Страница 45 из 130
Поскольку вновь прибывшие не имели никакого отношения к убийцам из Гро-Кайу, их не тревожили ни эти пушки, ни эти отряды, которые, впрочем, около полудня, не зная, что им там делать, удалились, в то время как возле алтаря Отечества оставалось не более трехсот человек.
В числе этих трехсот человек оказались Робер и его жена, мадемуазель де Керальо (мы поговорим о ней, когда будем проводить обзор знаменитых женщин эпохи Революции); Брюн, будущий генерал, а в ту пору типографский рабочий; Эбер, Шометт и Вебер, камердинер королевы.
Несомненно, это Мария Антуанетта послала туда его, своего доверенного человека, чтобы получить от него отчет о том, что там будет происходить. Ей это было важно, для нее это был вопрос жизни или смерти.
Кроме того, там бесцельно бродили те страшные люди, те незнакомцы со зловещими лицами, которых можно увидеть лишь в дни революции и имена которых внезапно становятся известны, когда совершается какое-нибудь побоище.
Там находится карлик, исчезнувший после событий 6 октября, горбатый гном, который затем вернется в недра земли и которого накануне видели вышедшим оттуда: словно фантастическое видение, он верхом на коне проехал через весь Париж.
Этого карлика все уже знают: его зовут Верьер.
Там находится также Фурнье, прозванный Американцем, но не потому, что он родился по другую сторону океана (он родом из Оверни), а потому, что он был надсмотрщиком над неграми в Сан-Доминго, потом негоциантом, потом виноторговцем; к этому дню он разорен; он ходатайствует, составляет прошения, требует, однако Национальное собрание возвращает ему эти прошения, и, пребывая в болезненном и голодном раздражении, он убивает.
В этот день при нем на всякий случай оружие, и он не замедлит воспользоваться им.
В полдень по приказу Национального собрания, переданному Лафайету, прибывают первые отряды, которыми командует один из его адъютантов. Который из них? Его имя никто не называет. У Лафайета всегда столько адъютантов, что в них путаются.
Внезапно со стороны насыпи раздается выстрел, и адъютант получает ранение.
Спустя четверть часа прибывает Лафайет; он в свой черед пересекает Гро-Кайу. Под его начальством две или три сотни солдат и несколько пушек. Он застает упомянутых мною мерзавцев за возведением баррикады, атакует ее вместе со своими солдатами и разрушает. Сквозь колеса повозки Фурнье в упор стреляет в Лафайета, но ружье дает осечку.
В то же мгновение Фурнье хватают, однако Лафайет отпускает его. Если бы Лафайет немедленно расстрелял его, он оказал бы этим большую услугу человечеству.
Затем он направляется к алтарю Отечества.
Как раз в это время посланец якобинцев заявил патриотам, что петиция, оглашенная накануне, не может быть подписана; что, когда эта петиция составлялась, все предполагали, что Национальное собрание еще не вынесло постановления о судьбе короля, и что теперь, поскольку Национальное собрание на своем вечернем субботнем заседании приняло решение о его невиновности и неприкосновенности, якобинцы намереваются составить новую редакцию петиции, которая и будет представлена для подписания.
И тогда Робер предлагает составить новую редакцию петиции немедленно и тотчас же подписать ее на алтаре Отечества.
Предложение единодушно, под одобрительные возгласы принимают. Именно этой редакцией петиции все занимаются в то время, когда Лафайет захватывает с бою баррикаду, а заканчивают составлять новую редакцию в ту минуту, когда Лафайет приходит и убеждается, что у алтаря Отечества царит полное спокойствие.
Все подписывают петицию, и никогда еще столь важное дело не совершалось в более спокойной обстановке. Эта петиция, вместе со всеми собранными подписями, хранится в архиве департамента Сены.
Прюдом приводит ее полностью в своем рассказе о событиях того дня. Мишле полагает, что она была написана Робером, чье имя стоит под ней, а продиктована его женой.
Между тем, хотя ружье Фурнье Американца дало осечку, звук его выстрела наделал много шуму в Национальном собрании.
