Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 195

Тем не менее при дворе все, кроме королевы и клана Шуазёлей, встретили г-на де Морепа очень хорошо. Он всегда был доступен и находил добрые слова для тех, кто состоял в дружеских отношениях с ним. В беседах со всеми другими он был двуличен, но неизменно учтив. Ссылка выработала у него привычку к простоте и потребность в уединении. Эта потребность в уединении, а главное, эта привычка к простоте сопутствовали ему и при дворе. Фавор ничего не изменил в его поведении. Господин де Морепа удовольствовался весьма скромными вознаграждениями, что восхитило Людовика XVI, и принялся изучать характер короля, а когда ему стало понятно, что основой этого характера является глубокое малодушие, попытался скрыть его от всех глаз. Затем, слыша со всех сторон призывы к восстановлению парламентов; желая избавиться от Мопу, человека твердого и смелого, способного низвергнуть его; намереваясь спокойно завершить свою долгую карьеру; полагая себя, внука канцлера, стоящим на стороне парламентской аристократии и к тому же подталкиваемый своей женой, которая, подобно ему, происходила из семьи Фелипо, он начал все подготавливать к задуманному им перевороту.

Поскольку этот переворот явился крупным событием начала царствования Людовика XVI, мы намерены рассказать о нем прямо сейчас.

Как известно, по вопросу о парламентах, как, впрочем, и по всем другим вопросам того времени, двор разделился на две партии: партию парламентов, пэров Франции и царедворцев, являвшуюся партией прежнего Парижского парламента; и партию нового судебного ведомства, которое в насмешку называли парламентом Мопу.

Партия парламентов, упраздненных и изгнанных Людовиком XV в 1771 году:

королева,

граф д’Артуа,

герцог Орлеанский,

герцог Шартрский,

принц де Конти,

большинство пэров Франции,

герцог де Шуазёль и его клан,

граф де Морепа,

большинство янсенистов из духовенства, епископы-философы, часть литераторов.

Партия парламентов, учрежденных господином де Мопу в 1771 году:

Людовик XVI,

граф Прованский,

три тетки Людовика XVI,

принцесса Луиза, монахиня в Сен-Дени,

герцог де Пентьевр,

канцлер Франции,

меньшинство пэров Франции,

г-н д'Эгийон и г-н де Ришелье,

те, кто входил в прежнее правительство Людовика XV, в особенности аббат Терре, герцог де Ла Врийер, Бертен, г-н де Буан,

новые министры граф дю Мюи и граф де Верженн,

большинство духовенства,

иезуиты,

г-н де Бомон, архиепископ Парижский,

и, наконец, придворные святоши, имевшие своей главой г-жу де Марсан.

Королева встала на сторону прежних парламентов, поскольку они служили опорой г-на де Шуазёля и, следовательно, проавстрийской политики.

Граф д’Артуа встал на сторону прежних парламентов, поскольку был тесно связан с королевой, входил в круг ее ближайших друзей и всегда выступал в качестве ее защитника.

Герцог Орлеанский и герцог Шартрский встали на сторону прежних парламентов, поскольку не забыли, что эти парламенты отняли регентство у герцога Менского и отдали его их деду и прадеду.

Наконец, принц де Конти встал на сторону прежних парламентов, исходя из умозрительных соображений и желая сохранить в неприкосновенности старинные монархические традиции.

Напротив, граф Прованский встал на сторону новых парламентов по той единственной причине, что королева, личным врагом которой он сделался, встала на сторону прежних парламентов.

Три тетки короля встали на сторону новых парламентов, поскольку они в самом деле питали глубокую любовь к своему отцу Людовику XV и возврат к прежним парламентам выглядел бы в их глазах жестоким оскорблением, нанесенным памяти покойного короля.

Наконец, принцесса Луиза поступила так, поскольку прежние парламенты постоянно преследовали духовенство, а она была монахиней кармелитского ордена и подругой г-на де Бомона, архиепископа Парижского.





Намереваясь начать войну, г-н де Морепа прекрасно знал, каковы его собственные силы и какими силами располагает противоположная партия, какие у него есть союзники и кто числится в союзниках его врагов.

И прежде всего он решил обрести опору в лице г-на де Верженна.

Мы уже рассказывали о том, как г-н де Верженн был подвергнут опале г-ном де Шуазёлем за то, что отстаивал в Константинополе интересы Франции против Екатерины II.

Господин де Верженн, ученик г-на де Шавиньи, был воспитан в правилах старой французской политики, то есть в ненависти к Австрии. Подвергнутый опале, как и г-н де Морепа, и отправленный в ссылку, как и он, г-н де Верженн установил с ним тесную связь, и два этих человека одновременно увидели конец своей опалы и своей ссылки.

Впрочем, у г-на де Морепа не было нужды напоминать королю о г-не де Верженне: это уже сделала принцесса Аделаида, и король сам вызвал опального посла и назначил его государственным секретарем по иностранным делам.

Господин де Верженн находился в это время в Стокгольме, и ему требовалось время, чтобы приехать во Францию.

Ненависть г-на де Верженна к Австрии объяснит нам позднее бдительность, которую он проявлял в отношении Австрийской династии, и его открытую, очевидную, объявленную войну с королевой, войну, в которой он ощущал настолько сильную поддержку со стороны короля, что, находясь после смерти г-на де Морепа под угрозой утратить из-за интриг Марии Антуанетты свой фавор, со смехом ответил тому, кто уведомил его об этих интригах:

— Разве королева не знает, что я дал зарок умереть действующим министром?

Господин де Морепа, со своей стороны, предложил назначить военным министром графа дю Мюи.

Это было весьма уместно. Господин дю Мюи, неподкупный человек, не желавший ничего получать от фавориток покойного короля, пребывал в мыслях и в сердце Людовика XVI, который написал ему, даже не дожидаясь приезда г-на де Морепа, и призвал его приехать ко двору.

Двумя этими назначениями кабинет герцога д’Эгийона оказался поколеблен в самой основе. Герцог понимал нетерпимость своего положения и подал в отставку.

В итоге в правительстве остались:

господин де Буан — государственный секретарь по делам военно-морского флота,

аббат Терре — генеральный контролер финансов,

господин де Мопу — хранитель печати,

и, наконец, Ла Врийер — государственный секретарь по делам Парижа.

Вот несколько эпиграмм, свидетельствующих об оценке этих министров в то время. Начнем с общей эпиграммы на них, а потом перейдем к другим:

Какую вывеску смешную, ты слыхал,

Мазила местный парфюмеру написал?

В один флакон, похожий на пилюлю, он поместил зараз

Мопу, Буана, Морепа, причем без всяких там прикрас,

И д’Эгийона запихал под тот же самый кров,

А на флаконе написал: «Вот уксус четырех воров!»

Ну а теперь переходим к каждому в отдельности.

Вот эпиграмма на г-на Буржуа де Буана:

Ты явным слабоумием своим, Буан,

Печалишь Францию, забавишь англичан.

Но должность есть, где ты не принесешь урона:

Назначить следует тебя министром Шарантона!

Вот эпиграмма на аббата Терре:

Средь сих господ, столь ценных для отчизны,

Вы менее других, аббат, достойны укоризны.

Умнее и подлее всех, кто окружает трон,

За редкий гений свой вы заслужили Монфокон!