Воровской орден

Багров вывел из леса грузовой мотороллер. «Яс тобой!» — вцепилась в него Андреева. Багров открыл будку: «Ладно. Залезай!» Андреева понимала: самый простой способ избавиться от нее — утопить мотороллер вместе с ней. Но ехать в «Жигулях» с теми, кто требовал ее смерти, она тоже не могла. Она не знала, что делать. «Не трясись. Никогда не трясись за свою жизнь! Она ничего не стоит», — воспитывал ее Багров. Андреева залезла в будку.

На окраине Астрахани ей велели пересесть в машину. В пути Ходяков и Веселов пришли к выводу, что совершают большую ошибку, оставляя ей жизнь. Но прежде Андреева должна была снова доставить им мужские радости.

Они снова делали с ней все, что хотели. Все, что подсказывала им их скотская фантазия.

СТАЯ

…Потом Багров дал Андреевой 50 рублей на такси, назначил свидание и укатил на своем мотороллере. А Ходяков и Веселов повезли ее в город. Ехали по самым темным и безлюдным улицам. Сидя на переднем сиденье, Андреева услышала, как Ходяков сзади рвет какую-то ткань. «Сейчас будет душить», — подумала она. Втянула голову в плечи, прижала подбородок к груди. Она не ошиблась. Ходяков набросил на шею удавку. Андреева билась, сдавленно умоляла пожалеть ее. «Тише, тише!» — успокаивал ее Веселов.

По словам жены, учительницы по профессии, Веселов любил читать статьи о преступлениях и часто возмущался: «Откуда в людях такая жестокость?!» Дочь пальцем не трогал. Не повышал голоса на ребят, когда работал в ПТУ мастером производственного обучения. Если верить этим отзывам, именно он должен был предотвратить нападение на Андрееву. А он нанес удар первым, насиловал женщину, а затем настойчиво требовал избавиться от нее.

«Трезвенником его не назовешь, — вслух размышляла потом жена Веселова. — Но и до чертиков никогда не напивался. Парень крепкий, но никогда не хулиганил. Двуличный? Но за семь лет совместной жизни можно было бы понять…» Жена терялась в догадках: как муж мог активно участвовать в грязном, жестоком преступлении?

Я взял и спросил Веселова об этом прямо. Все-таки уже полгода под следствием. Было время понять себя. «Давайте подождем суда», — спокойно сказал Веселов.

Он подобрался сзади и ударил ножом, потому что так было проще лишить Чичкова способности к сопротивлению.

Его удар не был смертельным, ему не грозил расстрел, но он считал просто неразумным оставлять свидетельнице жизнь.

Багров предлагал утопить машину. Веселов не согласился: «Если нас найдут, придется платить большой иск».

Он не стал скандалить с Багровым. Пообещал отпустить Андрееву, но, как только тот уехал, решил сделать по-своему. Вот и ее он ни разу не ударил, ни разу не повысил голоса. И сейчас, повторяю, очень спокойно советовал ей вести себя потише, не сопротивляться Хо-дякову.

Следствие так и не разгадало, с какой целью они поехали за город. Разные строились версии. За шампиньонами? Но почему на троих был всего один нож? За коноплей? Но в это время года (в начале мая) конопля еще не поспевает. За рыбой? Но почему не было снастей? Ладно, пусть поехали для того, чтобы распить бутылочку и подышать весенним воздухом. Но откуда такие разбойные страсти?

Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно сказать, что их объединяло. Общее место работы, совместные выпивки, общие проблемы (например, где достать запчасти для своих машин) и кражи автомашин с последующей их разукомплектовкой.

Их объединяло также то, что они были в школе неформальными лидерами, чей авторитет обычно держится на мате, кулаке и умении держаться стаей. Они годами привыкли внушать сверстникам страх и принимать этот страх за уважение. Годами привыкли чувствовать себя выше других. И привыкли.

Взрослая жизнь потребовала совсем других качеств. А у них не было ни прочных знаний, которые позволили бы им продолжить образование, ни трудолюбия, которое вырабатывается в ученическом труде. Бывшая школьная шпана, они стали шпаной взрослой. Но с теми же претензиями, тем же самомнением, с той же психологией. Каждый в отдельности вроде человек, вместе — звериная стая.

