Страница 119 из 142
— Что было дальше?
— Я удалился.
— Эх!..
Жильбер поднял голову.
— А что бы сделали на моем месте вы?
— Не знаю. Скажи мне, что ты намерен делать дальше?
— Наказать ее за свое унижение.
— Это только слова.
— Нет, ваше сиятельство, это не просто слова, я принял твердое решение.
— Однако… ты, возможно, выболтал свою тайну, отдал деньги?
— Моя тайна осталась при мне, и я никому не намерен ее открывать. А деньги — ваши, я их возвращаю.
Жильбер расстегнул куртку и достал из кармана тридцать банковских билетов; раскладывая их на столе перед Бальзамо, он внимательно пересчитал деньги.
Граф взял их и сложил, продолжая следить глазами за Жильбером, на лице которого не отразилось ни малейшего волнения.
"Он честен, не жаден… Он не лишен ума и решимости: настоящий мужчина", — подумал граф.
— А теперь, господин граф, — проговорил Жильбер, — я должен дать вам отчет о двух луидорах, которые вы мне дали.
— Это лишнее, — возразил Бальзамо. — Вернуть сто тысяч экю — благородно, возвращать сорок восемь ливров — мальчишество.
— Я не собирался их вам возвращать, я хотел только рассказать, на что я их потратил, и вы убедитесь, что мне нужна еще некоторая сумма,
— Это другое дело. Так ты просишь?..
— Я прошу…
— Зачем?
— Чтобы сделать то, о чем вы только что заметили: "Это только слова".
— Будь по-твоему. Ты собираешься отомстить за себя?
— Да. Надеюсь, это будет благородная месть.
— Не сомневаюсь. Но ведь и жестокая?
— Да.
— Сколько тебе нужно?
— Двадцать тысяч ливров.
— Ты не тронешь эту молодую женщину? — спросил Бальзамо, полагая, что остановит Жильбера своим вопросом.
— Не трону.
— И ее брата?
— Нет. И отца не трону.
— Ты не станешь на нее клеветать?
— Я никогда не раскрою рта, чтобы произнести ее имя.
— Понимаю. Однако, это одно и то же: прирезать женщину или убить ее постоянными бравадами… Итак, ты хочешь погубить ее, беспрестанно показываясь неподалеку от нее, преследуя ее оскорбительными ухмылками и полными ненависти взглядами.
— Я далек от того, о чем вы говорите. Я хочу вас попросить на тот случай, если у меня появится желание покинуть Францию, дать мне возможность бесплатно переплыть море.
Бальзамо вскрикнул от удивления.
— Ну, метр Жильбер, — произнес Бальзамо пронзительным и в то же время ласковым голосом, в котором, между тем, не угадывалось ни боли, ни радости, — мне кажется, вы непоследовательны, а ваша незаинтересованность — показная. Вы просите у меня двадцать тысяч ливров и ни одной тысячи из них не берете на то, чтобы нанять судно?
— Не могу, сударь; у меня на это две причины.
— Какие же?
— Первая заключается в том, что у меня не останется ни денье к тому времени, как я соберусь к отплытию, потому что — попрошу это заметить, господин граф, — деньги мне нужны не для себя. Я прошу их для исправления той ошибки, которую я совершил не без вашей помощи…
— Ты очень упорен! — поджав губы, заметил Бальзамо.
— Этому есть причина… Итак, я прошу у вас денег на то, чтобы, как я уже сказал, исправить ошибку, а не затем, чтобы прожить их в свое удовольствие. Ни одно су из этих двадцати тысяч ливров не ляжет в мой карман. Они предназначены для других целей.
— Для твоего ребенка, как я понимаю…
— Да, сударь, для моего ребенка, — не без гордости отвечал Жильбер.
— А как же ты?
— Я? Я сильный, свободный, умный. Я всегда сумею прожить, я хочу жить!
— Ты будешь жить! Бог никогда еще не наделял столь сильной волей тех, кому суждено преждевременно уйти из жизни. Господь позаботился о том, чтобы потеплее укрыть растения, которым предстоит пережить долгую зиму. Точно так же он одевает в стальную броню сердца тех, кому предстоят суровые испытания. Однако, мне кажется, ты упомянул о двух причинах, по которым не можешь отложить тысячу ливров. Итак, во-первых — порядочность.
