Страница 77 из 192
Говорили, будто два итальянца, Экзили и Дестинелли, обнаружили, занимаясь поисками философского камня, секрет яда, не оставлявшего после себя никаких следов. Первой провела опыт с этим ядом Ла Бренвилье, давшая его начальнику полиции д'Обре; он умер и был похоронен, причем ни у кого не возникло ни малейших подозрений в отношении преступницы.
Вскоре Ла Вуазен, известная в то время гадалка, имевшая в высшем парижском обществе славу прорицательницы, поняла, какую выгоду она может извлечь из такого добавления к своему занятию. С тех пор она не только предсказывала наследникам смерть их богатых родственников, но еще и бралась обеспечить, так сказать, обещанное событие. Она привлекла к этому делу Ла Вигурё, которая тоже была колдуньей, и двух священников, Лесажа и Даво.
Следствием такого союза стало увеличение числа преступлений, о которых мы только что сказали; это стало до такой степени тревожить Людовика XIV, что была создана ОГНЕННАЯ ПАЛАТА — чрезвычайный уголовный трибунал, имевший задачей судить виновных.
Учреждение этого чрезвычайного суда дало Парламенту, уже долгое время хранившему молчание, повод жаловаться; это и в самом деле было нарушением его прав. Однако в ответ ему было сказано, что, поскольку в преступлениях такого рода могут оказаться замешаны самые знатные придворные, необходим тайный суд, вроде тех, какие существуют в Венеции и Мадриде.
Ла Рени, начальник полиции, был назначен председателем этого чрезвычайного суда.
Ла Вуазен, Ла Вигурё и оба священника были арестованы; допрашивали их секретно. Но, несмотря на молчание судей, кое-что относительно высокопоставленных придворных особ просочилось наружу.
Вначале внимание суда привлек герцог Орлеанский. Как выяснилось, он дважды посещал Ла Вуазен, сопровождаемый шевалье де Лорреном, графом де Бёвроном и маркизом д'Эффиа.
В первый раз герцог пришел к ней, чтобы узнать, что стало с ребенком мужского пола, которого, по-видимому, принцесса Генриетта родила в 1668 году и отцом которого, по его утверждению, он не был. Принцесса, по его словам, разрешилась от бремени в Англии, и там прошел слух, будто ребенок умер. Герцогу хотелось разобраться в этом важном деле.
Вопрос этот, в сущности говоря, не относился к области магии. Так что Ла Вуазен предложила его королевскому высочеству узнать обо всем обычными средствами и с согласия принца отправила в Лондон своего кузена Бовиллара, человека весьма опытного и особенно ловкого в делах подобного рода.
Бовиллар вернулся примерно через месяц и привез с собой следующую историю, то ли истинную, то ли выдуманную. Вот она.
В 1668 году герцогиня действительно побывала в Англии и разрешилась там от бремени ребенком, который вовсе не умер, но был взят под опеку своим дядей, английским королем Карлом II, очень его полюбившим. Отцом этого ребенка называли самого Людовика XIV.
Герцог Орлеанский заплатил Ла Вуазен за эти сведения четыре тысячи пистолей и подарил ей крупный бриллиант; Бовиллар получил двести пятьдесят полулуидоров.
Во второй раз герцог Орлеанский виделся с Ла Вуазен в Мёдоне. Ему пришла тогда фантазия встретиться с дьяволом, у которого он рассчитывал попросить кольцо Тюрпена или узнать какой-нибудь секрет такого же рода, чтобы управлять королем.
Ла Вуазен своими чарами вызвала появление фигуры, которую герцог, отличавшийся, кстати, немалой отвагой, признал за Сатану. Герцог попросил у него кольцо или талисман, однако Сатана ответил, что у короля есть свой собственный волшебный амулет, который никому не позволяет властвовать над его владельцем.
Королева, в свой черед, тоже пожелала увидеть знаменитую прорицательницу. Ла Вуазен погадала ей на картах и предложила изготовить для нее любовное зелье, которое заставит короля любить только ее. Но королева, ни минуты не раздумывая, ответила, что для нее лучше обливаться слезами из-за измен мужа, как она это делает всегда, чем дать ему питье, способное повредить его здоровью.
