Карл Смелый. Жанна д’Арк

В эту минуту король, услышав какой-то шум, лично подъехал к Жанне, чтобы узнать, что происходит, и уви­дел, как она с печалью смотрит на обломки клинка и бесполезную отныне рукоять. Когда ему рассказали о случившемся, он произнес, обращаясь к девушке:

— Жанна, вам следовало нанести удар древком вашего копья, а не этим славным мечом, пришедшим к вам божественным путем.

— И тем же путем ушедшим, — промолвила в ответ Жанна, — ибо, поверьте мне, государь, это последнее предупреждение Господа, который велит мне уйти.

Король стал смеяться над этой упорной верой в несча­стье и, чтобы утешить Жанну в ее потере, предложил ей свой собственный меч, но она отказалась, заявив, что отобьет себе какой-нибудь другой меч у англичан.

И действительно, как можно было поверить в дурные предчувствия этой девушки, когда ее слава росла повсе­местно и когда все обращались к ней не иначе, как к пророчице или святой? В Труа несколько женщин умо­ляли ее стать крестной матерью их детей, и она трижды держала младенцев над купелью, давая девочкам имя Жанна, а мальчикам — Карл. В Ланьи за ней прибежали, чтобы просить прийти ее к колыбели больного ребенка, который в течение трех дней выглядел мертвым и кото­рого священник не хотел крестить, говоря, что малыш скончался; Жанна пришла к этой колыбели и, опусти­вшись перед ней на колени, стала молиться; и тогда ребенок открыл глаза, а священник, воспользовавшись этой минутой, совершил над ним крещение, громко воз­глашая, что Господь, благодаря молитве Жанны сотворил это чудо. Наконец, незадолго до этого, когда она была в Компьене, граф д’Арманьяк, являвшийся одним из пер­вых вельмож королевства, написал ей, бедной и невеже­ственной крестьянке, письмо, в котором он спрашивал, кому из трех пап, борющихся за престол святого Петра, ему стоит доверять, обещая ей признать того, кого при­знает она.

Все эти великие почести, несомненно, ослепили бы кого угодно, кроме Жанны; но Жанна, напротив, стала еще более смиренной и скромной, чем прежде, ибо она чувствовала, что Бог с каждым днем отдаляется от нее.

X. КОМПЬЕНЬ

В тот же вечер французы появились под Парижем, кото­рый защищали мессир Луи Люксембургский, епископ Теруанский, и английский рыцарь по имени Джон Рад­клифф, а также примерно три тысячи солдат, не считая тех горожан, что в свое время приняли участие в массо­вом убийстве арманьяков и теперь еще больше, чем англичане, были заинтересованы в том, чтобы король не овладел вновь своей столицей, ибо они прекрасно пони­мали, что если Париж захватят, то им не будет пощады за былые дела. Французы прошли у подножия Монмар­тра и, построившись в боевом порядке, расположились от ворот Сент-Оноре до Свиного холма, то есть на про­странстве, заключенном сегодня между церковью святой Магдалины и улицей Мучеников. На этом холме они установили батарею пушек и произвели несколько выстрелов, чтобы проверить их дальнобойность. Она оказалась хорошей: ядра долетали до самого города. Тот­час же англичане и горожане устремились на крепостные стены; среди защитников города был также отряд бур­гундцев, которых легко было узнать по алому кресту, изображенному на их знамени.

Но в тот вечер, помимо обмена несколькими пушеч­ными выстрелами, ничего не произошло. Увидев врага, услышав грохот бомбард, ощутив запах пороха, Жанна вновь обрела свое прежнее мужество и взяла на себя руководство штурмом, в то время как герцоги Алансон- ский и Бурбонский, полностью вооруженные, вместе со своими солдатами расположились за Свиным холмом, прикрывавшим их от огня крепостной артиллерии, и приготовились обрушиться на осажденных, если те пред­примут какую-нибудь вылазку.

Тем не менее, несмотря на все эти приготовления, парижане полагали, что весь следующий день им удастся провести спокойно, ибо это был день Рождества Богома­тери и они не верили, что французы осмелятся атаковать город во время такого великого праздника; так что их обуял великий ужас, когда около одиннадцати часов они услышали, как колокола, только что призывавшие к мессе, ударили в набат, и увидели множество людей, носившихся по городу и кричавших: «Тревога! Тревога! Арманьяки на крепостной стене! Париж взят! Все поте­ряно!» Но, вместо того, чтобы запугать городской гарни­зон, звон колоколов и крики паникеров придали ему отваги. Англичане, горожане и бургундцы устремились к крепостным стенам и увидели, что атака действительно началась, но развивается она далеко не так благоприятно для королевской армии, как о том кричали эти мнимые паникеры, которые на самом деле были сторонниками короля Карла VII и надеялись поднять с помощью таких криков восстание в городе.

