Страница 5 из 204
И он произнес более приветливым тоном:
— Марианна, я понимаю, что вас удивляет моя очевидная непоследовательность, но вот факт: вы видите эту собаку…
— Конечно, вижу, — сказала сварливая особа, чувствуя, что, действуя с позиции силы, она отвоюет все и что шевалье готов уступить.
— Ну вот, она сопровождает меня вопреки моей воле от казармы драгунов; я не знаю, как мне от нее отделаться, и хотел бы, чтобы вы вышли и отгоняли ее, пока я не войду в дом.
— Собака! — закричала Марианна. — И это из-за какой-то собаки вы беспокоите порядочную женщину, которая вот уже десять лет служит у вас. Собака!.. Хорошо же, я вам сейчас покажу, как их следует прогонять, этих собак!
И на этот раз Марианна исчезла из окна.
Шевалье де ла Гравери, уверенный, что коль скоро Марианна отошла от окна, то лишь для того, чтобы спуститься вниз и помочь ему осуществить этот небольшой маневр по изгнанию собаки, подошел к двери; в свою очередь собака, решительно настроенная продолжить знакомство с человеком, из чьего кармана появляются такие славные кусочки сахара, подошла к г-ну де ла Гравери.
Вдруг нечто вроде катаклизма разлучило человека и собаку.
Настоящая лавина воды, подобная Рейнскому или Ниагарскому водопаду, выплеснулась со второго этажа и окатила их обоих с ног до головы.
Раздался собачий визг, и животное скрылось.
Шевалье же вынул ключ из кармана, вставил его в замочную скважину, открыл дверь и переступил порог дома, испытывая вполне понятную ярость. Он сделал это как раз в то мгновение, когда Марианна послала ему несколько запоздалое предостережение:
— Поберегитесь, господин шевалье! Поберегитесь!
III
ВНЕШНИЙ И ВНУТРЕННИЙ ВИД ДОМА ШЕВАЛЬЕ ДЕ ЛА ГРАВЕРИ
Владение № 9 по улице Лис состояло из жилого здания, сада и двора.
Жилая часть его находилась между садом и двором.
Но только ни двор, ни сад не были расположены так, как это бывает обычно: двор впереди, а сад позади дома.
Нет, на этот раз двор был слева от дома, а сад — справа.
Окруженный по бокам двором и садом, дом выходил прямо на улицу.
Во дворе, через который обычно проходили в дом, было одно-единственное украшение — старая виноградная лоза: ее не обрезали вот уже лет десять, и, прилегая к фронтону соседнего дома, она пустила вдоль него побеги такой силы, что на память приходили девственные леса Нового Света.
И хотя двор был вымощен песчаником, сырость почвы и тень от крыш привели к тому, что в промежутках между плитами росла плотная, густая трава, и он был похож на рельефную шахматную доску с клетками, обозначенными песчаником.
Однако, к несчастью, шевалье де ла Гравери не был ни игроком в шахматы, ни игроком в шашки и никогда не помышлял извлечь выгоду из данного обстоятельства, которое составляло счастье Мери и г-на Лабурдоне.
Снаружи дом имел тот холодный и грустный вид, какой присущ большинству зданий в наших старых городах; покрывавшая ее известковая штукатурка осыпалась большими кусками, и на оголенных местах хорошо просматривалась кладка из бутового камня, а поверх ее местами одна рядом с другой были прибиты дранки; все это придавало фасаду дома сходство с человеческим лицом, изуродованным какой-то кожной болезнью.
Рамы окон, утратившие свою первоначальную сероватую окраску и почерневшие от обветшалости, были составлены из маленьких квадратиков, к тому же из экономии стекла для этих квадратиков были выбраны среди тех, что называют бутылочными донышками, и через них в комнаты проникал лишь зеленоватый свет.
Поскольку мы с вами пока всего лишь пересекли двор и продолжаем пребывать на первом этаже, необходимо слегка приоткрыть дверь на кухню, чтобы получить полное и верное представление о хозяине дома; в щель приотворенной двери видны кухонные плиты из белого фаянса, вычищенные и сверкающие, как пол в голландской гостиной, и большую часть времени рдеющие красноватыми отблесками раскаленного угля. Рядом с плитой — очаг колоссальных размеров; в нем весело и, как во времена наших предков, без мелочной бережливости пылают огромные поленья; он служит противнем и подставкой для вертела, вращающегося при помощи известного классического механизма, так славно подражающего перестуку мельницы. Очаг выложен кирпичом, на котором пламенеют раскаленные угли: без них немыслимо хорошо зажарить мясо; раскаленные угли ничто не сможет заменить, а современные экономисты — в большинстве своем отвратительные гастрономы — вздумали заменить их железной плитой. Напротив очага и плит, словно ряд багряных солнц, сверкала дюжина выстроившихся шеренгой соответственно своим размерам кастрюль (их ежедневно начищали до блеска, подобно тому, как каждый день драят пушки на корабле высокого класса), начиная с громадного котла без полуды, предназначенного для варки сиропов и варенья, и кончая микроскопическим сосудом для приготовления подлив, острых овощных соусов и различных приправ тонкой кухни.
