Страница 117 из 192
Оба вражеских полководца имели перед французскими полководцами большое преимущество, состоявшее в том, что они были совершенно свободны в своих решениях и имели возможность руководствоваться обстоятельствами, тогда как Катина и Буффлер, напротив, имели готовый план операций, присланный из Версаля, и были скованы в своих действиях, ибо Людовик XIV имел притязание быть самым великим полководцем своего времени, точно так же, как он притязал на то, чтобы быть самым великим политиком, и оба эти притязания заставляли его ненавидеть Тюренна и Конде, Кольбера и Лувуа.
Так что Катина, воевавший против принца Евгения, оказался ничуть не удачливее Буффлера, воевавшего против Мальборо. И в самом деле, австрийский военачальник захватил крепость Карпи, овладел всей областью, простирающейся между Адидже и Аддой, вторгся в Брешиано и принудил Катина отступить за Ольо.
После этого Людовик XIV пришел к мысли, что настал момент использовать таланты своего фаворита Вильруа, и послал его в Италию, своим приказом подчинив ему маршала де Катина.
Герцог де Вильруа, поставленный начальником над победителем при Стаффарде и Марсалье, был сын старого герцога де Вильруа, которого мы видели в качестве наставника Людовика XIV. Воспитанный вместе с королем, он участвовал во всех его походах и всех его развлечениях. Он славился своей храбростью и порядочностью и был, как говорили, добрым и искренним другом, прекрасным во всех отношениях; но всех этих качеств было недостаточно для человека, призванного противостоять одному из лучших полководцев того времени. Вильруа начал свою кампанию с поражения, приказав атаковать принца Евгения у крепости Кьяри, а кончил тем, что в Кремоне позволил взять себя в плен с частью своего штаба.
Понятно, что чем больше становился фавор Вильруа, тем сильнее ненавидели его придворные. Нападки, которым он подвергался в Версале, были настолько жестокими и открытыми, что Людовик XIV посчитал необходимым прекратить их, заявив:
— На Вильруа обрушиваются потому, что он мой фаворит.
Это высказывание всех удивило, ибо король впервые произнес слово «фаворит» и, чтобы воспользоваться им, дожидался шестидесятичетырехлетнего возраста.
Между тем французская армия в Италии не могла долго оставаться без командования, и туда послали герцога Вандомского.
Луи Жозеф, герцог Вандомский, был правнук Генриха IV и сын герцога де Меркёра, женившегося на Лауре Манчини. Он был среднего роста, несколько тучен, но крепкого сложения, проворен и ловок; до болезни, обезобразившей его, как мы вскоре увидим, он обладал красивым лицом и царственной осанкой; ему были присущи изящные манеры, непринужденная речь и природное остроумие, которое поддерживалось отвагой, опиравшейся на высокое положение принца, и с годами обратилось в дерзость. Его знание света было безупречным, он знал подноготную всех. Под его беспечным видом скрывались желание и особое умение получать выгоду из всего. Великолепный царедворец, он умел, находясь подле Людовика XIV, извлекать пользу даже из его пороков. Искусно, а главное, весьма избирательно учтивый, сдержанный в изъявлении вежливости, невероятно наглый, когда, по его мнению, можно было без нее обойтись, простой и общительный с солдатами и простонародьем, он скрывал под этой простотой и общительностью необузданную и неутолимую гордыню. По мере того как он возвышался, его высокомерие, упрямство и гордыня становились все сильнее; наконец, он дошел до того, что перестал слушать чьих бы то ни было советов и окружил себя исключительно лакеями, поскольку не хотел допустить, что кто-то выше его, и не мог мириться с тем, что кто-то равен ему.
Главным пороком герцога Вандомского — мы оставляем в стороне его постыдный порок, который, к удивлению Сен-Симона, Людовик XIV ему прощал, — была леность. Раз десять герцог чуть было не попал в плен только потому, что, когда он размещался в каком-нибудь удобном, но слишком удаленном жилище, никакие предостережения, советы или просьбы не могли заставить его покинуть это жилище. Он проигрывал сражения и нередко упускал выгоды удачно складывающейся для него кампании только потому, что не мог решиться покинуть лагерь, где ему было хорошо. Крайне редко удавалось поднять его раньше четырех часов пополудни, а так как после этого у него уже не было времени заниматься своим туалетом, то он отличался крайней неопрятностью и в конце концов стал кичиться ею. На его постели, в которой он, по словам Сен-Симона, ничем себя не стеснял, валялись кобели, располагавшиеся там с таким же удобством, как их хозяин, и суки, производившие там на свет своих щенков. Его любимая мысль состояла в том, что весь свет столь же нечистоплотен, как он, и что один лишь ложный стыд мешает людям сознаться в своей естественной склонности жить, как самые грязные животные. Как-то раз он в присутствии Людовика XIV уверял в этом принцессу де Конти, самую чистоплотную и самую утонченную особу на свете.