И действительно, как ни велика была смелость осаж­дающих, задача, стоявшая перед ними, была трудной, если не сказать невозможной. Захватив первое загражде­ние, они подожгли его и, во главе с Девой и сиром де Сен-Валлье, проникли на внешний земляной вал; но, оказавшись там, они обнаружили, что им предстоит пре­одолеть еще два рва, чтобы достичь городской стены. Вместе с самыми храбрыми воинами Дева пересекла пер­вый из них под градом стрел лучников и арбалетчиков и картечи, выпущенной из пушек и бомбард. Но, преодолев первый ров, Жанна увидела, что второй глубок и полон воды. Тем не менее это препятствие, о котором она не была предупреждена, хотя кое-кто во французской армии знал о нем, но смолчал из зависти, явно не могло заста­вить девушку отказаться от штурма; сумев добраться до рва и размахивая своим знаменем, она призвала к себе тех рыцарей и латников, что были предназначены для атаки; они тотчас примчались к ней, ведомые маршалом де Рецем. Тогда Жанна приказала принести фашины, бревна и все, что могло найтись пригодного для того, чтобы проложить надежную дорогу через эту воду и эту грязь, а сама, приблизившись к краю рва, дабы измерить его глубину древком своего знамени, громко закричала: «Добрые парижане, сдавайтесь! Сдавайтесь во имя Иисуса! Ибо, если вы не сдадитесь до наступления ночи, мы силой вступим в город и вы все, без жалости и пощады, будете преданы смерти». Однако в этот самый миг в нее прицелился один из арбалетчиков и его вра­щающаяся в полете стрела с оперением попала девушке в бедро.

Жанна упала, ибо рана была серьезной, и, поскольку ее сочли убитой, все бросились бежать. Тогда она вру­чила свое знамя первому же оказавшемуся рядом с ней солдату, приказав ему подняться по откосу рва до самого верха и размахивать знаменем изо всех сил, чтобы было видно, что она только ранена. Солдат исполнил все, что ему было приказано, но, в то время как он размахивал знаменем и кричал: «На штурм! На штурм!», в ногу ему вонзилась стрела; тогда он наклонился, чтобы выдернуть из раны железный наконечник, и, желая получше рас­смотреть поврежденное место, приподнял забрало своего шлема; в тот же миг вторая стрела вонзилась ему в лицо, и он упал замертво.

В эту минуту появился сир де Долон: он увидел, что Жанна лежит на откосе рва, а земля вокруг нее утыкана стрелами, которыми враги хотели поразить девушку. Он хотел взять ее на руки и унести с места сражения, но Жанна, тем тоном, каким она умела говорить, желая, чтобы ей повиновались, приказала ему ничего с ней не делать, а напротив, поднять ее знамя и вновь собрать французов. И тогда сир де Долон, к которому присоеди­нился маршал де Рец, призвал солдат столь громко и властно, что все тотчас примчались к ним. Тем временем Жанна вырвала стрелу с оперением из раны, но, испы­тывая ужасные страдания, осталась лежать на том же месте, по-прежнему приказывая заваливать ров. Вооду­шевленные таким героизмом женщины, все принялись за работу. Но, как мы уже говорили, эта задача была почти невыполнима, настолько глубокой была вода. Целый день в ров бросали фашины, но завалить его так и не смогли; и хотя после ее ранения прошло уже более пяти часов, а полученная ею рана так и не была перевязана, Жанна все еще призывала идти в атаку и не желала пре­кращать штурм, как вдруг пришел приказ короля отсту­пать в Сен-Дени. Сколь ни категоричен был этот приказ, Жанна не желала ему подчиниться, уверяя, что если про­явить упорство и продолжить штурм, то не пройдет и двух часов, как Париж будет взят; герцог Алансонский дважды посылал за ней, а она все не соглашалась отсту­пить; наконец, поскольку герцог сильно любил ее, он пришел за ней сам. Лишь тогда Жанна согласилась уйти и, поднявшись на ноги, покинула, наконец, ров, прояв­ляя при этом такое небывалое мужество, что, несмотря на полученное ею ужасное ранение, едва было заметно, что она хромает.