Карл Смелый. Жанна д’Арк

Его заместитель отказался впустить туда своего началь­ника.

Тогда Уорик поднялся по Сене, захватил на побережье пятнадцать бургундских кораблей и продал их в Руане.

Король Людовик предложил герцогу возмещение убыт­ков.

На самом деле, королю следовало предложить ему только одно: изгнать Уорика; но он забыл сделать такое предложение.

Герцог приказал задержать всех французских купцов, обосновавшихся в его владениях, и закрыл Уорику выход из портов Нормандии.

Людовику XI пришла в голову мысль помирить Мар­гариту Анжуйскую с Уориком и побудить их направиться к берегам Англии.

Уорик и Маргарита Анжуйская, сражающиеся под одним и тем же знаменем! Уорик, восклицающий: «Да здравствуют Ланкастеры!» Ланкастеры, опирающиеся на Уорика! Для этого надо было, чтобы Маргарита забыла, как Генриха VI привезли в Лондон — с кандалами на руках, надо было, чтобы она забыла, как ее самое водили по Лондону — с веревкой на шее.

Но для Людовика XI это была всего лишь детская игра: он их помирил.

Уорик высадился в Англии и был убит в битве при Барнете. Тело его выставили в Лондоне, чтобы никто не усомнился в его смерти.

В тот же день Маргарита в свой черед причалила к берегу, и 4 мая 1471 года состоялось сражение при Тьюкс­бери. Маргариту, найденную в обморочном состоянии в телеге, взяли в плен и привезли в Лондон. Ее юный сын был хладнокровно убит после сражения.

Наконец, в Тауэр вошел страшный горбун, который проник к Генриху VI и заколол его кинжалом. Этот страшный горбун звался в то время Глостером, а позднее стал зваться Ричардом III.

Отложите теперь в сторону книги историков и читайте Шекспира, самого великого и, вероятно, самого правди­вого историка той эпохи, более правдивого, чем Пастон, Пламптон, Холл и Графтон; его нельзя упрекнуть ни в чем, за исключением того, что он, пожалуй, чересчур слепо следовал за Холлингшидом.

Пока длилась эта борьба, прошли три года, которые дали Людовику XI небольшую передышку; однако за эту передышку ему предстояло дорого заплатить!

По правде сказать, король был дважды и очень серьезно виноват перед новым герцогом Гиенским, которому он обещал оставить наследство, то есть Францию, после своей скорой смерти.

Первая его вина состояла в том, что он излечился от своей болезни, хотя обещал умереть от нее; но, как известно, Людовик XI, не раздумывал и секунды, прежде чем нарушить данное им слово, а на этот раз, вероятно, раздумывал еще меньше, чем обычно.

Вторая его вина заключалась в появлении на свет наследника короны. Дофин (Карл VIII) родился 30 июня 1470 года.

Таким образом, у герцога Гиенского больше не было другой надежды получить Францию, кроме как завоевать ее.

Молодому принцу предстояло жениться: граф де Фуа, только что выдавший свою старшую дочь за герцога Бре­тонского, предложил ему в жены свою младшую дочь, ну а герцог Бургундский — свою единственную дочь.

Если бы его женой стала дочь графа де Фуа, то он, герцог Гиенский, с полным правом протянул бы руку помощи своему свояку.

Если бы его женой стала дочь герцога Бургундского и у того, что было вероятно, так и не родился бы ребенок мужского пола, то он, герцог Гиенский, в один прекрас­ный день присоединил бы Нидерланды к Гиени, и Фран­ция оказалась бы между двух огней.

Так что и тот, и другой брак были донельзя неприятны Людовику XI, однако в большей степени он опасался брачного союза брата с дочерью герцога Бургундского.

Стоит почитать письма Людовика XI, необычайно живые, своеобразные, отмеченные печатью его ума, которые он направил г-ну дю Бушажу, поставив перед ним задачу отговорить герцога Гиенского от женитьбы на маленькой Марии:

«Господин дю Бушаж, друг мой, убедите моего брата, что он не обретет с бургундкой ни большой радости, ни потомства: говорят, что девушка весьма больна и глупа. Если вам удастся добиться, чтобы он не женился на ней, вы доставите мне райское блаженство».

