Страница 33 из 146
Этим важным событием закончился 1721 год.[14]
XIII
Обмен принцессами. — Исповедники. — Вступление кардинала де Рогана и Дюбуа в регентский совет. — Отставка д’Агессо. — Король переезжает из Парижа в Версаль. — Дюбуа становится первым министром. — Дюбуа и маршал де Вильруа. — Арест маршала. — Бегство и возвращение епископа Фрежюсского. — Дюбуа становится академиком. — Смерть Мальборо. — Коронация короля. — Смерть принцессы Пфальцской. — Ее эпитафия. — Землетрясение в Португалии.
Начало 1722 года ознаменовалось обменом принцесс, будущей супруги французского короля и будущей супруги принца Астурийского, состоявшимся на Фазаньем острове, посередине реки Бидасоа, которая разделяет два королевства.
На этом самом острове в 1659 году шли переговоры между кардиналом Мазарини и доном Луисом де Аро, первыми министрами Франции и Испании, заключившими Пиренейский мир и договорившимися о бракосочетании Людовика XIV с инфантой Марией Терезой.
Обмен произошел 9 января, и в тот же день принцессы отправились: мадемуазель де Монпансье — в сторону Мадрида, а инфанта — в сторону Парижа.
По прибытии в Париж герцог де Осуна был произведен в кавалеры ордена Святого Духа, а герцог де Сен-Симон, в свою очередь, получил из рук Филиппа V две нашейные цепи ордена Золотого Руна: одну для него самого, а другую — для старшего из его сыновей, а также две грамоты о возведении в достоинство гранда: одну для него, а вторую — для одного из его сыновей, по его собственному выбору.
Как раз в этот момент двор взволновало дело чрезвычайной важности.
Отец д’Обантон, исповедник короля Филиппа V, не только добился от своего духовного сына согласия на то, что исповедником инфанты будет иезуит — инфанте, напомним, было всего три года, — но ему еще было позволено попросить у герцога де Сен-Симона, чтобы и у юного короля Людовика XV исповедником был монах того же самого ордена.
Герцог де Сен-Симон не пожелал брать на себя никаких обязательств и написал об этой просьбе регенту, сообщившему о ней Дюбуа.
Просьба д’Обантона вполне отвечала целям нового кардинала.
В итоге было решено, что аббат Флёри уйдет на покой, и, когда это произошло, на его место предложили поставить отца де Линьера, который прежде был исповедником герцогини Орлеанской, матери регента.
Это предложение встретило трех противников: кардинала де Ноайля, маршала де Вильруа и епископа Фрежюсского.
Кардинал де Ноайль, не выдвигая никого другого на роль королевского исповедника, ограничился заявлением, что иезуиты должны быть устранены из числа претендентов на эту должность.
Господин де Вильруа предложил на выбор три кандидатуры: канцлера капитула собора Парижской Богоматери; Бенуа, кюре церкви Сен-Жермен-ан-Ле, и аббата де Воруй, незадолго до этого отказавшегося от должности епископа Перпиньяна.
Епископ Фрежюсский предложил две кандидатуры: Поле, ректора семинарии Добрых Детей, и Шампиньи, хранителя сокровищницы Святой капеллы.
Однако влияние Дюбуа возобладало в пользу отца Линьера, и духовное наставничество короля Франции снова было доверено иезуитам.
Само собой разумеется, что епископа Фрежюсского, маршала де Вильруа и г-на де Ноайля глубоко уязвило, сколь невнимательно отнеслись к их возражениям.
Регент пребывал в ссоре с Парламентом.
Теперь следовало ухитриться поссорить его с регентским советом. Прочие советы, как известно, были упразднены.
С этого времени стало заметно, на что нацелился Дюбуа, и было признано, что то ли сознательно, то ли вследствие безразличия герцог Орлеанский поощряет честолюбие кардинала.
Однако этого было недостаточно. Маршал де Вильруа и герцог де Ноайль злились, это правда, однако от дел они не отошли. И Дюбуа придумал новое средство достичь своей цели.
Став кардиналом, Дюбуа не присутствовал более на заседаниях совета, ибо, имея теперь право на первенство в нем, он, тем не менее, не мог воспользоваться своим правом, так как этому препятствовали его прошлое и его низкое происхождение; и потому он задумал ввести в совет кардинала де Рогана, а затем проскользнуть туда вслед за ним.
