Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 192

Людовик XIV объявил о своем намерении отправиться в Дюнкерк, и к участию в этой поездке были приглашены придворные.

В этих обстоятельствах король пустил в ход всю помпезность, какую только можно было проявить: пятьдесят тысяч человек предшествовали ему или следовали позади него; его сопровождал весь двор, то есть самое богатое и самое знатное дворянство Европы, самые прелестные и самые остроумные женщины. Королева и герцогиня Орлеанская занимали почти равное положение, а сразу позади них ехали в одной карете, что было невиданным зрелищем, обе любовницы короля, г-жа де Лавальер и г-жа де Монтеспан, иногда даже садившиеся вместе с королем и королевой в одну большую английскую карету.

Помимо прочих придворных дам, герцогиню Орлеанскую сопровождала одна очаровательная особа, получившая тайные инструкции; это была Луиза Рене де Пенанкоэ, известная под именем мадемуазель де Керуаль. Людовик XIV называл ее полномочной искусительницей.

Роль ее была важной, а возложенное на нее поручение таило в себе немалые трудности: ей предстояло одержать победу над семью известными любовницами, которые в тот момент, причем все вместе, пользовались исключительным правом, весьма модным в те времена в Англии, отвлекать короля Карла II от огорчений, которые причиняли ему расстройство финансов, ропот народа и увещания парламента.

Этими семью любовницами были: графиня Каслмейн; мадемуазель Стюарт; мадемуазель Уэллс, фрейлина герцогини Йоркской; Нелл Куин, одна из самых взбалмошных куртизанок того времени; мисс Дэвис, знаменитая актриса; танцовщица Белл Оркей и, наконец, мавританка по имени Зинга.

Все эти политические и любовные интриги, происходившие в то время, вызывали большую досаду у герцога Орлеанского, который сердился, бранился, досадовал, грубил жене, как говорит Сен-Симон, но никак не мог им помешать. Герцог пребывал в ужасном бешенстве еще и потому, что как раз тогда отправили в изгнание его фаворита, шевалье де Лоррена. Позднее мы увидим, к какой страшной беде привела эта ссылка. Однако король делал вид, что не замечает скрытого недовольства брата, а если он и замечал его, то оно нисколько его не беспокоило, так что герцогиня Орлеанская, несмотря ни на что, 24 или 25 мая отправилась в Дувр, куда и прибыла 26-го.

Успех переговоров превзошел все ожидания Людовика XIV: король Карл II нашел мадемуазель де Керуаль очаровательной и за несколько миллионов, а также обещание, данное ему сестрой, что мадемуазель де Керуаль останется в Англии, пообещал все, чего от него хотели.

Правда, он сам сильно ненавидел Голландию, кальвинистские происки которой непрестанно вызывали волнения в его королевстве.

Мадемуазель де Керуаль осталась в Англии, где король Карл II пожаловал ей в 1673 году титул герцогини Портсмутской, а Людовик XIV подарил ей в том же году владение Обиньи, то самое владение, какое в 1422 году было подарено королем Карлом VII Джону Стюарту в знак огромных и важных заслуг, которые тот оказал ему в войне с англичанами.

Услуги мадемуазель де Керуаль были совсем другого свойства, но, поскольку они стоили не меньше заслуг Джона Стюарта, Людовик XIV не постеснялся дать за них ту же награду.

В итоге был подготовлен договор о союзе между Людовиком XIV и Карлом II. Он состоял из одиннадцати статей, из которых пятая, самая важная, была составлена в следующих выражениях:

«Вышеназванные всемогущие короли, имеющие, каждый в отдельности, куда более подданных, нежели надобно для того, чтобы счесть оправданным принятое ими решение укротить спесь генеральных штатов Соединенных провинций Нидерландов и ослабить мощь нации, которая сама так часто порочит себя крайней неблагодарностью по отношению к учредителям и создателям своей собственной республики и которая даже имеет ныне дерзость выступать в качестве суверенного властителя и судьи всех других владык, договорились, постановили и решили, что Их Величества объявят и будут совокупно вести войну посредством всех своих сухопутных и морских сил с вышеозначенными генеральными штатами Соединенных провинций Нидерландов и что ни один из вышеназванных всемогущих королей не заключит с ними мирного договора, перемирия или прекращения военных действий, не получив на то совета и согласия другого и т. д., и т. д.»

