Страница 58 из 192
Между тем вскоре после своего возвращения из Шайо мадемуазель де Лавальер оставила службу у герцогини Орлеанской, на которую у нее было столько оснований жаловаться, и король приказал обставить для нее Брионский дворец с изяществом и роскошью, против которых она тщетно восставала, требуя, напротив, лишь тишины и безвестности. К несчастью, Людовик XIV, подобно Юпитеру, нес с собой пламя, которое все освещает и истребляет; к тому же, смиренной любовнице великого короля вскоре предстояло обрести славу иного рода. Мадемуазель де Лавальер была беременна. Эта новость не только разнеслась по двору, но и была почти официально объявлена.
Двадцать второго октября 1666 года мадемуазель де Лавальер родила в Венсенском замке Анну Марию де Бурбон, которая была узаконена королем, о чем мы вскоре скажем, и в 1680 году вышла замуж за Луи Армана де Бурбона, принца де Конти.[27]
Спустя полгода фаворитка, снова против своей воли, получила от своего царственного любовника титул герцогини. Владение Вожур и барония Сен-Кристоф были возведены в достоинство герцогства-пэрства в пользу матери и дочери, которая была узаконена той же королевской грамотой, изданной в Сен-Жермен-ан-Ле в начале мая 1667 года и зарегистрированной Парламентом 13 мая.
Второго сентября 1667 года мадемуазель де Лавальер во второй раз стала матерью, произведя на свет Луи де Бурбона, также узаконенного королем и ставшего позднее известным под именем графа де Вермандуа.
Весь двор принарядился и радовался так, будто родившийся ребенок являлся законным наследником престола, и положение мадемуазель де Лавальер стало казаться еще прочнее, чем прежде.
Посреди всех придворных интриг, имевших целью низвергнуть мадемуазель де Лавальер или добиться права носить голубой камзол, отличия все более и более желанного, двое из старых друзей королевы-матери, пребывавшей в уединении и страдавшей недугом, от которого ей предстояло умереть, сошли в могилу прежде нее. Одним из них был маршал де Ла Мейре, который, как мы видели, играл важную роль во времена Фронды и сын которого, ставший герцогом Мазарини, женился на Гортензии Манчини; другим был шут королевы, Гийом де Ботрю, граф де Серран, которого обычно называли Ножан-Ботрю. Вскоре мы поясним, с чем это было связано.
Карьера Шарля де Лапорта, герцога де Ла Мейре, объяснялась его родством с кардиналом Ришелье, его двоюродным братом, который взял его в качестве конюшего, еще будучи епископом Люсонским. Из конюшего он сделался знаменщиком гвардейцев королевы Марии Медичи, а после так называемой забавы при Ле-Пон-де-Се был назначен капитаном упомянутого отборного отряда.
Впрочем, эта карьера началась в злосчастный для него час; король Людовик XIII терпеть не мог будущего маршала, вероятно по причине ненависти, которую он питал ко всем ставленникам кардинала. Однажды, когда Людовик XIII сказал ему какую-то грубость, несчастный капитан вышел в переднюю и, по словам Таллемана де Рео, в ярости съел целую свечу. Проходивший мимо Ришелье застал его за этим занятием и не смог удержаться от смеха при виде такого странного способа унять свой гнев. Уязвленный насмешкой первого министра почти так же, как и раздражением короля, Ла Мейре покидает Париж, продает свое имение, выручает от продажи сумму от сорока до пятидесяти тысяч ливров, возвращается и объявляет своему двоюродному брату Ришелье, что уезжает к королю Швеции, чтобы поступить на его службу. Кардинал дает ему дойти до самой двери и в ту минуту, когда тот уже собирается выйти, говорит:
— Знаете, кузен, а вы храбрый человек! Оставайтесь здесь, и я продвину вас вверх.
Ришелье велел разорвать купчую, Ла Мейре вернулся в поместье, чье имя он носил, и кардинал действительно стал продвигать вверх его, а вместе с ним и всю его семью, да так, что приставил его сестру к королеве-матери, которую она оставила лишь для того, чтобы стать настоятельницей Шельского аббатства, хотя прежде эту должность занимали исключительно принцессы.
