Генрих IV. Людовик XIII и Ришелье

Этот знаменитый летучий эскадрон, упоминаемый в мемуарах и памфлетах того времени, был в руках Екате­рины Медичи мощным средством обольщения.

В самом деле, Александр Македонский устоял перед чарами жены и дочерей Дария, а Сципион — прелестной испанки, невесты Аллуция, имя которой история забыла сохранить для нас; Октавиан устоял перед чарами Клео­патры, а Наполеон — Луизы Прусской. Но каким обра­зом мужчина, будь он полководцем, королем или импе­ратором, может противостоять целому эскадрону из трехсот женщин одна другой красивее и соблазнительнее, да еще находящихся под началом такого командира, как Екатерина Медичи?

Разумеется, человек с темпераментом Генриха IV, глав­ной чертой характера которого никоим образом не была воздержанность, должен был поддаться этому искуше­нию.

И он поддался.

Лавры победительницы достались красавице Дейель.

Это была гречанка с острова Кипр, три тысячи лет тому назад давшего Венере прозвище Киприда. Будучи ребенком, она играла на развалинах Амафунта, Пафоса и Идалиона, и, когда в 1571 году остров был захвачен и разграблен турками, ей удалось спастись на венециан­ской галере. Она была представлена ко двору Екатерины, и та, найдя ее необычайно красивой и рассудив, что подобная красота может послужить ей самой, зачислила ее в свой летучий эскадрон.

«Она и г-жа де Сов, — говорит д'Обинье, — были двумя красивыми и ловкими особами, которых во время своей поездки в Гасконь в 1578 году использовала королева-мать, чтобы развлекать Генриха IV».

К счастью для дела гугенотов, Маргарита, — всегда оберегавшая своего мужа, даже в разгар супружеских измен, которыми она удручала его, — так вот, повторяем, к счастью для дела гугенотов, Маргарита решила создать противовес страсти Генриха к красавице-гречанке: она обольстила советника Пибрака, пользовавшегося гром­кой известностью, которую принесли ему его моральные катрены, напечатанные за четыре года до этого.

Мессир Ги дю Фор, сеньор де Пибрак, в звании намест­ника сенешаля представлявший Францию на Трентском соборе и защищавший на нем свободы Галликанской церкви, был весьма важным человеком: он являлся гене­ральным адвокатом, затем сопровождал Генриха III в Польшу и вместе с ним вернулся оттуда, а потом был послан им защищать интересы католиков на переговорах в Нераке, как прежде он защищал свободы Галликанской церкви на Трентском соборе, о чем мы только что ска­зали.

Маргарита не забыла услуг, оказанных славным совет­ником ее мужу. Позднее она сделала его президентом Парламента, своим канцлером и канцлером герцога Алансонского.

Итоги переговоров в Нераке, статьи подписанного там договора и суждения о влиянии этого договора на собы­тия того времени следует искать не в этой хронике, а в исторических трудах. Как известно, наша задача состоит в том, чтобы заниматься совсем иными делами.

Когда договор был подписан и переговоры заверши­лись, королева-мать уехала в Лангедок, а двор короля Наваррского направился в По, в Беарн.

Мы привели примерный список любовников Марга­риты. Попытаемся теперь привести список любовниц Генриха IV.

Пребывание Генриха в Беарне в годы, предшествова­вшие его женитьбе, оставило память лишь о мимолетной любви молодого человека и юной девушки. Все знают имя Флёретты, не зная о ней ничего другого, кроме того, что она была дочь садовника из Нерака, что Генрих Беарнский любил ее, а она любила Генриха Беарнского. В этой любовной истории нет ничего определенного и достоверного: даже имя героини условно.

«Флёретта, — говорит автор "Забавных историй о королевах и регентшах Франции", — это настоящее или вымышленное имя дочери садовника Неракского замка, достаточно миловидной для того, чтобы увлечь короля Наваррского».

Затем появилась мадемуазель де Тиньонвиль, дочь Лорана де Монтюана. Она была не любовницей, а любов­ной страстью короля Наваррского. В то прекрасное время, когда любовь была третьей религией, если не пер­вой, женщины редко оказывали сопротивление. Расска­жем об этой девушке; кстати, связанная с ней история более достоверна, чем история Флёретты. Подлинность ей придают свидетельства Сюлли и д'Обинье.

