Страница 25 из 42
На этом безвестном французском городишке она сосредоточила отныне все свое внимание. Там она жила своими мыслями, надеждами, страхами.
Потом вслед за основной новостью стали мало-помалу доходить сообщения второстепенные; так бывает во время восхода солнца: сначала его лучи выхватывают из темноты общие очертания всего вокруг, а уж потом начинают освещать постепенно все до мельчайших подробностей.
Для нее эти мелочи имели огромное значение.
Господин де Буйе, как говорили, бросился вдогонку за королем, напал на эскорт и после ожесточенного сражения отступил, оставив королевскую семью победившим патриотам.
Разумеется, Шарни не мог не принимать участия в этом сражении; несомненно, Шарни отступил последним, если только не остался на поле боя.
Вскоре до нее дошли слухи том, что один из трех телохранителей, сопровождавших короля, убит.
Потом стало известно и его имя. Не знали только, был ли это виконт или граф, Изидор или Оливье.
Говорили, что погиб Шарни, а больше никто ничего сказать не мог.
Двое суток, проведенные в неизвестности, дорого стоили Андре!
Наконец было объявлено, что король и члены королевской семьи возвращаются в субботу, 26-го.
Коронованные пленники переночевали в Мо.
По ее подсчетам, король должен был приехать в Париж в первой половине дня; предположив, что он возвратится в Тюильри кратчайшим путем, нетрудно было догадаться, что он вернется в Париж через предместье Сен-Мартен.
В одиннадцать часов графиня де Шарни, одевшись в самое простое платье и скрыв лицо под вуалью, уже стояла у городской заставы.
Она ждала до трех часов пополудни.
В три часа первые потоки толпы, сметающие все перед собой, возвестили, что король отправился в объезд и вступит в город через заставу Елисейских полей.
Приходилось идти через весь Париж, и идти пешком. Никто не осмелился бы ехать в экипаже в плотной толпе, наводнившей парижские улицы.
Никогда еще со времени взятия Бастилии на бульварах не было такого скопления народа.
Андре это обстоятельство ничуть не смутило, она направилась к Елисейским полям и пришла туда одной из первых.
Там она простояла еще три часа, три невыносимых часа!
Наконец появился кортеж. Мы уже рассказывали, в каком порядке и в каких условиях он двигался.
Андре увидела карету и не сдержала радостного крика: она узнала Шарни.
Эхом ей отозвался другой крик, только это был крик боли.
Андре обернулась и увидела девушку, забившуюся в руках сердобольных соседей: сжалившись над ее горем, они поспешили ей на помощь.
Казалось, ее охватило сильнейшее отчаяние.
Может быть, Андре уделила бы этой девушке больше внимания, если бы в это время вокруг нее не посыпались угрозы в адрес трех офицеров, сидевших на козлах королевской кареты.
На них должен был пасть народный гнев; они должны были заплатить жизнью за страшную измену короля; они неизбежно должны были оказаться растерзанными в клочья в ту минуту, когда кареты остановятся.
И Шарни был одним из них!
Андре решила во что бы то ни стало пробраться в Тюильрийский сад.
Для этого необходимо было обойти толпу, вернуться берегом реки, то есть пройти по набережной Конферанс и снова войти в сад, если это будет возможно, по набережной Тюильри.
Андре пошла по улице Шайо и вышла на набережную.
После многочисленных попыток, рискуя двадцать раз быть раздавленной, она все-таки сумела проникнуть за ворота; однако в том месте, где должна была остановиться карета, собралась такая толпа, что нечего было и думать о том, чтобы попасть в первые ряды.
Андре подумала, что, если она будет наблюдать с террасы у реки, ей не помешает толпа. Правда, расстояние было бы слишком велико, чтобы она сумела рассмотреть все в подробностях, ну и, разумеется, она не могла бы расслышать, о чем будут говорить.
Пускай она не все увидит и услышит, это не так уж важно, это лучше, чем не видеть и не слышать вовсе.
Итак, она поднялась на террасу.
