Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 146



Вольтер, со своей стороны, как раз в это время поставил «Эдипа».

«Эдип» был местью регенту; досуг, который доставило Вольтеру заключение в Бастилии, он заполнял сочинением «Эдипа». Хроники фиванского царя-кровосмесителя стали непреходящей сатирой на кровосмесительство, в котором упрекали регента. Более того, трагедию взяла под свое покровительство герцогиня Орлеанская, которая благосклонно приняла сделанное ей посвящение, где Вольтер говорит, что он написал «Эдипа», дабы угодить ей, и что он отдает это сочинение под ее покровительство как слабую пробу своего пера.

Проба, и в самом деле, оказалась слабой, однако содержавшаяся в ней критика была убийственной и отвечала настроению тогдашней оппозиции. Пьеса выдержала, без всяких перерывов, сорок пять представлений.

Регент сделал вид, что он не увидел в «Эдипе» ничего оскорбительного для себя, и после первого представления отослал автору трагедии довольно значительную сумму.

— Сударь, — сказал Вольтер, обращаясь к человеку, вручившему ему эти деньги, — передайте его высочеству, что я благодарю его за то, что он взял на себя заботу о моем пропитании, но я прошу его не брать более на себя заботу о моем проживании.

Именно в разгар всех этих тревог Альберони, князь ди Челламаре и герцогиня Менская и составили свой план.

Итак, вот о чем мечтал Альберони: он хотел похитить Филиппа Орлеанского и заточить его в Толедскую цитадель или Таррагонскую крепость; затем, когда принц окажется в заключении, Альберони добьется признания герцога Менского в качестве регента, вынудит Францию выйти из Четверного альянса, бросит флот под командованием Якова III к берегам Англии и приведет Пруссию, Швецию и Россию, с которыми, в свой черед, он подпишет договор о союзе, к столкновению с Голландией. Империя воспользуется этой борьбой, чтобы захватить Неаполь и Сицилию, и тогда Альберони обеспечит великое герцогство Тосканское, которое вот-вот останется без властителя вследствие пресечения рода Медичи, второму сыну короля Испании, присоединит Южные Нидерланды к Франции, отдаст Сардинию герцогу Савойскому, Мантую — венецианцам, возвратит Комаккьо папе, станет душой великой лиги Юга и Запада, противостоящей Востоку и Северу, и, если Людовик XV умрет, коронует Филиппа V королем половины мира.

План не был лишен определенного величия, хотя и вышел из головы макаронника!

Но одно из тех ничтожных событий, которые при всей своей незначительности мешают осуществлению человеческих ожиданий, опрокинуло эту грандиозную комбинацию.

Теми, кого Провидение выбрало исполнителями своей воли на этот раз, были мелкий служащий Королевской библиотеки и содержательница публичного дома. Служащего звали Жаном Бюва.

Сводню звали Ла Фийон.

Оба они почти в одно и то же время явились к Дюбуа.

Бедный служащий, которому администрация Библиотеки из-за финансовых затруднений задолжала заработную плату за пять или шесть месяцев, был вынужден бороться с нуждой и повсюду обращался за работой по переписке; некий мнимый принц де Листне, который был не кто иной, как камердинер князя ди Челламаре, давал ему снимать копии с бумаг второстепенной важности, и Бюва никогда не занимало то, что он переписывает, как вдруг одна записка, по чьей-то неосмотрительности оказавшаяся среди бумаг, доверенных бедному каллиграфу, пробудила его подозрения.

Вот эта записка, дословно скопированная с документа, хранящегося в архиве Министерства иностранных дел:

«Конфиденциально.

Его превосходительству монсеньору Альберони, лично…

Нет дела более важного, чем утвердиться в крепостях, пограничных с Пиренеями, и заручиться поддержкой сеньоров, проживающих в этих кантонах».

До этого места Бюва мало что понимал и, поскольку он всегда снимал копию по мере того, как читал подлинник, он продолжал одновременно копировать и читать:

«Привлечь на свою сторону гарнизон Байонны или завладеть ею».

