Ожерелье королевы

— Сударь, — сказал тогда маркиз де Фаврас, перегибаясь всем туловищем через стол и точно желая сделать шаг вперед навстречу Калиостро, — кораблекрушение, выстрел и отравление — у меня от этого даже слюнки текут. Не сделаете ли вы одолжение предсказать и мне какой-нибудь миленький конец в таком же роде?

— О господин маркиз, — сказал Калиостро, который начинал волноваться под влиянием иронии, — вы напрасно стали бы завидовать эти господам, так как, клянусь честью дворянина, вам предстоит кое-что получше…

— Получше! — воскликнул со смехом г-н де Фаврас. — Берегитесь, вы берете на себя слишком много: что может быть хуже моря, выстрела и яда! Это трудно.

— Еще остается веревка, — любезно заметил Калиостро.

— Веревка! О, что вы такое говорите!

— Я говорю, что вы будете повешены, — отвечал Калиостро в припадке какого-то пророческого экстаза, с которым он не мог более совладать.

— Повешен! — повторили все присутствующие. — Черт возьми!

— Вы забываете, сударь, что я дворянин, — сказал несколько охлажденный от своего пыла де Фаврас. — И если вы случайно говорите о самоубийстве, то я предупреждаю вас, что надеюсь до последней минуты настолько сохранить самоуважение, чтобы не пользоваться веревкой, пока у меня будет шпага.

— Я говорю не о самоубийстве, сударь.

— Значит, о казни?

— Да.

— Вы иностранец, сударь, и потому я извиняю вас.

— За что?

— За ваше неведение. Во Франции дворянам отрубают голову.

— Вы об этом договоритесь с палачом, сударь, — отвечал Калиостро, уничтожив своего собеседника этим резким ответом.

Все присутствующие замолчали; казалось, ими овладела некоторая нерешительность.

— Знаете, я трепещу, — сказал г-н де Лонэ, — мои предшественники вытянули такой печальный жребий, что я не жду для себя ничего хорошего, если начну шарить в том же мешке, что и они.

— В таком случае, вы благоразумнее их, если не хотите знать тайну будущего. Вы правы; хороша ли она или дурна, будем чтить тайну Создателя.

— О господин де Лонэ, — заметила г-жа Дюбарри, — я надеюсь, что вы будете не менее мужественны, чем эти господа.

— Я также надеюсь, — склоняясь перед графиней, сказал де Лонэ. — Итак, сударь, — продолжал он, обращаясь к Калиостро, — прошу вас одарить и меня гороскопом.

— Эго не трудно, — отвечал Калиостро, — удар топором по голове, и все будет кончено.

Столовую огласил крик ужаса. Де Ришелье и Таверне умоляли Калиостро не продолжать, но женское любопытство одержало верх.

— Право, если послушать вас, граф, — сказала г-жа Дюбарри, — все человечество должно окончить жизнь насильственной смертью. Нас здесь восемь человек, и из восьми уже пятеро осуждены вами!

— О, как же вы не понимаете, что это делается умышленно; мы все посмеиваемся, — сказал г-н де Фаврас, действительно силясь рассмеяться.

— Конечно, смеемся, — подтвердил граф де Хага, — будь то правда или ложь.

— Я тоже желала бы посмеяться, — сказала г-жа Дюбарри, — так как мне не хотелось бы своей трусостью опозорить все наше общество. Но, увы, я только женщина и не могу надеяться на честь сравняться с вами трагичностью жизненного конца. Женщины умирают в своей постели. Увы, моя смерть, смерть старой женщины, печальной, всеми забытой, будет худшей из всех, не правда ли, господин де Калиостро?

Она произнесла эти слова с колебанием, желая не только словами, но всем своим внешним видом дать пророку повод возразить; но Калиостро не спешил успокоить ее.

Любопытство оказалось сильнее беспокойства, и она уступила ему.

— Ну же, господин де Калиостро, — продолжала г-жа Дюбарри, — отвечайте мне.

— Как же вы хотите, чтобы я отвечал вам, сударыня, когда вы не спрашиваете меня?

Графиня с минуту колебалась.

— Но… — начала она.

— Что же, — прервал ее Калиостро, — вы спрашиваете или нет?

