Из Парижа в Кадис

Разбудив Александра, уснувшего за столом, мы принялись за еду. Все мы умирали от усталости и были похожи на восемь сомнамбул за совместной трапезой. Как только эта трапеза закончилась, нам дали в руки подсвечники и развели по комнатам. Видя, что Дебароль берет карабин, я непроизвольно взял с собой свое ружье.

Мыс Александром легли в огромной комнате с альковом. Альков этот по своим размерам сам напоминал обычную комнату. Мануэль, которому было поручено сопровождать нас, закрыл ставни, попрощался и ушел. Благодаря каким навыкам, независимым от сознания, мы разделись и легли, мне неизвестно, но я точно знаю, что лежал в постели, когда меня разбудил сильный шум и совершенно неуместные толчки.

Шум и толчки исходили от двух незнакомцев: один открывал ставни, второй тянул Меня за руки. Все это сопровождалось громкими возгласами. В голове у меня все еще стояла сцена в Вилья-Мехоре, и я решил, что наши услужливые посетители возобновили свою атаку. Я схватил ружье, стоящее в изголовье кровати, и, сразу же приняв тон тех, кто меня разбудил, закричал: «Que quiere usted s.n. de D.?[26]»

Мой вопрос, акцент, с каким он был задан, и сопутствующий ему жест произвели ошеломляющее действие: тот, кто открывал ставни, кинулся к алькову, а тот, кто тащил меня за руку, ринулся к окну. Столкнувшись, они ударились друг об друга, упали навзничь, вскочили и умчались так быстро, словно дьявол их унес.

Было слышно, как шум их шагов затихает в коридоре, а затем смолк вовсе. После этого я осторожно встал и вышел из алькова, держа ружье наготове. На поле битвы остались шапка и кисет, принадлежавшие незнакомцам. Я подобрал их как вещественные доказательства.

Во время этого адского шабаша Александр не пошевелился; я запер дверь на задвижку и снова лег в кровать. Несколько минут спустя кто-то стал тихо стучать в дверь. Я узнал манеру стучать Мануэля № 1: он пришел в качестве парламентера. Ворвавшиеся ко мне люди были частью каравана погонщиков; они прибыли накануне и должны были все вместе уехать; между ними было условлено, что они разбудят друг друга; двое, проснувшиеся первыми, ошиблись комнатой и вошли ко мне, полагая, что они пришли к своим товарищам. Они приносят мне свои извинения и просят вернуть их шапку и кисет.

Объяснение выглядело вполне логично; я его принял и отдал Мануэлю № 1 требуемые предметы. Испытав одно за другим столько потрясений, я и помыслить не мог о том, чтобы уснуть. Я оделся и обнаружил, что Маке и Буланже уже встали. С их помощью мы разбудили всех остальных, кроме Александра, никак не соглашавшегося открыть глаза. Мы оставили его в постели, а сами сели завтракать.

В разгар нашего завтрака прибыл дилижанс из Толедо. В нем был наш англичанин; он явился вовремя и успел воспользоваться остатками нашей еды. В обмен он сообщил нам новости о достославной желто-зеленой берлине. Дилижансу пришлось остановиться, так как дышло кареты преграждало ему дорогу. Четыре мула нашего майорала тщетно пытались вытащить повисшую в пропасти карету, но смогли лишь выломать из нее еще несколько частей. В конце концов, благодаря тому, что к ним присоединились восемь мулов дилижанса, форейтор и майорал добились успеха. Карета двинулась по направлению к городу медленно, как больной, и в течение дня должна была приехать.

Тем временем слухи о нашем приключении распространились по городу: дон Риего рассказывал о нем со всеми подробностями, не скупясь на выражения в адрес танцоров из Вилья-Мехора; в результате коррехидор — а Вы, вероятно, считали, сударыня, что революция их упразднила, так же как монахов, — в результате, повторяю, коррехидор нанес нам визит. Поскольку мы удостоились беседы с глазу на глаз с госпожой Юстицией, нам пришлось поведать всю правду, а мы, по сути дела, разделяли мнение дона Риего относительно его славных соотечественников. Мы сказали поэтому коррехидору, что, по нашему мнению, невероятным везением было то, что у каждого из нас в тех обстоятельствах оказалось оружие.