Напомним, что кардинал де Роган был тем самым прелатом, который после смерти Климента XI отправился в Рим и, располагая неограниченным кредитом, поддерживал на конклаве кандидатуру кардинала Конти.
Кардинал де Роган, которому Дюбуа пообещал должность министра и который во вступлении в совет видел путь к осуществлению своих честолюбивых замыслов, охотно согласился содействовать исполнению желаний Дюбуа, не усматривая в них, впрочем, вследствие своей недальновидности, ничего, кроме уважения, оказываемого его личным заслугам.
Произошло именно то, что и предвидел Дюбуа.
Стоило ему войти в зал заседания совета, как канцлер и герцоги тотчас удалились; что же касается маршала де Вильруа, то он встал из-за стола и сел на табурете позади короля.
Вследствие этой выходки д’Агессо, столь щепетильный в вопросах первенства, утратил должность хранителя печати.
Освободившуюся должность занял д’Арменонвиль, передав пост государственного секретаря своему сыну Флёрио.
Другим средством, обладавшим определенной действенностью и пущенным Дюбуа в ход, стал переезд короля в Версаль.
В Париже, в центре столицы, короля окружал двор, состоявший из всех знатных вельмож, чьим местопребыванием был Париж; в Версале, если только они не приносили в жертву значительную часть своего состояния, придворные не могли посещать его столь же усердно, и, следовательно, мало-помалу король оказался оторван от знати.
Итак, король обосновался в Версале, откуда он наезжал в Париж лишь изредка — либо на обратном пути из той или иной дальней поездки, либо для участия в очередном торжественном заседании Парламента.
Вот тогда-то Дюбуа и стал настойчиво упрашивать регента, чтобы тот назначил его первым министром.
Как только начались эти уговоры, регент отделался от Дюбуа, забрав у г-на де Торси должность главноуправляющего почтой и отдав ее кардиналу.
В ожидании лучшего Дюбуа схватил и эту добычу. Впрочем, при столкновении интересов власти и самолюбия чиновников государственные дела затягивались: каждый чего-то требовал от регента, регент требовал этого от Дюбуа, а Дюбуа в ответ на его требования говорил:
— Монсеньор, государственная машина не может работать, если все ее пружины не управляются одной рукой. Даже республики не просуществуют и трех месяцев, если все отдельные воли в ней не объединятся, дабы создать одну волю, единую и действенную. Стало быть, необходимо, чтобы средоточием подобного объединения стали вы или я, а точнее, вы и я, ибо, будучи вашим ставленником, я всегда буду исполнителем исключительно вашей воли. Так что назначьте меня первым министром, или ваше регентство навлечет на себя всеобщее презрение.
— Но разве я не предоставил тебе всю власть? — спросил его регент.
— Нет.
— И чего же тебе недостает, чтобы действовать?
— Звания, монсеньор; оно придает авторитет министру; если у человека нет звания, над ним все насмехаются, но если звание у него есть, все безропотно подчиняются ему. Звание являет собой освящение власти. Власть без звания есть узурпация.
Однако на все эти требования, заходившие дальше, чем он готов был допустить, герцог Орлеанский в конечном счете отвечал какой-нибудь колкой эпиграммой, сочиненной против кардинала, или какой-нибудь язвительной песенкой, направленной против него самого. И тогда Дюбуа, надеясь, что похвала в его адрес, произнесенная чужими устами, окажет на принца большее влияние, решил заставить кого-нибудь другого сказать регенту то, что сам он говорил ему без всякой пользы.
Дюбуа бросил взгляд на своего приспешника Лафито, которого он в награду за проделанную им работу сделал епископом Систеронским и который незадолго до этого прибыл из Рима.
Лафито, отъявленный негодяй и такой же скверный священник, как и Дюбуа, был, говоря без всяких преувеличений, наглым, распутным и в высшей степени бесстыдным, но отсюда и проистекало доверие, которое питал к нему Дюбуа, ибо, поскольку один лишь Дюбуа мог поддерживать Лафито, было очевидно, что Лафито сделает все возможное, чтобы содействовать карьерному возвышению Дюбуа.