Что же касается самого Шарля, то первой оказанной ему кардиналом милостью стало пожалование в кавалеры ордена Святого Михаила, а второй — женитьба на дочери маршала д'Эффиа, которую ради этого разлучили с овернским дворянином по имени Бове; однако новобрачная утверждала, что этот дворянин был ей не только женихом, но и мужем, и потому всегда свысока относилась к тому, кого она называла не иначе как своим вторым мужем; к счастью для будущего маршала, она умерла совсем молодой, родив ему сына, впоследствии ставшего герцогом Мазарини и унаследовавшего от матери определенную долю ее безумия.
В 1637 году, опять-таки благодаря влиянию Ришелье, который, как мы видим, был верен своему слову, г-н де Ла Мейре женился на Мари де Коссе-Бриссак, и, чтобы уменьшить, насколько это было возможно, разрыв, отделявший его от семьи, с которой он породнился, кардинал сделал его королевским наместником в Бретани, что впоследствии доставило ему, как мы это видели в связи с коадъютором, должность губернатора Нанта.
Несчастному герцогу суждено было жениться на сумасбродках. В одно прекрасное утро новая супруга г-на де Ла Мейре стала убеждать его, что семья Коссе, к которой она принадлежала, происходит от императора Кокцея Нервы, умершего, надо сказать, без потомства. Вследствие этого принцесса римской императорской крови сажала своих сестер в кресла, а сама в их присутствии садилась лишь на стул, полагая себя униженной браком с человеком из столь незнатной семьи, которого, когда он был капитаном гвардейцев, называли не иначе как Малышом Ла Мейре и которому было отказано в руке мадемуазель де Вильруа, ставшей впоследствии г-жой де Курсель.
Герцог был храбр и дал этому не одно доказательство. Во время осады Гравлина у него разыгралась подагра, так что в тот день, когда там прокладывали траншею, он наблюдал за ходом работ, сидя на небольшой лошадке, и, хотя в этом не было никакой надобности, какое-то время находился на возвышенности, открытый для вражеского огня; по нему произвели более двух десятков пушечных выстрелов, и одно ядро пролетело так близко от него, что его лошадь стала на дыбы. Опасность была огромной, и сопровождавшие маршала офицеры стали просить его удалиться.
— Как? Неужели вы боитесь, господа? — спросил у них Ла Мейре.
— Не за себя, а за вас, сударь!
— За меня?! — переспросил он. — Эх, господа! Командующему армией не пристало бояться, особенно если он маршал Франции!
Еще во время блокады Ла-Рошели он совершил поступок, чрезвычайно прославивший его среди той молодежи, что носила в себе последний жар рыцарства. Как-то раз, скучая в казарме, он позвал к себе трубача и отправил его в город узнать, нет ли там какого-нибудь дворянина, который, скучая, подобно ему, не прочь ради развлечения обменяться с ним пистолетными выстрелами. Находившийся у передовой заставы офицер по имени Ла Констансьер принял вызов. Они сделали по два выстрела каждый, и при втором выстреле Ла Констансьер угодил пулей прямо в лоб лошади маршала, которая рухнула, благодаря чему перевес оказался на стороне этого офицера. Однако Ла Мейре, вместо того чтобы затаить на него злобу за свое поражение, дал ему роту в своем полку.
Маршал де Ла Мейре умер 8 февраля 1664 года.
Что же касается Гийома де Ботрю, графа де Серрана, государственного советника, члена Французской академии, то он принадлежал к знатной семье из Анже; он женился на дочери докладчика Счетной палаты, и его жена, представленная ко двору, желала появляться там исключительно под именем госпожи де Ножан, а не госпожи де Ботрю, чтобы королева Мария Медичи, не сумевшая избавиться от своего итальянского произношения, не звала ее г-жой де Ботру.
Эта дама слыла чудом добродетели, поскольку никогда не выходила из дома и решительно нигде не бывала; такое поведение жены доставляло много поздравлений мужу и делало его счастливцем, как вдруг ему удалось выяснить, что она была домоседкой лишь потому, что у нее имелся любовник дома, и что этим любовником был его собственный лакей. Наказание было соразмерно с преступлением: лакей был приговорен к галерам, но только после того, как Ботрю доставил себе удовольствие насладиться мщением, удивительные подробности которого можно вычитать у Таллемана де Рео.[28]