«Король Наваррский, — говорит Сюлли, — уехал в Беарн якобы для того, чтобы увидеться со своей сестрой. Но полагают, что на самом деле его влекла туда юная Тиньон­виль, в которую он в то время был влюблен. Она стойко сопротивлялась атакам короля Наваррского, и государь, распалявшийся соразмерно преградам, которые он встречал на пути к успеху, использовал в отношении юной Тиньон­виль все приемы пылкого влюбленного».

Каковы же были эти приемы пылкого влюбленного?

Об этом нам расскажет д'Обинье; вот его собственные слова:

«Тем временем начался любовный роман молодого короля и юной Тиньонвиль, целомудренно сопротивлявшейся его домогательствами, поскольку она была девственницей. И тогда король, пребывая в твердом убеждении, что для д'Обинье нет ничего невозможного, пожелал использовать его в этом деле. Однако д'Обинье, который был довольно порочен в любовных делах и, возможно, не отказал бы в подобной услуге приятелю, проявившему такую прихоть, настолько восстал против звания сводника, которое его хотели заставить принять, и поручения, которое ему хотели дать, что ни чрезмерные ласки, ни бесконечные мольбы его господина, который доходил до того, что опу­скался перед ним на колени, заламывая руки, не могли его растрогать».

Так что король Наваррский был отвергнут, и ему при­шлось снова заняться г-жой де Сов.

За неимением лучшего, впрочем, это был очень непло­хой выбор.

Шарлотта де Бон де Самблансе, г-жа де Сов, была не только одной из самых красивых, но еще и одной из самых соблазнительных дам королевского двора, и в этом отношении не стоит верить тому, что говорила о ней в своих «Мемуарах» королева Маргарита, дважды побывав­шая ее соперницей: первый раз во время романа г-жи де Сов с герцогом Алансонским, а во второй раз во время ее романа с Генрихом Наваррским. Она была внучкой несчастного Самблансе, казненного в царствование Франциска I, а очаровательным именем «госпожа де Сов» была обязана своему мужу Симону де Физу, барону де Сову.

Ей не приходило в голову сопротивляться Генриху IV, как это делала юная Тиньонвиль: оказывать сопротивле­ние не входило в привычки этой прелестной особы; она была официальной любовницей короля Наваррского, пока он вместе с герцогом Алансонским находился под стражей в Лувре, и ее любовь помогала пленнику и даже, как уверяют, обоим пленникам коротать тюремные часы.

По-видимому, эта сплетня была не такой уж клеветой, ибо вот какие слова, написанные собственной рукой Ген­риха IV, можно найти в «Мемуарах» Сюлли:

«Наша взаимная ненависть с герцогом Алансонским впер­вые начала возникать в то время, когда мы оба были плен­никами в Лувре и, не зная, чем себя развлечь, ибо зачастую не выходили оттуда и не имели другого занятия, кроме как гонять перепелов по моей комнате, забавляли себя тем, что ухаживали за дамами; таким образом мы оба сдела­лись поклонниками одной и той же красавицы, г-жи де Сов, и она стала проявлять ко мне расположение, а его осаживала и унижала в моем присутствии».

Их взаимная ненависть возросла настолько, что они готовы были убить друг друга на дуэли без свидетелей. И это вполне могло бы случиться, если бы, при всей осто­рожности, какой обладал, как мы уже говорили, Ген­рих IV, герцог Алансонский не оказался еще более осто­рожным, чем он.

Эта ненависть породила удивительное последствие: дело в том, что, страшно завидуя друг другу, они в итоге перестали быть чужими людьми.

«Таким образом, — говорит в своих "Мемуарах" Марга­рита, — хотя в г-жу де Сов были влюблены герцог де Гиз, Дю Га, Сувре и многие другие, и все они были любимы ею в большей степени, чем Генрих Наваррский и герцог Алансон­ский, оба они об этом не думали и опасались лишь того, что один будет иметь преимущество перед другим».