Оттуда ей были видны козлы кареты, а на них Шарни и двое телохранителей; Шарни, и не подозревавший, что в сотне шагов чье-то сердце отчаянно бьется, беспокоясь за него; Шарни, в это мгновение, верно, и не помнивший об Андре; Шарни, думавший лишь о королеве и ради ее спасения забывший о собственной безопасности.
О, если бы она знала, что именно в эту минуту Шарни прижимал к груди ее письмо и мысленно с ней прощался перед неминуемой, как ему казалось, гибелью!
Наконец карета остановилась под крики, ругательства и завывания толпы.
Почти тотчас же вокруг кареты возник страшный шум, лихорадочная суета, превратившаяся в свалку.
Взметнулись вверх штыки, пики, сабли, словно из земли под рев бури появились стальные всходы.
Три офицера спрыгнули с козел и будто сгинули в пропасти. Потом в толпе началось такое волнение, что последние ряды подались назад и стали разбиваться о стену, служившую опорой террасы.
Перед глазами Андре все помутилось; она больше ничего не видела и не слышала; задыхаясь, она протягивала руки вперед и выкрикивала что-то нечленораздельное среди всей этой неразберихи в толпе, изрыгавшей проклятия, богохульства, предсмертные крики!
Она перестала понимать, что происходит: земля ушла у нее из-под ног, небо затянуло кроваво-красной пеленой, в ушах был шум, похожий на рокот морского прилива.
Это кровь, отхлынув от сердца, бросилась ей в голову, прилила к мозгу.
Почти без чувств упала Андре на землю, смутно понимая, что еще жива, поскольку страдает.
Ощущение свежести привело ее в чувство: какая-то женщина прикладывала ей ко лбу платок, смоченный в Сене, другая поднесла к лицу флакон с солью.
Андре вдруг вспомнила о несчастной женщине, виденной ею у городской заставы, хотя и не понимала истинктивной аналогии, неведомым образом связавшей ее страдание с переживаниями незнакомки.
Едва придя в себя, она спросила:
— Они убиты?..
Сострадание помогает понять ближнего. Окружавшие Андре люди сообразили, что речь идет о трех офицерах, чья жизнь находилась в такой страшной опасности.
— Нет, — отвечали ей, — им удалось спастись.
— Всем троим? — уточнила она.
— Всем троим.
— Слава Всевышнему!.. Где они?
— Верно, во дворце.
— Во дворце? Благодарю вас.
Она поднялась, тряхнула головой и, оглядевшись по сторонам, прошла через ворота со стороны набережной, вознамерившись вернуться к себе через Луврский проезд.
Она справедливо полагала, что с этой стороны народу будет меньше.
Крапивная улица в самом деле оказалась почти безлюдной.
Андре пересекла площадь Карусель, вошла во двор Принцев и бросилась к привратнику.
Тот знал графиню: он видел, как она входила и выходила из дворца в первые дни после возвращения королевской семьи из Версаля. Потом он видел, как она вышла, чтобы больше не возвращаться; это было в тот день, когда за ней бежал Себастьен и она увезла мальчика в своей карете.
Привратник согласился сходить за новостями. Внутренними коридорами он быстро проник в самое сердце дворца.
Трое офицеров были в безопасности. Граф де Шарни целым и невредимым возвратился в свою комнату.
Четверть часа спустя он вышел оттуда в форме морского офицера и отправился к королеве, где, должно быть, и оставался до настоящей минуты.
Андре облегченно вздохнула, протянула кошелек доброму вестнику и, почувствовав слабость, попросила, задыхаясь, подать стакан воды.
Итак, Шарни был жив!
Она поблагодарила привратника и продолжила путь на улицу Кок-Эрон.
Вернувшись домой, она опустилась в изнеможении, но не на стул, не в кресло, а на скамеечку для молитвы.
Она не произносила никаких слов; бывают в жизни минуты, когда благодарность к Всевышнему так велика, что ее невозможно выразить словами, и тогда человек всем своим существом, всей душою, всеми помыслами устремляется к нему.
Андре находилась в этом восторженном состоянии, как вдруг услышала, что отворяется дверь; она неторопливо обернулась, еще не совсем понимая, что за шум вывел ее из глубокой задумчивости.