Для тех, кто уже знает, что г-н де ла Гравери живет один, не имея ни жены, ни детей, ни собак, ни кошек, ни разного рода сотрапезников, с одной только Марианной, заменяющей ему всех домашних слуг, весь этот кулинарный арсенал явился бы откровением, и они так же легко узнали бы в шевалье утонченного гурмана, изысканного гастронома, предающегося радостям стола, как в средние века узнавали алхимика по горнам, тиглям и ретортам, перегонным кубам и чучелам ящериц.
А теперь, закрыв дверь на кухню, продолжим осмотр первого этажа.
Более чем скромную прихожую украшали лишь две вешалки с закругленными концами в виде грибов, на которые шевалье, вернувшись домой, вешал: на одну — свою шляпу, а на другую — зонтик в те дни, когда он выходил из дома с зонтиком вместо трости; дубовая скамья, на которой слуги ожидали своих хозяев, когда шевалье случалось принимать у себя кого-нибудь, а также квадраты из белого и черного камня, жалкая подделка под мрамор, но такие же холодные и сырые, как мраморные: холод и сырость, исходившие от них, не исчезали ни зимой, ни летом.
Просторная столовая и внушительных размеров гостиная, где огонь разводили только в те дни, когда шевалье де ла Гравери приглашал на обед гостей, то есть два раза в год, вместе с кухней и прихожей составляли весь первый этаж дома.
Впрочем, обе эти комнаты вполне соответствовали ветхой наружности дома: паркет в них разошелся и вздулся, потолок был серый от грязи, а рваные, запачканные и отошедшие от стены обои колыхались от дуновения ветра, когда открывали дверь.
Шесть деревянных стульев, выкрашенных в белый цвет, в стиле ампир, стол орехового дерева и буфет составляли всю обстановку столовой.
В гостиной три кресла и семь стульев как бы гонялись друг за другом, но им никак не удавалось соединиться вместе, в то время как кушетка со спинкой (и сиденье и спинка кушетки были набиты соломой) дерзко узурпировала место и название канапе; убранство и обстановку этой комнаты для приема гостей, комнаты, куда, за исключением торжественных случаев, владелец никогда не заходил, завершали круглый столик для кипятильника с подогревателем, часы с застывшими стрелками и неподвижным маятником и зеркало, которое состояло из двух половинок и отражало коленкоровые занавески в желтую и красную полоску, грустно висевшие на окнах.
Но на втором этаже все было совсем иначе; правда, там жил сам шевалье де ла Гравери, и прямо туда привела бы нас из кухни нить клубка, если бы у лабиринта на улице Лис была своя Ариадна.
Представьте себе три комнаты, отделанные, обставленные, обитые с такой тщательностью и заботой, так изящно и с таким вкусом, как это, кажется, бывает лишь у богатых вдовушек или франтих: все было предусмотрено, все было устроено так, чтобы сделать жизнь сладостной, удобной и приятной в этих трех похожих на бонбоньерки комнатах, у каждой из которых было свое назначение.
В гостиной — а она благодаря своим размерам была главной комнатой — стояла современная мебель, с внушительной респектабельностью и утонченной предусмотрительностью обитая во всех местах, которые предназначены были служить точкой опоры для телес шевалье. Книжный шкаф из черного дерева с инкрустациями из кожи — считалось, что он вышел из мастерской самого Буля, — был полон книг в переплетах из красного сафьяна; надо признать, что рука шевалье редко прикасалась к ним и они никогда надолго не привлекали его внимания; часы, изображающие Аврору на колеснице, колеса которой служили циферблатом, показывали время с безукоризненной точностью; по бокам их стояли два канделябра по пять свечей каждый; занавески из плотной шерстяной ткани, подобранные в тон мебели, были задрапированы на окнах с элегантностью, уместной и в будуаре на Шоссе д’Антен, а вот белые лепные украшения, на которых местами сохранились кое-какие следы позолоты, доказывали, что прежние жильцы или владельцы этого дома изысканностью вкуса даже превосходили г-на де ла Гравери.