Страница 48 из 130
Дюпор не произнес ни слова, однако Робеспьеру нужно было метнуть этот камень, который он со свистом раскручивал вокруг своей головы. Устремив взгляд на Дюпора, он возобновил прерванную речь:
— Я не допускаю мысли, что в данном собрании имеется человек, достаточно подлый для того, чтобы пойти на уступки королевскому двору в отношении какой-либо статьи нашей конституции, достаточно вероломный для того, чтобы через посредство двора предложить внести в нее новые изменения, которые стыд не позволяет ему предложить лично (все проследили за направлением глаз Робеспьера), достаточно враждебный к отечеству для того, чтобы опорочить конституцию, ибо она ставит границы его корыстолюбию (бешеные аплодисменты), достаточно циничный для того, чтобы признаться, что он искал в Революции лишь возможность возвыситься. Нет, — прибавил он, поочередно взглянув на Барнава и Ламета, как перед этим взглянул на Дюпора, — нет, мы были посланы сюда для того, чтобы защищать права нации, а не для того, чтобы увеличивать богатство нескольких отдельных людей, не для того, чтобы потворствовать союзу интриганов с королевским двором и своими руками обеспечивать им награду за их услужливость и предательство.
Каждое слово этой речи было каплей расплавленного свинца, падавшей на головы триумвиров.
В особенности Барнава.
Несчастный Барнав, он и в самом деле вполне серьезно хотел спасти королеву!
Он виделся с ней время от времени, ночью, в течение нескольких минут. Доверенная горничная королевы ждала его, придерживая ручку приоткрытой двери. Он входил через антресоли. Однажды королева подумала, что Барнав, возможно, не сочтет себя обязанным соблюдать тайну, которой он владел совместно с горничной, и тогда она сама, королева Франции, гордая Мария Антуанетта, стала ждать у двери Барнава, которому, увы, вскоре предстояло оказаться столь же бессильным, как и она сама! Барнава, популярность которого Робеспьеру предстояло окончательно уничтожить на последнем заседании Национального собрания.
Национальное собрание почило, как и всякое законодательное собрание, жалким образом борясь со смертью; все вокруг желали, чтобы с ним было покончено, и можно полагать, что, несмотря на инстинктивный ужас, который все живое испытывает перед небытием, оно и само желало этого.
Дело в том, что это великое законодательное собрание, принявшее три тысячи законов, инстинктивно осознавало, что, упав в глазах современников, оно будет высоко оценено потомством.
Однако оно завершило свои труды, и ему предстояло уступить место Законодательному собранию, породившему позднее Конвент: чтобы бороться против великого заговора королей и священников, требовался сговор разрушителей культа и цареубийц, то есть якобинцев.
Конституция, представленная королю 3 сентября, была одобрена им 13 сентября.
Этому одобрению предшествовала страшная борьба.
«Откажитесь и погибните, если понадобится», — написал Бёрк королеве.
«Одобрите», — написал Леопольд и князь фон Кауниц.
— Одобрите, — сказали Барнав и конституционалисты.
Король противился долго.
— Я не вижу, — сказал он, — в этой конституции достаточно действенных возможностей, способствующих единству страны.
Между тем на него оказывали давление.
— Раз мнения на сей счет расходятся, — заявил он, — я согласен, что опыт является здесь единственным судьей.
Это было довольно странное одобрение. Все притворились, что не расслышали его, и удовольствовались им.
Лафайет снял все запреты, и король, сделавшись главой нации, перестал быть пленником Парижа. Закон о всеобщей амнистии, которую потребовал король, был принят депутатами. На другой день король появился в Национальном собрании, украшенный одним лишь крестом Святого Людовика.
Все прочие ордена были упразднены.
Король занял место подле председателя и произнес:
— Я пришел сюда, чтобы торжественно заявить вам об одобрении мною конституционного акта: я клянусь быть верным нации и закону и употреблять всю власть, представленную мне, для сохранения конституции и исполнения указов. Пусть эта великая и достославная эпоха станет эпохой восстановления мира и сделается залогом благополучия народа и процветания государства.
При этих словах оглушительные рукоплескания послышались со всех сторон в зале и на балконах. Одна и та же мысль читалась на всех лицах:
— Ах, если бы Революция могла быть закончена!
Однако Революция только начиналась.
Королева присутствовала на заседании, находясь в отдельной ложе; когда она вернулась к себе, г-жа Кампан обратила внимание на ее полное молчание и ее глубоко печальный вид. Король пришел к ней по внутренним покоям; он был бледен, и лицо у него было настолько перевернуто, что, увидев супруга таким расстроенным, королева удивленно вскрикнула. Какую-то минуту казалось, что он вот-вот лишится сознания; он рухнул в кресло и приложил к глазам платок.
— Ах, сударыня! — вскричал он. — Все пропало! Вы были свидетелем этого унижения! О, неужели вы приехали во Францию для того, чтобы увидеть попранную королевскую власть?!
Королева бросилась перед ним на колени и обняла его, разразившись рыданиями.
Вот что происходило внутри Тюильри, в то время как вне дворца народ кричал: «Да здравствует король! Да здравствует конституция!», соединяя в одном пожелании две силы, одна из которых неизбежно должна была удушить другую.
Вот почему роялисты распевали во весь голос:
И все ж король Луи слабак:
Он с конституцией младой
Вступил в постылый брак;
На их союз взираю я с тоской,
Надеясь втайне, что народ
Подвигнет эту пару на развод.
Примечательно, что Национальное собрание всегда занимало лишь временные помещения: в Версале это были последовательно церковь святого Людовика, зал ведомства Королевских забав и Зал для игры в мяч; в Париже — зал архиепископства и Манеж.
Текст конституции, ставший главным итогом работы Национального собрания, насчитывает двести восемь статей: королевство неделимо; его территория расчленена на департаменты; образ правления представительный и монархический; учреждены первичные собрания; они состоят из граждан старше двадцати пяти лет; все граждане, уплачивающие налог свыше пятидесяти четырех ливров могут быть депутатами; одна постоянная палата из семисот сорока пяти представителей, избранных сроком на два года, образует основную часть законодательной власти. Король является ее дополнительной частью, благодаря предоставленному ему праву одобрять указы или накладывать на них вето, посредством которого он отклоняет их на два года. Первое заседание ассамблеи будет иметь место ежегодно 1 мая. Король не имеет права ни распускать ее, ни предлагать законы; он всего лишь высказывает свои замечания к ним; королевская власть является наследственной; особа короля неприкосновенна и священна; однако он будет считаться отрекшимся от престола, если откажется от данной им клятвы быть верным конституции, если встанет во главе армии, воюющей против нации, и если покинет королевство, не имея на то разрешения законодательного органа. Это отречение от престола переместит его в разряд обычных граждан, и тогда, подобно им, он может быть обвинен и судим за действия, совершенные после своего отречения. Судьи, избранные на определенный срок народом, наделены юридической властью; законодательный орган ежегодно обсуждает и устанавливает общественные налоги; наконец, денежные средства, предназначенные для личных нужд короля, могут быть предоставлены ему лишь после того, как он в присутствии законодательного органа принесет присягу, которую в будущем все короли французов будут обязаны приносить нации, всходя на трон.
Тридцатого сентября 1791 года король предстал перед Учредительным собранием и принес присягу.