Страница 20 из 171
Тотчас же Бодуэн приказал арестовать Генриха де Калло и двух его сообщников, а затем, когда по его приказу они были привезены на городскую площадь, где он их уже поджидал, учинил им допрос с такой суровостью, что, благодаря доказательствам, которые были у него в руках, они даже не осмелились отрицать свою причастность к этому преступлению.
Как только они признались в содеянном, граф, не дав им времени на приготовления, велел схватить их, как они были, в одежде и в латах, и бросить в чаны — на глазах у народа, который, таким образом, смог за один день увидеть не одно зрелище, а целых два.
В другой раз Бодуэн созвал в Ипре общее собрание штатов, а чтобы придать этой торжественной церемонии еще большую пышность, в тот же день было совершено посвящение в рыцари шестерых отпрысков самых благородных семей Фландрии; согласно обычаю, они поклялись защищать слабых, вдов и сирот, после чего Бодуэн собственноручно ударил каждого мечом по плечу, тем самым посвятив их в рыцари.
Когда церемония закончилась, Бодуэн отправился в свой замок, сопровождаемый новоиспеченными рыцарями, как вдруг, проезжая через тот самый лес, где находился замок, он заметил, что там сделаны приготовления к какому-то празднику; всадники на минуту остановились и, в самом деле, увидели процессию крестьян, сопровождающую новобрачных. Бодуэн подошел к невесте, весьма привлекательной, и сказал, снимая с пальца перстень:
— Поскольку случай свел меня с вами, пусть он покровительствует вам и впредь, а если у вас когда-нибудь будет нужда во мне, пошлите мне этот перстень и попросите у меня помощи, и вы ее непременно получите.
Следуя его примеру, каждый из сопровождавших его рыцарей сделал невесте подарок, и графская кавалькада продолжила путь к замку.
Однако перстень, который девушка должна была в случае беды послать Бодуэну, не замедлил к нему вернуться: едва Бодуэн заснул, как один из оруженосцев разбудил графа и, показывая ему перстень, сообщил, что его принес от имени новобрачной, которую граф встретил в лесу, какой-то крестьянин, весь запыхавшийся и в пыли. Бодуэн тотчас же приказал привести крестьянина: это был брат жениха.
Крестьянин рассказал, что по дороге в супружеский дом невесту похитили те самые шестеро рыцарей. Жених и его друзья хотели оказать сопротивление, но, поскольку они не были вооружены, их оттеснили, а двое или трое крестьян были даже довольно тяжело ранены; в итоге несчастная девушка едва успела бросить кольцо мужу, крикнув ему: "Отнеси этот перстень графу Бодуэну". Но муж, жаждавший отомстить обидчикам сам, передал перстень брату, дав ему это поручение, а затем, призвав на помощь всю деревню, настроился преследовать похитителей.
Бодуэн не мог поверить в подобную дерзость; он сам поднялся в покои рыцарей и, увидев, что их там нет, допросил часового, которого только что сменили; часовой подтвердил, что, в самом деле, часа полтора назад шестеро рыцарей покинули замок.
Граф вернулся к крестьянину и спросил у него, в какую сторону направились похитители. Крестьянин ответил, что они поехали по дороге к "Красному дому". "Красным домом" назывался трактир с довольно дурной славой, располагавшийся в окрестностях замка. И потому Бодуэн, не сомневаясь, что виновники находятся именно там, велел десяти латникам как можно быстрее вооружиться и присоединиться к нему, захватив веревки и гвозди. Сам же он, с топором в руке, сел верхом на первого попавшегося коня и поскакал по направлению к этой подозрительной таверне.
Едва приблизившись к "Красному дому", Бодуэн уверился в том, что он не ошибся. С ярко освещенного второго этажа доносились взрывы смеха, брань, богохульства, тогда как на первом было темно, тихо и безлюдно. Бодуэн спешился, привязал коня к одному из колец на стене и постучал в дверь. Проделав это трижды и увидев, что никто не открывает, он вышиб ногой дверь и вошел.
На первом этаже и в самом деле было безлюдно и темно, но, двинувшись на звук голосов, Бодуэн подошел к лестнице, ощупью поднялся по ней и остановился перед дверью, откуда доносился шум. Ключ торчал в замочной скважине, ибо рыцари считали, что они находятся в безопасности, благодаря мерам предосторожности, принятым ими на первом этаже; так что Бодуэн без труда открыл дверь и, быстро оглядев комнату, увидел связанную по рукам и ногам девушку и похитителей, разыгрывавших ее в кости.