Коррехидор покачал головой, выражая сомнение, и ответил, что, насколько он знает, на пятнадцать льё в округе нет других грабителей, кроме семи разбойников Осуны, однако их нельзя подозревать в нападении на нас, потому что накануне они захватили почтовую карету в Аламин-ском лесу Впрочем, он обещал навести справки. Два часа спустя мы получили от него письмо; он навел справки и сообщал нам, что испугавшие нас люди вовсе не бандиты, а гвардейцы ее величества королевы. Я ответил господину коррехидору, что, к великому счастью для людей, о которых шла речь, им не довелось испугать нас, ибо, в противном случае, это для них могло бы плохо кончиться.

Я добавил, что призываю господ гвардейцев королевы, если подобный случай им снова представится, не набрасываться вот так, без предупреждения, в десять часов вечера, на французский караван, поскольку — если и не однажды днем, то однажды ночью — дело может обернуться для них плохо. Когда я с помощью Дебароля кончал составлять это послание на кастильском языке, мы услышали страшный грохот и, выглянув в окно, увидели нашего майорала, волочившего обломки кареты. Все население Аранхуэса сопровождало эти жалкие останки.

Я Вам пришлю сделанный с натуры набросок этой злосчастной берлины, и Вы увидите, что даже думать страшно, как в такой искореженной коробке помещалось пять человек.

Как только майорал выяснил, что мы в гостинице, он тотчас явился к нам и объявил, что, с его точки зрения, мы остались ему должны. По его мнению, с нас причиталась оплата поездки до Аранхуэса. Вопрос был спорный, так как мы считали, что обязаны платить ему только за дорогу до Вилья-Мехора, то есть до того места, где он нас перевернул. Он стал грозить нам обращением к алькальду, а я — тем, что выставлю его за дверь. Он ушел.

Четверть часа спустя, когда мы переступали порог гостиницы, чтобы пойти осматривать достопримечательности города, явился альгвасил и сообщил мне, что сеньор алькальд хотел бы со мной познакомиться. Я ответил, что, в свою очередь, охотно посмотрю на алькальда во плоти и крови, ибо во Франции все думают, что алькальд — это условное понятие, так же как пистоль — это несуществующая монета.

Я призвал на помощь Дебароля в качестве переводчика, и он, закинув карабин за плечо, отправился вместе со мной к сеньору алькальду. Алькальд оказался простым бакалейщиком. По-видимому, в Испании терпимо относятся к совмещению нескольких должностей в одном лице. Он полагал, что мы пришли приобрести у него лакрицу или коричневый сахар, и был неприятно удивлен, узнав что у нас дело к алькальду, а не к торговцу

Однако надо отдать должное испанскому правосудию: достойный человек выслушал обе наши стороны и, как поступил бы царь Соломон, окажись он на его месте, рассудил, что карету мы нанимали для того, чтобы в ней ехать, а не идти пешком, и потому обязаны оплачивать услуги майорала только до того места, где мы перевернулись. Разница составляла шестьдесят франков, что было прекрасно воспринято нашим кассиром Жиро и нашим финансистом Маке. Мы поблагодарили алькальда за справедливость и присоединились к нашим друзьям, ожидавшим нас на площади.

Они за это время подняли Александра, но ничего этим не добились. Он завладел какой-то пустой будкой и продолжал там прерванный ночной сон.

Аранхуэс притязает быть мадридским Версалем. И есть нечто, в чем он превосходит Версаль, — это его безлюд-ность. Никто не мешал нам созерцать все красоты Аран-хуэса, и мы, не привлекая внимания ни одного прохожего, могли любоваться одним за другим изображениями двенадцати подвигов Геракла, изваянными в мраморе и установленными на площади замка.

Один из двух фонтанов, расположенных на площади, украшен изображением солнца, которое показалось нам чрезвычайно похожим на луну. Оставив Александра в его постовой будке, мы направились в парк. Чтобы попасть туда, надо перейти Тахо по мосту, сложенному из камней, какие в изобилии рассыпаны по берегам реки. Группа прачек, сильными ударами вальков отбивавших белье, составляла живописную картину, прекрасно сочетавшуюся с пейзажем. Целый час мы гуляли под дивными деревьями. Если бы за двенадцать часов до этого нам сказали, что мы будем с удовольствием прогуливаться, никто бы из нас, конечно, не поверил.