Страница 13 из 17
– Ну и трава!.. За ноги цепляется, будто связать хочет, – ворчала Ашаяти, отбиваясь от паутины стеблей.
– Интересные фантазии, давай поподробнее, – попросил Сардан.
– Ооюты зовут эту траву «волосами земли», – подал голос задумчивый Устыыр. – Из нее плетут веревки.
– Сказал бы я из какого места эти волосы… А впрочем, Устыыр, как далеко до города? Вы, кажется, говорили об Эрээсине?
– Следы ведут не в город, – сказал шаман.
– В Эрээсине есть контора артели. Хорошо бы покопаться в местной библиотеке, собраться с мыслями. Там должны быть записи и дневники прежних музыкантов, расшифровки ооютских суеверий. Что это за коновязи? Как они могут привлекать духов? Как неживое может провоцировать эмоциональные всплески? Я не то, что никогда подобного не видел, я даже не слышал о таком. К вопросам борьбы с духами артель старается подходить рационально и систематически, но происходящее сейчас в Ооюте – абсурд. Камни не страдают, не любят, они не чувствуют боли и радости и потому не могут служить источником пространственных колебаний. И если допустить, что в сэргэ и правда каким-то образом заложена живая энергия, почему ее выброс имеет такие разные последствия? Почему он сказывается на посторонних людях, на каждом по-разному, и не только на людях, а даже на колодезной воде?
– Вы смотрите на Ооют глазами чужеземца, – сказал Устыыр, – и мне сложно вплести нить мысли в ткань ваших слов. Я не знаю причину, не знаю ответов, я не знаю начала и цели. Но вы не видите Ооют глазами шаманов. Вы не видите корней, но ходите по ним ногами. Сэргэ – живой человек. И мертвый человек тоже. Сэргэ – это все, кто жил в улусе и все, кто живет там сейчас. Разбить сэргэ то же, что разбить землю под ногами. Гибнут корни, а человек без памяти – воздух и пустота. Сэргэ должны умирать сами, как умирают люди.
Гулявший в чаще легкий ветерок пропал совсем. Не шумела листва, замолкли птицы наверху, весь лес, отрешенный и задумчивый, напряженно притих, будто испугался чего-то. Сардан ворошил ногами траву и разглядывал следы. Вокруг колеи от повозки по-прежнему видны были отпечатки множества ног.
– Они как будто с собой стадо животных вели, – сказал музыкант.
– Это следы не животных, – протянул еле слышно шаман и замолчал.
Он внезапно остановился. Посмотрел наверх, по сторонам. Шедший следом музыкант глянул на него с недоумением и запутался ногами в переплетениях травы.
– Что случилось? – раздраженно спросил Сардан, но вместо ответа получил толчок в грудь.
Шаман пригнулся и с опаской озирался вокруг. Сардан с Ашаяти обратили внимание на угнетающую тишину леса. Всё затихло.
Ступая аккуратно и внимательно, Устыыр прошел к старому шиповнику и стал раздвигать ветки. Они царапались и ломались в оглушающей тишине. Сардан машинально прикоснулся к висящему на шее «поносному» свистку – всё, что осталось от инструментов. Казалось, свистни сейчас в шамейху (так назывался этот инструмент в приличном обществе) – промолчит и она.
Шаман вскрикнул и шарахнулся от кустов, врезался спиной в дерево. Ашаяти машинально выхватила спрятанные под дохой мечи. Сардан растерялся и попятился.
– Что такое? – шепотом спросил он, но лицо шамана, мгновение назад перепуганного до полусмерти, исказилось от злобы.
Ашаяти, понимавшая что происходит еще меньше других и потому самая смелая, вышла вперед и заглянула в кусты. В густой траве, среди валежника, разбросаны были фрагменты очень старого сэргэ, украшенного некогда цветными узорами и, судя по размерам камней, немалой высоты. Осколки кое-где обуглились, а нижние кольца, которые ооюты отводили для пристегивания лошадей демонов Нижнего Мира, расплавились, хотя никаких других следов пожара вокруг видно не было. От сэргэ осталось только самое основание с небольшой выемкой посередине, но и сейчас этот древний памятник с искусным рельефным орнаментом вызывал невольный трепет.
– Чего вы так перепугались, Устыыр? – спросил Сардан, но голос его почему-то дрожал. – В конце концов, это не первое сэргэ за последние дни.
