Страница 23 из 151
— Ах нет, матушка, дело вовсе не в Бекингеме. Принцесса уже нашла ему заместителя.
— Филипп, что вы говорите? Ваши слова крайне легкомысленны.
— Разве вы не заметили, что господин де Гиш то и дело бывает у нее, что он постоянно с ней?
Королева всплеснула руками и расхохоталась.
— Филипп, — сказала она, — вы положительно больны.
— От этого мне не легче, матушка, я очень страдаю.
— И вы требуете, чтобы вас лечили от болезни, которая существует только в вашем воображении? Вы желали бы, ревнивец, чтобы вас поддержали, одобрили ваше поведение, хотя ваша ревность не имеет никаких оснований.
— Ну вот, теперь вы начинаете говорить про этого то же самое, что говорили про того.
— Да ведь и вы, сын мой, — сухо проговорила королева, — ведете себя по отношению к этому совершенно так же, как и по отношению к тому.
Немного задетый, принц поклонился.
— Но если я вам приведу факты, вы поверите?
— Сын мой, во всем прочем, кроме ревности, я поверила бы вам без всякой ссылки на факты, но в отношении ревности я этого не обещаю.
— Значит, я понимаю ваши слова так, что ваше величество приказывает мне молчать и забыть обо всем.
— Никоим образом, вы мой сын, и мой материнский долг — быть к вам снисходительной.
— Ах, доведите до конца свою мысль: вы должны быть снисходительны ко мне как к безумцу.
— Не преувеличивайте, Филипп, и берегитесь, представить свою жену как существо испорченное.
— Но факты!
— Я слушаю.
— Сегодня утром в десять часов у принцессы играла музыка.
— Невинная вещь.
— Господин де Гиш разговаривал с нею наедине… Да, я и забыл вам сказать, что последнюю неделю он следует за нею как тень.
— Друг мой, если бы они делали что-нибудь дурное, они бы прятались.
— Прекрасно! — вскричал герцог. — Я только и ждал, чтобы вы это сказали. Запомните же хорошенько. Сегодня утром, повторяю, я их захватил врасплох и совершенно ясно выразил им свое неудовольствие.
— И будьте уверены, что этого достаточно, а может быть, вы даже переусердствовали в своем неудовольствии. Эти молодые женщины обидчивы. Упрекнуть их в ошибке, которую они не совершали, иногда все равно, что сказать, что они могли бы ее сделать.
— Хорошо, хорошо, подождите. Запомните, что вы сказали, матушка: «Сегодняшнего урока достаточно, и если бы они делали что-нибудь дурное, то прятались бы».
— Да, я это запомню.
— Ну так вот, раскаиваясь, что утром я погорячился, и воображая, что Гиш дуется и сидит у себя, я отправился к принцессе. Угадайте же, что я там застал? Снова музыку, танцы и де Гиша. Его там прятали.
Анна Австрийская нахмурила брови.
— Это нехорошо, — заметила она. — Что же сказала принцесса?
— Ничего.
— А Гиш?
— Тоже… Впрочем, нет… Он пробормотал какую-то дерзость…
— Какой же вы сделали вывод, Филипп?
— Что я одурачен, что Бекингем был только ширмой, а настоящий герой — Гиш.
Анна пожала плечами.
— А дальше?
— Я хочу удалить Гиша так же, как Бекингема, и буду просить об этом короля, если только…
— Если только?
— Если только вы, матушка, сами не возьметесь за это, вы, такая умная и добрая.
— Нет, я не стану.
— Что вы говорите, матушка!
— Послушайте, Филипп, я не намерена каждый день говорить людям неприятности. Молодежь меня слушается, но это влияние очень легко потерять… А главное, ничто ведь не доказывает виновности Гиша.
— Он мне не нравится.
— А это уж ваше личное дело.
— Хорошо, коли так, я знаю, что мне делать! — пылко проговорил принц.
Анна посмотрела на него с беспокойством.
— Что же вы придумали? — спросила она.
— А вот что: как только он придет ко мне, я велю утопить его у себя в бассейне.
Произнеся эту свирепую угрозу, принц ожидал, что королева придет в ужас, но Анна осталась совершенно спокойной.
— Ну что же, утопите, — сказала она.