Королева виделась с отравительницей лишь один этот раз.
Но совсем иначе дело обстояло с графиней Суассонской, Олимпией Манчини. Она более тридцати раз приходила к Ла Вуазен, которая, со своей стороны, столько же раз побывала у нее. Цель графини состояла в том, чтобы завладеть огромным наследством кардинала, своего дяди, отстранив от наследования других родственников, но главное, вернуть себе то влияние на короля, какое у нее прежде было и какое она позволила у нее отнять. Менее совестливая, чем королева, она потребовала во что бы то ни стало дать ей любовное зелье, которое снова сделает короля влюбленным в нее и покорным, и, в надежде получить такое зелье, принесла отравительнице волосы, обрезки ногтей, две рубашки, несколько чулок и воротник короля, предназначенные для того, чтобы изготовить любовную куклу, подобную той, которую за сто лет до этого сделал столь известной суд над Ла Молем.[44] Поговаривали также, что она принесла Ла Вуазен несколько капель крови короля в хрустальном флаконе.
Однако произнесенные колдуньей заклинания никаких последствий не имели.
Фуке перед своим арестом несколько раз посещал Ла Вуазен; вплоть до своей опалы он выплачивал прорицательнице пенсион, который продолжала затем выдавать ей семья министра.
Бюсси-Рабютен приходил к Ла Вуазен за волшебным амулетом, который должен был заставить влюбиться в него г-жу де Севинье, его кузину, и талисман, способный сделать его единственным фаворитом короля.
Господин де Лозен просил колдунью сделать так, чтобы его всегда любила женщина, которая станет любовницей короля; он желал также получить уверенность в возможности своей женитьбы на мадемуазель де Монпансье и хотел узнать, станет ли он когда-нибудь кавалером ордена Святого Духа.
На последний вопрос Ла Вуазен ответила, что Лозен будет носить голубую ленту.
Это предсказание сбылось; однако он получил не орден Святого Духа, а орден Подвязки. Так что Ла Вуазен ошиблась лишь в оттенке: у одного ордена лента была темно-синей, а у другого — светло-синей.
Госпожа де Буйон, отличавшаяся крайней худобой, приходила к Ла Вуазен, чтобы попросить мазь, способную придать ее телу две прелести, которых ему недоставало: одной из этих прелестей была грудь.
Герцог Люксембургский просил колдунью о встрече с дьяволом, к которому ему нужно было обратиться с ходатайством: он хотел, чтобы по власти Сатаны старшинство полученного им титула герцога де Пине считалось со дня первого возведения владения Пине в достоинство герцогства-пэрства, то есть с 1576 года.
Но одной из самых любопытных историй, открывшихся в этом судебном расследовании, стала та, что произошла с монсеньором аббатом Овернским, Эммануэлем Теодосом де Ла Туром, принцем и кардиналом Буйонским.
Он был наследником г-на де Тюренна; к несчастью, маршал не обладал никаким состоянием. Аббат Овернский, который не мог поверить, чтобы при таком славном имени и таких высоких должностях Тюренн пребывал в подобной нищете, вообразил, что маршал оставил после себя клад, но, поскольку умер он внезапно, у него не было времени указать место, где этот клад был зарыт.
Так что он явился к Ла Вуазен, переодетый савояром, и попросил ее сообщить ему, где он должен вести раскопки, чтобы найти зарытый и, следовательно, пропавший клад.
Выслушав эту просьбу, Ла Вуазен первым делом поинтересовалась у великого раздавателя милостыни Франции, не сошел ли он с ума.
Однако аббат Овернский настаивал на своем, поднимал на смех немощность ее искусства и предлагал ей пятьдесят тысяч ливров, если она вызовет тень г-на де Тюренна, и еще двести тысяч, если эта тень укажет место, где спрятан клад.
Ла Вуазен решила, что положить в карман пятьдесят тысяч ливров было бы неплохо; так что мало-помалу она отступила от своего первоначального отказа, заявив, что дело это трудное, но выполнимое и что она берется вызвать тень победителя при Дюнах, если аббат соблаговолит выдать ей вперед половину указанной суммы, а другую половину передаст в руки третьего лица, которое вручит ей эти деньги после того, как тень будет вызвана.