…Хрупкая женщина отчаянно боролась за свою жизнь. И ткань не выдержала — порвалась. «Значит, не судьба», — тяжело дыша, сказал Ходяков. Андреева снова стала умолять их сжалиться, Назвала свой домашний телефон и обещала «молчать как рыба».

Подъехали к таксофону, позвонили, проверили номер, убедились, что она не обманула, пригрозили, что, если заявит, достанут ее из-под земли, и отпустили. Неслыханно, но это так. Убийца и соучастники убийства пощадили единственного свидетеля.

Почему?

Сострадание отпадает, ибо требует выхода за пределы эгоизма, страха за свою жизнь. Поверили на слово? Тоже несерьезно. Такие люди не верят даже друг Другу.

Багров не хотел убивать, потому что надеялся еще не раз попользоваться телом Андреевой, рассчитывая на ее благодарность.

Ходяков, если вспомнить его биографию, был горазд понасильничать. А вот убить…

И тем более не хотел брать на себя «мокрое дело» Веселов. Нажать на другого, обделать чужими руками — это он был горазд. Сам — не решился.

Они просто выдохлись. Исчерпали ресурсы зверства.

Сейчас они, конечно, волосы на себе рвут: зачем поверили, что она будет молчать? Они еще не понимают, что сохранив Андреевой жизнь, себе же сохранили шанс избежать расстрела.

У них, конечно, свой ход мысли: если бы не Андреева, их бы не нашли. Ну что ж, мне уже приходилось писать, что неотвратимость возмездия — явление почти мистическое. Даже в тех случаях, когда следы преступления обнаруживаются как бы случайно, в этом есть своя неслучайность.

Спустя несколько дней на то страшное место пришли дети, нашли сломанное лезвие ножа, ключи, часы одного из преступников, свитер убитого. И обнаружили то, что безуспешно искала милиция, труп Чичкова.

ВЫРОЖДЕНИЕ

Мы сидим с Андреевой у нее дома. Я понимаю, что каждый мой вопрос причиняет ей боль. Ее отец стоит за дверью. Я слышу его дыхание. Те трое давно под замком. Но страх не проходит ни у Андреевой, ни у ее родителей, хотя, казалось бы, они отбоялись на всю оставшуюся жизнь в ту ночь, когда она пришла домой, истерзанная до последней степени. В самые страшные минуты Андреева знала, что обязательно пойдет и заявит. «Только бы остаться живой», — твердила она про себя, запоминая приметы убийц и все, что они вытворяли.

Она помогла найти убийц. Она поможет доказать их вину на суде. В течение минимум десяти лет они не будут представлять опасности для общества. Как же общество рассчитается с ней за эту помощь?

Криминолог начала века Д. Дриль писал: «Если общество не сумело предотвратить преступления, то на нем лежит обязанность вознаградить невинно потерпевшего. Такое вознаграждение было бы не только актом справедливости по отношению к последнему, но и лучшей мерой предупреждения, потому что тяжесть преступления чувствовалась бы тогда не индивидуально только его жертвой, а коллективно и солидарно всеми гражданами, которые поэтому живо были бы заинтересованы предупреждать преступления и главную их причину — вырождение народа!»

Не будет Андреевой никакого вознаграждения за все, что она вынесла. Ни материального, ни даже морального. Будет как бы продолжение тех терзаний, которые она претерпела. Сколько сил потребует одно только судебное разбирательство с (как и во время дачи показаний) изложением происшедшего в мельчайших подробностях. Уже сейчас, когда казалось бы, должна соблюдаться тайна следствия, десятки людей знают, что с ней случилось, и… смеются чуть ли не в глаза. Если б только мужчины… Женщины — тоже.

Если действия насильников не вызывают у людей отвращения, то что же это за люди?! Если таких людей среди нас множество, что же мы за народ? Не могу понять, почему изнасилование считается у нас только преступлением против личности. Это еще и преступление против нации! Против чужой, против своей — все едино. Против своей даже ужаснее. Когда совершается покушение на достоинство женщины другой нации — это оскорбление той нации. Когда же вот так уничтожается достоинство женщин своей нации — это признак вырождения.