Появление Бодуэна было для виновных подобно грому. Они издали крики ужаса, тогда как девушка радостно закричала в ответ; затем, поняв по взгляду, которым Бодуэн смотрел на них, что им суждено погибнуть, если они не сумеют убежать как можно быстрее, рыцари кинулись к лестнице; но граф встал перед дверью, держа в руке топор и угрожая рассечь голову любому, кто двинется с места. Все застыли, боясь пошевелиться.
В эту минуту Бодуэн увидел из окна свет факелов и услышал топот мчащихся лошадей: это приближались его латники.
— Сюда! — крикнул им Бодуэн. — Сюда!
Они вошли через выломанную дверь в дом, поднялись по лестнице и встали за спиной графа.
— Вы принесли веревки и гвозди? — спросил Бодуэн.
— Да, монсеньор, — ответил командир латников.
— В таком случае, — ответил Бодуэн, — вбейте в эту балку шесть гвоздей и приготовьте шесть веревок.
Рыцари побледнели, ибо они поняли, что для них все кончено. Тогда одни стали молить о пощаде, а другие исповедоваться вслух; но Бодуэн, не слушая их, торопил латников, и через несколько минут гвозди были вбиты, а затяжные петли готовы.
Тогда он велел поставить под свисавшими сверху веревками скамейку, а рыцарям приказал встать на нее. Одни безропотно покорились, другие пытались сопротивляться, но и с теми, и с другими он поступил одинаково: через мгновение на шею каждого из шести рыцарей была накинута петля. Бодуэн бросил на них последний взгляд, желая удостовериться, что все в порядке; затем, удовлетворенный осмотром, он ударом ноги вышиб из-под них скамью, и рыцари оказались повешены надежно и по всем правилам.
В ту же минуту раздался страшный шум; это примчался жених с деревенскими парнями, вооруженными кирками и вилами. Бодуэн впустил их всех в комнату и рукой указал им сначала на девушку, которую он возвратил молодому супругу столь же целомудренной, какой она была до похищения, а потом на виновных, уже наказанных.
Правосудие графа опередило месть супруга.
Бодуэн умер, завещав графство Фландрское Карлу Датскому — в награду за великие услуги, оказанные им в Палестине христианам; Карл Датский, которого с тех пор стали называть Карлом Добрым, был сын святого Кнута и Адели Фрисландской.
Карл Добрый не опорочил отцовское имя. Сын святого, он вел праведную жизнь; сын мученика, он закончил жизнь, претерпев мученичество.
Если Бодуэн карал по своей прихоти и своей волей, то Карл Добрый издал законы, чтобы виновный, совершая преступление, заранее знал, какому именно наказанию он будет подвергнут. В течение двух неурожайных лет он кормил бедняков за счет своей личной казны, а в городе Ипр за один только день собственноручно раздал семь тысяч восемьсот хлебов. Он настолько славился мудростью, что ему предложили трон Иерусалима, когда Бодуэн II попал в плен, и его хотели избрать императором, когда умер Генрих V.
Но те самые достоинства, за какие народ боготворил его, вызывали ненависть к нему вельмож, которым он мешал творить произвол. Среди них были Бертульф ван Стратен, незаконно занявший должность главного судьи в Брюгге, с которой было связано звание хранителя печати Фландрии, и его племянник Бурхард, градоначальник Брюгге. Бертульф, наживший огромное богатство при прежних графах, владел к тому же большими поместьями и имел огромное число родственников, друзей и вассалов; и потому, хотя его семья изначально была холопского звания, о происхождении его было почти забыто и он не только держался на равных с самыми влиятельными вельможами, но и был по могуществу и богатству вторым человеком после графа.
И вот, когда он пребывал на гребне успеха, случилось так, что некий дворянин из весьма знатной семьи, женатый на его племяннице, повздорил с одним вельможей и, поскольку тот нанес ему оскорбление, вызвал его на судебный поединок, который должен был происходить в присутствии графа; но вельможа презрительно заявил, что он не будет сражаться с человеком, унизившим себя тем, что женился на девице холопского звания. В согласии с местным законом Карл Добрый лично произвел расследование; признав, что оскорбление действительно имело место, он также установил справедливость отказа от поединка: таким образом, вельможа был освобожден от необходимости отвечать на вызов племянника Бертульфа.