Филипп был слаб, как женщина; он стал жаловаться, что никто его не любит и даже родная мать перешла на сторону его врагов.
— Ваша мать просто смотрит дальше, чем вы, и перестала уговаривать вас, потому что вы ее не слушаете.
— Я пойду к королю! — закричал он.
— Я только что собиралась вам это предложить. Я сейчас жду его величество: он всегда посещает меня в это время. Расскажите все ему.
Она еще не договорила этих слов, как Филипп услышал шум открываемой в соседней комнате двери и быстрые шаги короля. Принц испугался и поспешно выбежал в боковую дверь, оставив королеву одну. Анна Австрийская расхохоталась и смеялась до прихода короля.
Как заботливый сын, Людовик зашел осведомиться о здоровье королевы-матери. Кроме того, он хотел сообщить ей, что приготовления к отъезду в Фонтенбло закончены.
Услышав ее смех, он успокоился и сам засмеялся.
Анна Австрийская взяла его за руку и весело сказала:
— Знаете, я ужасно горжусь тем, что я испанка.
— Почему, ваше величество?
— Потому что испанки, во всяком случае, лучше англичанок.
— Не понимаю.
— Скажите, с тех пор как вы женились, вам приходилось когда-нибудь упрекать королеву?
— Ни разу.
— А ведь все-таки прошло уже некоторое время, как вы женаты. А ваш брат женат всего две недели…
— И что же?
— И уже второй раз жалуется на принцессу.
— Как, опять Бекингем?
— Нет, теперь Гиш.
— Вот как! Значит, принцесса — порядочная кокетка.
— Боюсь, что так.
— Бедный братец! — рассмеялся король.
— Я вижу, вы прощаете кокетство?
— Когда речь идет о принцессе, прощаю, ибо по сути своей принцесса не кокетлива.
— Может быть, но брат вашего величества из-за этого теряет голову.
— Чего же он хочет?
— Он собирается утопить Гиша.
— Какая жестокость!
— Не смейтесь, он в самом деле доведен до отчаяния. Придумайте какой-нибудь выход.
— Охотно сделаю все, что могу, чтоб спасти Гиша.
— Если бы брат слышал вас, он составил бы против вас заговор, как ваш дядя против вашего отца.
— Нет, Филипп меня любит, и я его люблю. Мы с ним не станем ссориться. Но, однако же, как быть?
— Вы должны запретить принцессе кокетничать, а Гишу — ухаживать.
— Только-то? Ну, мой брат составил себе чересчур высокое понятие о королевской власти… шутка сказать: исправить женщину! Мужчину — еще куда ни шло.
— Как же вы приметесь за дело?
— Гиш — человек благоразумный, я сумею его убедить одним словом.
— А принцесса?
— Это будет потруднее. Тут одного слова мало. Придется сочинить для нее целую проповедь.
— И надо спешить.
— О, я обещаю приложить все старания. Да вот сегодня после обеда репетиция балета.
— И вы будете говорить проповедь, танцуя?
— Да, матушка.
— И обещаете обратить ее на путь истинный?
— Я искореню ересь либо убеждением, либо огнем.
— В добрый час! Только не впутывайте меня в это дело. Принцесса ни за что мне этого не простила бы. Я ведь свекровь, мне надо ладить с невесткой.
— Государыня, король возьмет все на себя. Знаете, я передумал. Не лучше ли пойти к принцессе и поговорить с ней?
— Это, пожалуй, слишком торжественно.
— Так что же? Для проповеди нужна торжественность, а то ведь скрипки могут заглушить добрую половину моих доводов. Кроме того, надо же помешать брату в его свирепых замыслах… Принцесса теперь у себя?
— Я думаю.
— Какие же главные пункты обвинения?
— Вот они, в двух словах: вечно музыка… постоянные посещения Гиша… подозрение в том, что от мужа прячутся…
— Доказательства?
— Никаких.
— Хорошо. Так я иду. — И король принялся рассматривать в зеркалах свой нарядный костюм и прекрасное лицо, ослепительное, словно алмазы на платье.
— Принц опять дуется и прячется?:—спросил он.
— Да, огонь и вода не убегают друг от друга с такой стремительностью, как эти двое.
— Матушка, целую ваши ручки, самые красивые во всей Франции. ;