С этого места дело начало казаться Бюва более серьезным, и, прекратив писать, он принялся читать с вниманием, которое лишь возрастало с каждой прочитанной им строкой столь ценного документа.

«Маркиз де Т*** — комендант в Д***; намерения этого сеньора известны; когда он решит действовать, ему придется утроить свои расходы, чтобы привлечь на свою сторону дворянство; он должен будет щедрой рукой раздавать денежные награды.

Так как Карантан — весьма важный укрепленный пункт в Нормандии, с его комендантом следует вести себя так же, как маркизом де Т***; более того, его офицеров надо обеспечить денежными наградами, которые им приличествуют.

Действовать таким же образом во всех провинциях…»



У Бюва больше не было никаких сомнений: ему удалось напасть на след обширного заговора.

Он продолжал читать:

«На все эти расходы уйдет, надо полагать, не менее трехсот тысяч ливров в первый месяц, а затем ежемесячно сто тысяч ливров, выплачиваемых в срок».

От этих ста тысяч ливров, выплачиваемых в срок, у бедного Бюва потекли слюнки: его оклад составлял всего лишь девятьсот ливров в год, и к тому же ему их не платили!

И потому он с новым пылом продолжил чтение:

«Эти расходы, которые прекратятся после заключения мира, дадут испанскому королю возможность уверенно действовать в случае войны. Испания будет лишь вспомогательной силой; настоящая армия Филиппа V находится во Франции. Десяти тысяч испанцев во главе с королем окажется более чем достаточно.

Однако при этом необходимо привлечь на свою сторону не менее половины войск герцога Орлеанского. Это имеет решающее значение, а без денег осуществить такое невозможно. На каждый батальон или эскадрон понадобится сто тысяч ливров. На двадцать батальонов это составит два миллиона. С такой суммой удастся создать собственную надежную армию и разрушить армию неприятеля.

Можно быть почти уверенным, что наиболее преданные приверженцы испанского короля не будут служить в армии, которая пойдет войной против него; они рассеются по провинциям и там развернут полезную для нас деятельность; однако следует наделить их особыми полномочиями, если они таковых не имеют; для этого случая Его Католическому Величеству нужно прислать во Францию чистые бланки приказов, которые смог бы заполнять его посол в Париже.

Поскольку таких приказов придется выдавать множество, следует уполномочить посла подписывать их от имени испанского короля.

Необходимо также, чтобы Его Католическое Величество подписывал эти приказы словами „Сын Франции“, ибо таков здесь его титул.

Надлежит создать денежный фонд для оплаты армии численностью в девяносто тысяч человек, которую Его Величество найдет здесь крепкой, закаленной и дисциплинированной.

Эти деньги должны прибыть во Францию в конце мая или в начале июня, и их надо будет немедленно распределить в главных городах провинций, таких, как Нант, Байонна и пр.

Следует не допустить выезда из Испании французского посла; его пребывание в Испании послужит ручательством безопасности для тех, кто открыто выступит на нашей стороне».

Хотя Бюва был всего лишь писарем, никаких сомнений по поводу заговора у него не осталось; как и со всех прочих документов, он снял копию с бумаги, которую мы только что процитировали; более того, он снял с нее даже две копии: одну он вручил мнимому принцу де Листне, а другую оставил у себя.

Затем, выйдя от принца де Листне, он помчался к Дюбуа и вручил ему вторую копию.

На другой день состоялся еще один визит к Дюбуа, не менее важный: на этот раз к нему явилась Ла Фийон.

Бюва донес о послании; Ла Фийон донесла о посланце.

Вот что произошло накануне у нее в доме.

У одного из секретарей князя ди Челламаре была назначена на восемь часов вечера встреча с одной из воспитанниц достопочтенной дамы.

Но, вместо того чтобы прийти в восемь часов вечера, он явился в полночь.

Эта опоздание повлекло за собой объяснение между влюбленными.