Графиня сделала над собой усилие и, почерпнув храбрости в улыбках, которые она заметила на всех устах, воскликнула:

— Ну что же, рискну! Скажите мне, каков будет конец Жанны де Вобернье, графини Дюбарри?

— Эшафот, сударыня, — отвечал зловещий предсказатель.

— Это шутка, не правда ли, сударь? — пробормотала графиня, устремляя на Калиостро умоляющий взор.

Но Калиостро был доведен до крайности и не заметил этого взгляда.

— А почему это должно быть шуткой? — спросил он.

— По] ому, что для тою, чтобы взойти на эшафот, надо убить, зарезать кого-нибудь, вообще совершить какое-нибудь преступление, а я, по всей вероятности, никогда никакого преступления не совершу. Так это шутка, не правда ли?

— Э, Боже мой, да, — сказал Калиостро, — это шутка, как и все предсказанное мною.

Графиня разразилась смехом, который опытному наблюдателю показался бы слишком громким и резким для искреннего.

— Ну, господин де Фаврас, — сказала она, — закажем себе траурные кареты.

— О, это было бы для вас бесполезно, графиня, — заметил Калиостро.

— Почему?

— Потому, что вы поедете на эшафот в повозке.

— Фи, какой ужас! — воскликнула г-жа Дюбарри. — О, страшный человек! Маршал, другой раз выбирайте себе других гостей, или вы больше не увидите меня здесь.

— Извините меня, сударыня, — сказал Калиостро. — Вы сами, как и другие, пожелали этого.

— Да, как и все другие. Но, по крайней мере, вы дадите мне время выбрать себе духовника?

— Это был бы излишний труд, графиня, — сказал Калиостро.

— Как так?

— Последний, кто взойдет на эшафот с духовником, будет…

— Будет?.. — спросили все присутствующие.

— … король Франции.

И Калиостро произнес последние слова таким глухим и зловещим голосом, что присутствующие точно почувствовали над собой дуновение смерти, оледенившее все сердца.

Несколько минут длилось молчание.

В это время Калиостро поднес к губам бокал воды, в котором прочел все эти кровавые предсказания; но, едва прикоснувшись к нему губами, он оттолкнул его с непреодолимым отвращением, точно в него была налита горечь.

В эту самую минуту глаза Калиостро остановились на Таверне.

— О! — воскликнул последний, подумав, что Калиостро хочет говорить. — Не говорите мне, что со мной будет. Я у вас этого не спрашиваю.

— Ну, а я спрашиваю о себе, — сказал Ришелье.

— Успокойтесь, господин маршал, — отвечал Калиостро, — вы, единственный из здесь находящихся, умрете в своей постели.

— Кофе, господа! — воскликнул старый маршал в восторге от предсказания. — Кофе!

Все встали.

Но, прежде чем перейти в гостиную, граф де Хага подошел к Калиостро.

— Сударь, — сказал он, — я не собираюсь бежать от своей судьбы, но скажите мне, чего мне надо остерегаться?

— Муфты, ваше величество, — отвечал Калиостро.

Граф де Хага отошел.

— А мне? — спросил Кондорсе.

— Омлета.

— Хорошо, я отказываюсь от яиц.

И он присоединился к графу.

— А мне, — спросил Фаврас, — чего нужно опасаться?

— Письма.

— Хорошо, благодарю вас.

— А мне? — спросил де Лонэ.

— Взятия Бастилии.

— О, в таком случае я спокоен.

И он отошел со смехом.

— Теперь моя очередь, сударь, — сказала графиня, дрожа всем телом.

— Вам, прелестная графиня, надо остерегаться площади Людовика XV.

— Увы, — отвечала графиня, — я уже раз заблудилась на ней и очень мучилась. В тот день я совсем потеряла голову.

— Ну, на этот раз вы опять потеряете ее, графиня, но уже не найдете снова.

Госпожа Дюбарри вскрикнула и убежала к остальным гостям.

Калиостро собирался присоединиться ко всем.

— Одну минуту, — сказал Ришелье. — Нас осталось только двое — Таверне да я, — которым вы ничего не сказали, мой милый колдун.

— Господин де Таверне просил меня ничего не говорить ему, а вы, маршал, ничего не спрашивали у меня.

— О, я опять повторяю свою просьбу! — воскликнул Таверне, умоляюще складывая руки.