С другой стороны, король опасался снова не поладить с Англией. Разгромив Уорика при Барнете и Маргариту

Анжуйскую при Тьюксбери, Эдуард на самом деле раз­громил короля Франции. Как правило, король в возрасте Эдуарда всегда жаждет побед, ну а этот выиграл уже две генеральные битвы, причем сражаясь лично и в пешем строю, словно простой дворянин.

Герцог Бургундский не скрывал намерения расчленить Францию; он желал смертельного зла Людовику XI, не в силах забыть свои корабли, захваченные Уориком у бере­гов Франции и проданные им в Руане.

Герцог Гиенский, страстный охотник, сказал по поводу брата: «Мы натравим на него столько борзых, что он не будет знать, куда бежать!»

Герцогиня Савойская, сестра Людовика и, как мы уже говорили, его заклятый враг, сумела в конце концов поссорить его с герцогом Миланским.

Сыну Иоанна Калабрийского, почти обрученному с дочерью короля, намекнули, что король может выдать дочь за любого, кто ему понравится.

Решительно, бедного короля считали обреченным! На севере — герцог Бургундский, на востоке — герцог Савойский, на юге — герцог Гиенский, на западе — гер­цог Бретонский! Четыре обнаженных меча у четырех концов королевства, и все они нацелены лишь на то, чтобы пронзить его сердце.

Людовик XI начал с того, что добился от Святого пре­стола для себя и всех своих наследников до скончания веков звания каноника Богоматери Клерийской.

Затем он приказал, чтобы в назначенный день, ровно в полдень, все жители Франция встали на колени и во имя сохранения мира трижды прочитали молитву «Ave».[21]

Несомненно, Богоматерь Клерийская ни в чем не могла отказать своему канонику, а Господь был тронут этой всеобщей молитвой, ибо внезапно стало известно, что герцог Гиенский, здоровье которого всегда было чрезвычайно хрупким, сражен четырехдневной лихорад­кой.

О, будь у четырехдневной лихорадки свои каноники, Людовик XI испросил бы у папы позволения стать одним из них!

Между тем один достойный священник, аббат мона­стыря Сен-Жан д'Анжели, по-видимому возмущенный скандалом, повод к которому подавал брат короля, открыто живший с г-жой де Туар, решил пресечь этот скандал. Чтобы добиться такого благого исхода, он очи­стил отравленным ножом персик и предложил его фаворитке, которая после этого чахла в течение двух месяцев и умерла 14 декабря 1471 года.

Без сомнения, герцог Гиенский доел персик г-жи де Туар или воспользовался ее ножом, то есть ножом аббата, ибо он, в свой черед, умер 24 мая 1472 года.

Имел ли Людовик XI какое-нибудь отношение к этой смерти? В этом нет ничего невозможного, ибо он горячо желал ее. Все очень просто: разве не был он прежде всего отцом королевства, а не братом герцога Гиенского и разве не было доблестным поступком пожертвовать личными чувствами ради государственной необходимости?

И эта необходимость самым страшным образом про­явилась в смерти герцога Гиенского!

Вот что король написал Даммартену:

«Господин главный распорядитель! Я получил известие, что герцог Гиенский при смерти; помочь ему уже ничем нельзя: один из самых близких к нему людей уведомил меня об этом посредством нарочного; он полагает, что герцог проживет не более двух недель; больше ему не про­держаться. Если ко мне поступят новые известия, я незамедлительно дам Вам об этом знать. Чтобы Вы были уверены в надежности того, кто присылает мне новости, сообщаю, что это монах, вместе с которым герцог Гиенский читает псалмы и молитвы.

Так что я пребываю в сильном смятении и осеняю себя крестным знамением с головы до ног. Прощайте!

Монтиль-ле-Тур, 18 марта».

Смерть герцога случилась настолько вовремя, чтобы вывести короля из затруднительного положения, в кото­ром он находился, что мало людей, особенно из числа его врагов, считали его непричастным к этому событию.

Подтверждением слуха о братоубийстве служит рас­сказик Брантома. Разумеется, за что купили, за то и про­даем: сиру де Бурдею на слово верить нельзя.