Шаман не ответил. Он зачем-то сорвал с пояса маленький бубен и быстро зашагал прочь, оставив позади проложенную повозкой колею и отпечатки человеческих ног. Сардан и Ашаяти озадаченно переглянулись, но делать было нечего, и они поспешили следом.
Устыыр торопился, беспокойно поглядывал на кусты.
– Это сэргэ совсем древнее, – наконец сказал он, но так тихо, что Сардану пришлось подбежать к нему вплотную, чтобы разобрать слова. – Это земля тех, кто давно умер, оказывается. Они очень сердитые теперь, они придут за живыми.
– Кто придет? Мертвые люди? – поинтересовался Сардан.
Шаман поморщился, уловив иронию.
– Не люди, – строго сказал он. – Те, кто жил здесь до людей.
Он снова остановился, посмотрел на землю – и отскочил в какие-то шершавые кусты. Впереди, прикрытая травой, была неглубокая яма. Сардан не понял, чего так перепугался шаман – глубины там было где-то по колено. Но подошедшая сзади Ашаяти воскликнула, фыркнула и отшатнулась. Сардан отступил в замешательстве и увидел наконец, что яма эта была следом огромной ноги, метра в полтора от пятки до носка! Деревья рядом валялись сломанные пополам, а одно и вовсе топорщилось выдернутым из земли корнем. Кусты дальше были расплющены, а остальное скрывали заросли.
– Абааса, – прошептал шаман и побежал.
Он бросился на стену кустов, прорвался насквозь и рванул в чащу, как перепуганный зверь, уловивший шорох шагов крадущегося охотника. Сардан и Ашаяти заторопились следом.
Но не успели они и десяти шагов пройти, как что-то захрустело там, куда указывал громадный след, загрохотало, звонко затрещали ломкие деревья, и что-то глухо бухнуло.
Шаман упал на колени, проскочил под липкими гирляндами травы, свисавшей с деревьев лапшой, вскочил и побежал между цветущими кустами по узенькому руслу пересохшего ручейка. В воздухе стоял легкий медовый аромат. Сардан и Ашаяти кое-как поспевали за старым шаманом и старались ничего не задевать – из цветочных лепестков торчали иглы!
Где-то слева, шагах в пятидесяти, грохотало всё громче. От ударов с деревьев сыпались тяжелые, как лягушки, листья. Падали на землю орехи.
Трескались ветки, жалобно стонал лес. Сардан зацепил ногой скрытые под травой корни и чуть не укатился в заросли, а пока восстанавливал сбитый ритм, невольно глянул вбок. Мимо деревьев проскользнула какая-то тень. Сардан толком ничего не разглядел, но фигура была размером с целую Ашаяти и походила то ли на ладонь, то ли на растопыренные когти. Эта неопределенность заставила его ноги помчаться с удвоенной силой.
Позади ревели обезумевшие от ужаса каарзымы, которых тащила за поводок Ашаяти.
Шаман впереди пропал из виду. Сардан обернулся, но земля неожиданно ушла у него из-под ног, и он покатился по кочковатому склону следом за Устыыром. Шаман докувыркался до дна оврага, поднялся на ноги и поскакал диким козлом по каменистому ущелью. Охающий музыкант съехал по склону и едва отскочил, как сверху обрушилась Ашаяти с животными. Взглянув мимоходом на зверей, Сардан отметил про себя, что каарзымов стало на одного меньше, но мозг пока не находил места, куда можно было бы впихнуть эту информацию.
Острые камни на дне ущелья проглядывали из-под покрывала травы. Шум переместился наверх. Над головой вздыхала и сыпалась земля.
Солнце еще не коснулось горизонта, а в ущелье начало темнеть. Тропа виляла среди валунов, расколотых деревьев, кустов – конца и края не было этому ущелью! Сверху гремело, но теперь не так близко, а на некотором отдалении.
Вскоре стало совсем темно. Устыыр оглянулся и поспешил укрыться в гроте на крутом склоне. Солнце село, и лес пропал в ночном мраке, только силуэты высоких деревьев различимы были на черном полотне. Шаман вышел на склон и долго смотрел вниз, прислушивался. Вдали всё хрустело и шумело, а возле грота нагло свистела одинокая птица. Сардан и Ашаяти спрятались у дальней стены. Громко дышали и жались друг к другу в темноте каарзымы.