Обмен ратифицированными экземплярами этого договора должен был состояться в течение следующего месяца.

Понятно, с какими почестями была встречена в Кале посланница, доставившая столь великолепные новости.

Все вернулись в Париж, чтобы готовиться к завоеванию, но, прежде чем армия выступила в путь, чтобы осуществить это завоевание, страшная беда, столь же горестная, сколько и неожиданная, поразила ужасом французский двор.





По всей Европе разнесся крик Боссюэ:

— Ее королевское высочество умирает! Ее королевское высочество умерла!

Расскажем о событиях, предшествовавших этой внезапной и драматической смерти.

Мы уже говорили о ревности и жалобах герцога Орлеанского по поводу любовных интриг его супруги. Нам остается сказать об обидах герцогини Орлеанской на своего мужа.

Невозможно, чтобы два брата были похожи один на другого в физическом и нравственном отношении менее, чем Людовик XIV и его брат. Король был высок ростом, у него были пепельного цвета волосы, мужественный облик и надменный вид; герцог Орлеанский был мал ростом, у него были черные волосы и брови, темные глаза, крупный нос, очень маленький рот и скверные зубы. Ни одна из мужских забав не устраивала его; нельзя было заставить его играть в мяч и фехтовать; за исключением военного времени, он никогда не садился верхом, и солдаты говорили, что он боится зноя больше, чем пороха, и солнечного удара больше, чем мушкетной пули. Но, с другой стороны, он любил прихорашиваться и наряжаться, румянился и часто переодевался женщиной, танцевал, как если бы в самом деле был женщиной, и, находясь в кругу всех этих красавиц, украшавших, подобно распустившимся цветам, двор его брата-короля, никогда не был обвинен ни в одном из тех милых грехов, в отпущении которых так часто имел нужду его брат.

Госпожа де Фьенн сказала ему однажды:

— Не вы, монсеньор, соблазняете женщин, а женщины соблазняют вас!

Поговаривали, будто княгиня Монако держала по этому поводу пари; имей она дело со всяким другим мужчиной, ее красота обеспечила бы ей легкую победу, но в случае с герцогом Орлеанским она проиграла.

Зато, хотя герцог Орлеанский не имел любовниц, он имел фаворитов. Этими фаворитами были граф де Бёврон, маркиз д'Эффиа, внук маршала, и Филипп де Лоррен-Арманьяк, мальтийский рыцарь, которого обычно называли шевалье де Лорреном. Этот последний был главным фаворитом герцога.

Шевалье де Лоррену, родившемуся в 1643 году, в то время было лет двадцать шесть или двадцать семь. По словам принцессы Пфальцской, второй жены герцога Орлеанского, это был статный малый, о котором нельзя было бы сказать ничего плохого, если бы душа его походила на его тело.

Герцогиня Орлеанская ревновала мужа к шевалье де Лоррену, но не так, как она ревновала бы его к любовнице: близость герцога с красивым молодым человеком, который слыл страшно развращенным, возмущала ее. Воспользовавшись высокой степенью благосклонности короля, заранее достигнутой ею благодаря заслугам, которые она должна была ему оказать, принцесса потребовала изгнать шевалье; это изгнание было обещано ей тем охотнее, что король и сам с раздражением воспринимал слухи, порождавшиеся странными наклонностями его брата.

Так что шевалье де Лоррен получил приказ покинуть Францию.

Узнав об этом, герцог Орлеанский вначале лишился чувств, затем залился слезами, потом бросился в ноги к королю, но так ничего и не смог добиться. И тогда, пребывая в страшном отчаянии, он покинул Париж и затворился в своем замке Виллер-Котре.

Но по своей натуре он не был способен сердиться долго, и гнев его вскоре улетучился как дым. Со своей стороны, герцогиня, против которой этот гнев был прежде всего обращен, уверяла, что она не имеет к изгнанию шевалье де Лоррена никакого отношения. Король предложил брату некоторое возмещение за понесенную потерю; герцог его принял и возвратился ко двору, все еще с досадой на сердце, но подавив печаль. Его отношения с королем и женой продолжали быть такими же, какими они были прежде.