— А во-вторых — осторожность. В тот день, когда я покину Францию, мне, возможно, придется скрываться… Если мне нужно будет идти в гавань на поиски капитана, потом — передавать ему деньги — я предполагаю, что именно так это обычно делается, — то я сам отдамся в руки тех, кто разыскивает меня.
— Ты полагаешь, я сумею помочь тебе скрыться?
— Я знаю, что вы это можете.
— Кто тебе это сказал?
— В вашем распоряжении слишком много сверхъестественных сил. Было бы странно, если бы вы не располагали целым арсеналом средств обыкновенных. Колдун может быть уверен в себе, только когда у него есть в запасе спасительный выход.
— Жильбер! — заговорил вдруг Бальзамо, протягивая руку к юноше. — Ты отважен, добро и зло переплетены в тебе, как это бывает обычно у женщин; ты тверд, честен не напоказ; я сделаю из тебя великого человека. Оставайся здесь: этот особняк — надежное пристанище. Через несколько месяцев я собираюсь покинуть Европу и возьму тебя с собой.
Жильбер внимательно выслушал графа.
— Через несколько месяцев, — отвечал он, — я бы, возможно, не отказался. Сегодня я вынужден вам сказать: "Благодарю вас, сударь, ваше предложение лестно для такого несчастного, как я, однако я должен отказаться".
— Неужели сиюминутное отмщение не стоит будущего, рассчитанного, может быть, на пятьдесят лет вперед?
— Моя прихоть и мой каприз, сударь, для меня дороже вселенной в ту минуту, как эта прихоть или этот каприз взбрели мне в голову. И потом, помимо отмщения, мне еще надлежит исполнить долг.
— Вот твои двадцать тысяч ливров, — не колеблясь, отозвался Бальзамо.
Жильбер взял два банковских билета и, глядя на благодетеля, воскликнул:
— Вы по-королевски щедры!
— Надеюсь, что я более чем щедр, — возразил Бальзамо, — я не прошу даже, чтобы меня за это помнили.
— Однако я умею быть признательным, как вы уже могли это заметить. Когда я выполню свою задачу, я верну вам двадцать тысяч ливров.
— Каким образом?
— Я могу поступить к вам на службу на столько лет, сколько нужно работать лакею, чтобы вернуть своему хозяину двадцать тысяч ливров.
— На сей раз логика тебе изменила, Жильбер. Еще минуту назад ты мне сказал: "Я прошу у вас двадцать тысяч ливров, которые вы мне должны".
— Это правда. Однако вы меня покорили.
— Очень рад, — бесстрастно заметил Бальзамо. — Итак, ты будешь мне служить, если я того пожелаю.
— Да.
— Что ты умеешь делать?
— Ничего, но всему могу научиться.
— Ты прав.
— Но мне бы хотелось иметь возможность покинуть в случае необходимости Францию в два часа.
— Значит, ты оставишь у меня службу?
— Я сумею вернуться.
— А я сумею тебя разыскать. Прекратим этот разговор, я устал долго говорить. Придвинь сюда стол.
— Вот он.
Бальзамо взял бумагу с тремя таинственными знаками вместо подписи и вполголоса прочел следующее:
"Пятнадцатого декабря, в Гавре, в Бостон, П.Дж.,
"Адонис".
— Что ты думаешь об Америке, Жильбер?
— Что это не Франция, а в свое время мне бы очень хотелось отправиться морем в любую страну, лишь бы не оставаться во Франции.
— Отлично!.. К пятнадцатому декабря наступит то время, о котором ты говоришь?
Жильбер в задумчивости стал загибать пальцы.
— Совершенно точно.
Бальзамо взял перо и написал на чистом листе всего две строчки:
"Примите на борт "Адониса" пассажира.
Джузеппе Бальзамо".
— Однако это опасный документ, — заметил Жильбер. — Как бы мне в поисках надежного укрытия не угодить в Бастилию!
— Когда кто-нибудь старается выглядеть умником, он на глазах глупеет, — наставительно произнес граф. — "Адонис", дорогой мой господин Жильбер, — это торговое судно, а я его основной владелец.
— Простите, господин граф, — с поклоном отвечал Жильбер, — я и в самом деле ничтожество, у которого к тому же голова порой идет кругом, но я никогда на повторяю своих ошибок. Простите меня и примите уверения в моей признательности.