Страница 27 из 164
Питу очень хотелось забрать также и каску, но он не был уверен, что слова папаши Бийо распространяются и на оружие оборонительное.
Вооружаясь, Питу не переставал внимательно вслушиваться в звуки, доносившиеся со стороны Вандомской площади.
— Эге-ге, — сказал он, — сдается мне, что королевский немецкий полк возвращается.
В самом деле, судя по топоту копыт, к Пале-Роялю приближалась шагом группа всадников. Питу выглянул из-за угла кафе "Режанс" и заметил у рынка Сент-Оноре драгунский патруль с мушкетонами у бедра, приближающийся к площади.
— Живей, живей! — крикнул Питу. — Они возвращаются.
Бийо оглянулся, дабы определить, возможно ли оказать врагам сопротивление. Но площадь была почти пуста.
— Ну что ж, — сказал фермер, — вперед, в коллеж Людовика Великого.
И он двинулся по Шартрской улице; Питу следовал за ним; не зная, как прикрепляется оружие к поясу, он нес свою огромную саблю в руках.
— Тысяча чертей! — сказал Бийо. — Ты похож на продавца железного лома. Сейчас же прицепи свой палаш.
— Куда? — спросил Питу.
— Куда, черт подери! Да вот сюда, — отвечал Бийо, прицепив саблю к поясу Питу, что позволило тому идти гораздо быстрее, чем прежде.
Без приключений добравшись до площади Людовика XV, наши герои наткнулись здесь на колонну, направляющуюся в Дом инвалидов и застрявшую посреди площади.
— В чем дело? — спросил Бийо.
— Да в том, что по мосту Людовика Пятнадцатого прохода нет.
— А по набережным?
— По набережным тоже.
— А через Елисейские поля?
— Тем более.
— В таком случае вернемся назад и пройдем по мосту Тюильри.
Предложение звучало вполне разумно, и толпа, последовав за Бийо, показала, что доверяет ему; однако на полдороге, у сада Тюильри, сверкнули сабли. Там расположился эскадрон драгун.
— Черт возьми, — пробормотал фермер, — куда ни ступишь, всюду эти проклятые драгуны!
— Сдается мне, дорогой господин Бийо, что мы попали в ловушку, — сказал Питу.
— Ерунда, — отвечал Бийо, — невозможно поймать в ловушку пять или шесть тысяч человек, а нас здесь никак не меньше.
Драгуны медленно, но верно приближались.
— У нас еще осталась в запасе Королевская улица, — сказал Бийо. — Ну-ка, Питу, пошли.
Питу следовал за фермером как тень.
Но у заставы Сент-Оноре улицу перегораживала цепь солдат.
— Ну и ну! — воскликнул Бийо. — Пожалуй, ты прав, друг Питу.
— Хм! — только и сказал в ответ Питу.
Но горечь, звучавшая в его голосе, показывала, что он дорого бы дал за то, чтобы оказаться неправым.
В самом деле, принц де Ламбеск ловким маневром окружил зевак и мятежников — число их доходило до шести тысяч — и, перекрыв проходы по мосту Людовика XV, по набережным, по Елисейским полям, по Королевской улице и мимо монастыря фейянов, создал некое подобие огромного стального лука; его тетивой были стена сада Тюильри, которую было трудно одолеть, и решетка Разводного моста, одолеть которую было почти невозможно.
Бийо оценил положение: оно было скверно. Однако, будучи человеком спокойным, хладнокровным и в минуты опасности весьма изобретательным, он огляделся и, заметив на берегу реки кучу бревен, сказал:
— Есть у меня одна мысль, Питу. А ну-ка, пошли.
Питу, не спрашивая у фермера, какая именно мысль осенила его, последовал за ним.
Бийо направился к бревнам и ухватился за одно из них, бросив Питу:
— Помоги мне.
Питу поспешил на помощь, опять-таки не спрашивая, для какого именно дела эта помощь требуется; он настолько доверял фермеру, что спустился бы вслед за ним в ад, не обратив внимания ни на длину лестницы, ни на глубину пропасти.
Папаша Бийо взялся за бревно с одного конца, Питу — с другого.
Они возвратились на набережную с грузом, который с трудом смогли бы поднять пять или шесть обычных людей.
Сила всегда вызывает у народа восхищение, поэтому, как ни тесна была толпа на площади, она раздвинулась, чтобы пропустить Бийо и Питу.
