Страница 29 из 192
Затем он вернулся в Париж и приказал отслужить благодарственный молебен.
На другой день после этой церемонии, в которой возносилась благодарность Богу за снятие осады с одного города и захват другого, умер в полной безвестности и тишине советник Бруссель, бывший любимец народа, который за пять или шесть лет до этого промелькнул, как метеор, вспыхнув таким ярким светом и наделав столько шума.
XXXI. 1654 — 1656
Гонди становится архиепископом Парижским. — Оппозиция двора. — Интриги по этому поводу. — Блестящие предложения. — Отказ кардинала де Реца. — Причины, побудившие его подать в отставку. — Его переводят в Нантский замок. — Папа не хочет утвердить его отставку. — Затруднительное положение кардинала. — Его бегство из тюрьмы. — Как он избегает нового ареста. — Письмо принца де Конде к кардиналу. — Испуг двора. — Первые любовные похождения Людовика XIV. — Госпожа де Фронтенак. — Госпожа де Шатийон. — Мадемуазель д’Эдикур. — Госпожа де Бове. — Олимпия Манчини. — Серьезная страсть. — Парламент хочет оказать сопротивление. — Смелый поступок юного короля. — Гонди приезжает в Рим. — Новая кампания Людовика XIV. — Празднества и балеты. — Первая карусель. — Королева Кристина во Франции. — Описание этой королевы, сделанное герцогом де Гизом. — Смерть г-жи Манчини и г-жи де Меркёр. — Свадьба Олимпии Манчини. — Конец политической деятельности Гастона Орлеанского.
В то время как Людовик XIV впервые исполнял свои обязанности коронованного короля и впервые добивался военных успехов, во Франции произошло важное событие, способное все изменить к худшему.
Кардинал де Рец, как мы видели, был препровожден в Венсен. Но через несколько дней после этого скончался его дядя, архиепископ Парижский, и он, хотя и находясь в заключении, счел себя вправе унаследовать его должность уже по одной той причине, что носил звание коадъютора.
Архиепископ Парижский умер 21 марта 1654 года, в четыре часа утра, а уже в пять часов г-н де Комартен, имея на руках выправленную по всей форме доверенность от кардинала де Реца, вступил во владение архиепископской резиденцией. В пять часов двадцать минут туда же явился от имени короля г-н Ле Телье, но было уже поздно.
Даже находясь в тюрьме, коадъютор еще был способен внушать страх: он сохранил отношения с приходскими священниками Парижа, которые в любой момент могли снова возмутить народ, и с высшим духовенством, которое, видя нарушение неприкосновенности Церкви в лице одного из своих членов, могло возглавить это возмущение. Кроме того, папа Римский писал королю письмо за письмом, требуя освободить кардинала де Реца.
Вдобавок, в Венсене случилось происшествие, увеличившее в еще большей степени сочувствие народа к заключенному. Капитул собора Парижской Богоматери попросил разрешить одному из своих членов постоянно находиться при арестованном кардинале, что было позволено. Выбор пал на каноника, который некогда учился вместе с Гонди и которому он даже отдал одну из своих доходных церковных должностей; однако у этого достойного священника самоотверженности было больше, чем физических сил, и тюремное заключение вскоре расстроило его здоровье. Заметив перемены, какие произвела в канонике меланхолия, в которую тот впал, кардинал де Рец хотел заставить его покинуть тюрьму, но тот решительно отказался выйти на свободу. Спустя некоторое время каноник захворал трехдневной лихорадкой и во время четвертого ее приступа перерезал себе горло бритвой.
Слух об этой смерти разнесся по Парижу: народ счел это самоубийство следствием жестоких тюремных условий, и сочувствие к кардиналу усилилось.
Как раз в это время и умер архиепископ Парижский.
Тотчас же оба главных викария кардинала, Поль Шевалье и Никола Ладвока, поднялись на амвон и от имени узника стали провозглашать самые зажигательные буллы. Слушая эти буллы, приходские священники воспламенились; друзья кардинала раздули пламя, и в итоге появилась маленькая книжица, призывавшая всех парижских викариев затворить церкви.
Это было нечто вроде церковного отлучения, страшного особенно тем, что оно исходило не от главы Церкви, а от всей Церкви в целом.
Мазарини испугался и начал переговоры: предстояло добиться от кардинала Реца прошения об отставке с должности архиепископа Парижа. Сначала попытались прибегнуть к угрозам.