Председатель Национального собрания спешно отправляет в Ратушу посланца с сообщением, что на поле Федерации происходит побоище.
Мэр решает послать на Марсово поле трех муниципальных чиновников с многочисленным эскортом из национальных гвардейцев, чтобы уговорить собравшиеся там толпы разойтись.
Этими тремя городскими чиновниками были господа Жан Жак Леру, Реньо и Арди.
Было два часа пополудни, когда они прибыли на Марсово поле.
XVIII
Краткая речь муниципальных чиновников. — Двенадцать уполномоченных. — Кавалер ордена Святого Людовика. — Байи. — Красный флаг. — «На Марсово поле!» — Петицию продолжают подписывать. — Живая пирамида. — Барабанный бой. — Двенадцать тысяч кавалеров ордена Святого Людовика. — Ружейный выстрел. — Драгунский полк. — Третий залп. — Канониры. — Безмерная скорбь. — Господин Прован. — Твердость королевы. — Малодушие якобинцев. — Госпожа Ролан. — Робеспьер.
Те, кто ставит свою подпись под петицией, с высоты алтаря Отечества, господствующего над Марсовым полем, видят довольно многочисленную процессию и посылают навстречу ей депутацию.
Муниципальные чиновники втроем направляются прямо к алтарю; однако они видят не растерянную и возбужденную толпу, а добропорядочных граждан, чинно подходящих к нему вместе со своими женам и детьми. Граждане эти принадлежат преимущественно к верхушке буржуазии; тихо, без всякого шума, они ставят свою подпись, но не на самой петиции, а на отдельных листах бумаги. Таких листов сохранилось пятьдесят, и все они испещрены подписями. Представители муниципалитета просят ознакомить их с петицией, и им читают ее вслух.
— Господа, — говорят они после этого чтения, — мы очень рады, что узнали ваши намерения; нам сказали, что здесь происходят беспорядки, но это была ошибка; петиция носит такой характер, как если бы мы составили ее сами; мы подписали бы ее, если бы не были облечены сейчас официальными полномочиями. Мы дадим отчет о том, что здесь увидели, расскажем о спокойствии, царящем на Марсовом поле, и мало того что не будем препятствовать подписанию вашей петиции, но и окажем вам помощь силами правопорядка, если кто-нибудь попытается потревожить вас; если же вы сомневаетесь в наших намерениях, мы готовы остаться у вас в качестве заложников до тех пор, пока не будут поставлены все подписи.
Разве можно не доверять подобным людям! И потому с ними не только обращаются по-братски, но и дают им поручение.
Дело в том, что двое граждан были арестованы по время стычки, вспыхнувшей между ними и адъютантом Лафайета; собравшиеся растолковывают муниципальным чиновникам, что задержанные совершенно невиновны в том, в чем их обвиняют, сто человек ручаются за них, и потому они должны быть отпущены на свободу.
— Ну что ж, — отвечают муниципальные чиновники, — назначьте уполномоченных, они пойдут вместе с нами в Ратушу, и справедливость будет восстановлена.
Назначают двенадцать уполномоченных, и вместе с муниципальными чиновниками они отправляются в Ратушу.
Но это еще не все: уходя, чиновники обещают, что войска будут отведены; и в самом деле, они выполняют свое обещание, и Марсово поле во второй раз становится свободным от войск.
Национальное собрание узнает обо всех этих событиях по мере того, как они происходят. Однако это совсем не то, что ему нужно. К концу дня под петицией поставят подпись пятьдесят тысяч человек, и станет очевидно, что его умонастроение расходится с умонастроением народа. Депутаты посылают Байи одно письмо за другим.
Совершенно необходимо, чтобы те, кто подписывает петицию на Марсовом поле, могли считаться мятежниками; но главное, необходимо, чтобы сама эта петиция куда-нибудь исчезла.
Вот почему, придя вместе с тремя муниципальными чиновниками к Ратуше, уполномоченные с Марсова поля застают ее окруженной целым лесом штыков.
Трое муниципальных чиновников просят уполномоченных подождать несколько минут и входят в Ратушу, однако больше не появляются.