),
«Парижские революции», газета журналиста Луи Мари Прюдома,
«Записки» (1804–1809) Йозефа Вебера, молочного брата королевы,
«Мемуары» (1797) маркиза де Буйе,
«Мемуары» (1795) госпожи Ролан,
«Записки» (1822) госпожи де Кампан, камеристки королевы,
«Мемуары» (1797) Бертрана де Мольвиля, морского министра,
«Дневник 1788–1793 годов» Люсиль Демулен,
«Рассказ о поведении полка швейцарских гвардейцев в день 10 августа 1792 года» (1819) Карла Пфиффера фон Альтисхофена, бывшего швейцарского гвардейца,
«Мемуары» (1806) королевского камердинера Франсуа Гю,
«Дневник» (1798) королевского камердинера Жана Батиста Клери,
«Мемуары» (1823) герцогини Ангулемской, дочери короля,
«Мемуары» (1815) аббата Эджворта де Фирмона, последнего духовника короля,
«Любопытные истории» (1814) Жана Батиста Армана, депутата Конвента.
Нисколько не идеализируя своих главных героев, но сострадая им, Дюма подробно и ярко описывает основные этапы их крестного пути: принудительный переезд из Версаля в Париж 6 октября 1789 г.; нелепую попытку бегства из Парижа 20 июня 1791 г., закончившуюся арестом в Варение и позорным возвращением в столицу; вторжение в Тюильри 20 июня 1792 г. толпы парижан и унижение короля, на голову которого нацепили фригийский колпак; захват Тюильри 10 августа 1792 г. восставшим народом, бегство королевской семьи под защиту Национального собрания, ее заточение в башню Тампля; падение монархии; беззаконный суд над Людовиком XVI, устроенный в Конвенте, и достойное поведение бывшего короля перед казнью; притворно законный суд над Марией Антуанеттой в Революционном трибунале и ее мужество на эшафоте. Дюма рассказывает о несчастной судьбе юного дофина, которого заключение в Тампле превратило в бессловесного звереныша и довело до смерти; о казни принцессы Елизаветы, сестры короля, не пожелавшей расстаться с братом, и доводит повествование до декабря 1795 г., когда юную принцессу Марию Терезу, дочь короля, единственного уцелевшего члена его семьи, обменяли на пленников-французов; при этом он не оставляет без внимания узловые события Революции: грандиозный праздник Федерации 14 июля 1790 г., кровавое подавление солдатского мятежа в Нанси 31 августа 1790 г., расстрел демонстрации на Марсовом поле 17 июля 1791 г., штурм Тюильри 10 августа 1792 г., сентябрьские убийства в тюрьмах, обстановку в Национальном собрании, в Законодательном собрании и Конвенте, приводит массу подлинных документов, приказов, писем и речей, воссоздающих атмосферу того времени, и прилагает к своему сочинению подлинный протокол суда над королевой и сводку итогов голосования в Конвенте по вопросу о том, какого наказания заслуживает король.