Поднявшись с постели, он тотчас отправлялся в свою уборную, и там, будучи правнуком Генриха IV, без всякой оглядки пользовался введенным французскими королями обычаем иметь два трона. Там он диктовал или писал письма, принимал генералов, завтракал или основательно обедал. И потому герцогиня Бурбонская говаривала, что если сирены были наполовину женщинами, наполовину рыбами, то герцог Вандомский был наполовину человеком, наполовину стульчаком. Позднее, в нашей «Истории Регентства», мы расскажем, какое влияние оказал стульчак герцога Вандомского на судьбы мира.
Окончив все эти дела, которые, как видно, отнимали у него львиную долю времени, он одевался, играл по-крупному в пикет или ломбер, а если ему обязательно нужно было куда-либо ехать, садился верхом на лошадь.
В то время, к которому мы подошли, герцогу Вандомскому было около сорока лет, и он уже был известен как военачальник благодаря тому, что в 1695 году командовал французской армией в Каталонии, сменив г-на де Ноайля. В той кампании он взял Остальрик, разгромил испанскую кавалерию и, вступив в Барселону, сдавшуюся ему на условиях почетной капитуляции, был с большой помпой принят там в качестве вице-короля. Но, едва обосновавшись в своем вице-королевстве, явно принесшем ему несчастье, герцог поспешно вернулся в Париж, чтобы поправить здоровье. Там он попал в руки хирургов и вырвался из них лишь после того, как потерял половину носа и семь или восемь зубов. Хотя герцог Вандомский был храбрецом и великим триумфатором, подобные повреждения неизбежно должны были пугать придворных. Поэтому он попросил предоставить ему командование где-нибудь подальше от двора, добился назначения в Италию и отправился туда, получив при отъезде четыре тысячи луидоров на снаряжение. Его брат, великий приор, служил под его начальством.
Джеймс Фиц-Джеймс, побочный сын Якова II и Арабеллы Черчилль, сестры Мальборо, известный под именем герцога Бервика, был послан в Испанию командовать там вместо герцога де Вандома.
Оставим Бервика воевать с португальцами, Вандома — с австрийцами, Виллара — с англичанами и имперцами, то есть вести борьбу на три фронта, следствием которой стали победы при Фридлингене, Гохштедте, Кассано и Альмансе и поражения при Бленхейме, Рамильи и Мальплаке, а сами вернемся в Версаль.
Перед отъездом к Фландрской армии Виллар почти усмирил Севенны. Один из главных вождей севеннцев, Жан Кавалье, о котором мы уже говорили, заключил с маршалом мирный договор, получив обещание, что ему будет дан чин полковника и предоставлен полк. В тот момент, когда мы вместе с читателем возвращаемся в Версаль, там весьма интересовались скорым приездом молодого вождя, который был красивым малым не более двадцати семи или двадцати восьми лет и, как уверяли, отличался изяществом манер, необычайным для человека его сословия. Всюду по пути Жана Кавалье превосходно принимали, а в Маконе, где он остановился на короткое время, к нему прибыл от г-на де Шамийяра курьер, которому было приказано сопроводить его в Версаль. Прием, оказанный ему у министра, укрепил честолюбивые мечты будущего полковника. Министр признался Жану Кавалье, что при дворе все проявляют большой интерес к нему, пообещал оказывать ему благоволение и подтвердил, что все самые знатные вельможи и придворные дамы в Версале расположены в его пользу ничуть не меньше, чем он сам. Более того, он добавил, что король желает видеть Кавалье, и, следовательно, ему нужно лишь приготовиться быть представленным его величеству послезавтра; министр уточнил собеседнику, что его поместят на парадной лестнице, по которой должен будет проходить король.