Затем многие сообразили, что эти двое действуют в общих интересах, и несколько человек стали прокладывать дорогу нашим героям, идя перед ними с криком: "Расступитесь! Расступитесь!".
— А все-таки, папаша Бийо, — спросил Питу, когда они одолели шагов тридцать, — долго мы будем так идти?
— До решетки Тюильри.
— О! — выдохнула сразу все понявшая толпа и раздвинулась еще шире.
Питу поглядел вперед и увидел, что его и Бийо отделяют от решетки еще шагов тридцать.
— Дойду, — изрек он с пифагорейской немногословностью.
Ему было тем легче выполнить обещанное, что пять-шесть самых могучих мужчин из толпы подставили свои плечи под бревно.
Дело пошло живее.
В пять минут они очутились перед решеткой.
— Ну-ка, — скомандовал Бийо, — навались!
— Теперь я понял, — сказал Питу, — мы сделали военную машину. Римляне называли это тараном.
Придя в движение, бревно страшным ударом потрясло ворота Тюильри.
Солдаты, несшие караул внутри сада, бросились к решетке, чтобы противостоять нападению, но с третьего удара ворота подались, распахнулись и толпа ринулась в их зияющую мрачную пасть.
По движению толпы принц де Ламбеск понял, что те, кого он полагал своими пленниками, нашли выход из ловушки, и пришел в ярость. Он пришпорил коня и поскакал вперед, чтобы лучше оценить положение. Драгуны, располагавшиеся за его спиной, решили, что он подает им сигнал к наступлению, и двинулись следом. Разгоряченных коней было трудно удержать, да и всадники, желавшие взять реванш за поражение на площади Пале-Рояля, должно быть, их и не удерживали.
Принц понял, что драгунов уже не остановить: они ринулись на толпу, и душераздирающие вопли женщин и детей понеслись к небесам, взывая к Господнему возмездию.
Страшная трагедия свершилась под покровом ночи. Жертвы обезумели от боли, солдаты — от ярости.
Народ, находившийся на террасах, попытался защищаться; в драгунов полетели стулья. Принц де Ламбеск, получив удар по голове, взмахнул саблей, ничуть не тревожась о том, что обрушивает ее на невинного, и семидесятилетний старец свалился к его ногам.
Бийо увидел это и испустил вопль.
Не медля ни секунды, фермер вскинул карабин к плечу — огненная нить прошила тьму, и, если бы по воле случая лошадь принца в этот самый миг не встала на дыбы, всадник расстался бы с жизнью.
Пуля вонзилась в шею лошади, и та рухнула на землю.
Все кругом решили, что принц убит. Тогда драгуны ринулись в сад, стреляя в спину убегающим.
Но те рассеялись по просторному саду и укрылись за деревьями.
Бийо хладнокровно перезарядил карабин.
— Клянусь честью, Питу! Ты был прав, — сказал он. — Я думаю, мы подоспели вовремя.
— Кажется, я держусь молодцом, — сказал Питу, разряжая свой мушкетон в самого толстого из драгунов. — Похоже, это не так трудно, как я думал.
— Да, — сказал Бийо, — но бесполезное молодечество — еще не храбрость. Ступай за мной, Питу, и постарайся, чтобы сабля не путалась у тебя в ногах.
— Подождите немножко, дорогой господин Бийо. Если я вас потеряю, мне некуда будет податься. Я ведь не знаю Париж так, как вы: я здесь в первый раз.
— Пошли, пошли, — сказал Бийо и двинулся вперед по той террасе, что ближе к воде. Когда они с Питу миновали пехотинцев, спешивших по набережной на выручку к драгунам принца де Ламбеска, и достигли края террасы, фермер сел на парапет и спрыгнул на набережную.
Питу последовал его примеру.
XII
ЧТО ПРОИСХОДИЛО В НОЧЬ С 12 НА 13 ИЮЛЯ 1789 ГОДА
Очутившись на набережной, оба провинциала увидели, как сверкают на мосту Тюильри ружья нового отряда, судя по всему, отряда противника; тогда наши герои спустились к самой воде и пошли дальше берегом Сены.
Часы на дворце Тюильри пробили одиннадцать.
Как только фермер и Питу оказались под растущими над рекой прекрасными осинами и высокими тополями, уходящими корнями под воду, как только густая листва укрыла обоих, они улеглись на траву и стали держать совет.