К узнику явился г-н де Ноайль, дежурный капитан королевской гвардии, и обратился к нему с речью, которая, по словам кардинала, подобала бы скорее какому-нибудь командиру янычар, чем офицеру христианнейшего короля; однако кардинал был закален в отношении угроз. Он заявил, что даст свой ответ письменно. И действительно, он написал его в ту же ночь и на другой день отправил его не только королю, но и своим друзьям, которые напечатали его и распространили по всему Парижу.
Этот ответ, каждое слово которого было взвешено, произвел огромнейшее впечатление. Пока двор изыскивал новые средства давления на кардинала, к нему явился г-н Прадель, тот самый, напомним, кому был отдан приказ арестовать его, и стал толковать о выгодах, какие воспоследуют из отказа от должности архиепископа, рисуя будущую свободу и возвращение королевского благоволения. Прадель ничего не добился, но, уходя, распорядился по возможности смягчить кардиналу условия заключения.
Спустя какое-то время в тюрьму прибыл президент Бельевр. Еще накануне кардинал был предупрежден друзьями об этом визите и ждал его скорее с нетерпением, чем со страхом, ибо во времена Фронды ему приходилось часто встречаться с посредником, которого к нему послали, и он знал его, в сущности говоря, как врага Мазарини.
В самом деле, войдя и поклонившись кардиналу с такой почтительностью, словно тот пользовался полной свободой и обладал полной властью, президент Бельевр начал свою речь так:
— Господин кардинал! Я послан первым министром предложить вам аббатства Сен-Люсьен в Бове, Сен-Медар в Суассоне, Сен-Жермен в Осере, Барбо, Сен-Мартен в Понтуазе, Сент-Обен в Анже и Оркан, если вы соблаговолите подать в отставку с должности архиепископа Парижа.
Затем, видя, что кардинал смотрит на него с удивлением, ибо ему и в голову не приходило ожидать подобного возмещения, он продолжил:
— Послушайте, до сих пор я говорил с вами как добросовестный посол, но с этой минуты я намереваюсь посмеяться вместе с вами над сицилианцем, у которого хватило глупости послать меня к вам с предложением такого рода.
— Ну да, понимаю! — ответил кардинал. — Остается еще тема гарантий.
— Именно так! И вот по этому вопросу вам будет невозможно договориться с господином Мазарини.
— Это не столь важно, все равно хотелось бы узнать, чего же он требует.
— Он требует, чтобы вы предоставили ему двенадцать человек из числа ваших друзей в качестве поручителей.
— И он их назвал поименно?
— Несомненно; это господа де Рец, де Бриссак, де Монтрезор, де Комартен, д’Аквиль…
Кардинал сделал нетерпеливое движение.
— Да, именно так, — продолжил президент, — но позвольте мне договорить до конца, ибо я не хочу, чтобы вы хотя бы одну минуту считали меня способным предположить, будто вы согласитесь на подобные предложения.
— Но для чего же тогда вы ко мне пришли? — спросил кардинал.
— Для того, чтобы сообщить вам, что ваши друзья убеждены, что вам следует твердо стоять на своем и тогда двор вернет вам свободу. Однако ошибается и та, и другая сторона. Мазарини ошибается, полагая, что вы согласитесь на его предложения. Ваши друзья ошибаются, полагая, что вам достаточно твердо стоять на своем и тогда вы отделаетесь просто отставкой. Сам по себе Мазарини удовольствовался бы этим, но королева приходит в отчаяние от одной только мысли, что вы можете выйти из тюрьмы. Ле Телье утверждает, что кардинал Мазарини лишился рассудка, если, держа вас в своих руках, думает отпустить вас на свободу; аббат Фуке в бешенстве, а Сервьен соглашается с мнением министра лишь по той причине, что оно противоположно мнению его коллег. Итак, подытожим: один лишь Мазарини хочет освободить вас, да и то это под вопросом. Ваша борьба как архиепископа вызовет возмущение, но и только. Папский нунций будет сыпать угрозами, но ничего другого делать не станет. Капитул будет протестовать, но его протесты никто не станет слушать. Приходские священники станут читать проповеди, но этим и ограничатся. Народ, возможно, пошумит, но, будьте уверены, он настолько устал от бунтов, что ни в коем случае не возьмется за оружие. Все, что я сказал вам сейчас, двору известно не хуже, чем мне. Итогом всего этого шума станет то, что вас переведут в Гавр или Брест, и там вы окажетесь в полной власти ваших врагов, которые поступят с вами по своему усмотрению.