СурроСестры «Сигма» (ЛП)

Они, запыхавшись, добираются до голубого куба станции лифта и несколько раз нажимают кнопку со стрелочкой вверх, чтобы вызвать лифт, но кнопка не зажигается. Кеке предполагает, что кнопка биометрическая, и пинает стену.

— Нам придется подождать, пока кто-нибудь не придет, ― говорит Кирстен, — и скользнуть следом за ними.

Кеке обводит взглядом нижний этаж.

— У нас нет времени. Если одна из этих камер нас заснимет, нас отправят в участок. У нас пара минут, максимум.

Кирстен нервничает, теребит волосы и прокручивает кольцо на пальце.

— Может, нам просто стоит уйти.

Что, по мнению Кеке, она только что сказала: мне не следовало отправляться на охоту за этими подонками с тобой. Я должна была расслабляться на роллердроме с «Синнаколой» в руке и подсчитывать денежки.

Они размышляют и разглядывают лица друг друга. Голубой люминесцентный свет подсвечивает их кожу, превращая глаза в электрические искры.

Кеке не может ее отпустить. Ей нужна помощь Кирстен, если она хочет их разоблачить. Она чувствует, что покалывающее ощущение в животе — признак того, что следует продолжать. Эта история может поднять ее по карьерной лестнице, и она так просто не сдастся.

— Подожди, ― говорит Кеке. — У меня есть идея.

Женщины оставляют голубой куб позади и углубляются дальше по этажу, направляясь к сервисному отсеку. Они достигают стены и видят большие квадратные металлические двери с выгравированными на них символами.

— Инженерные коммуникации, ― говорит Кеке.

Кирстен останавливается и скрещивает руки.

— Нет. Нет. Категорическое нет.

— Почему?

— Я ни за что не полезу по желобу для медицинских отходов. Или по еб*ному мусоропроводу.

— Где твоя жажда приключений?

— Моя жажда приключений исчезает при виде грязных игл и остатков больничной еды.

Кеке смеется, а вот Кирстен ― нет.

— Я не шучу, ― говорит Кирстен.

— Мы не полезем по мусоропроводу, ― говорит Кеке, поворачивая рычаг на другой дверце. Грязная простыня падает на пол.

Кеке показывает Кирстен, чтобы та начинала лезть.

— Ты серьезно?

— Так же серьезно, как и сердечный приступ, ― отвечает Кеке.

Кирстен вздыхает, а затем просовывает свой грязный кроссовок в проем, подтягивается вверх и залезает внутрь. Она останавливается на секунду и оглядывается на Кеке.

— Лучше бы эта история была сенсацией.

Глава 3

Сигма

Кеке c Кирстен ползут по белье-проводу. Больше всего мешает запах, напоминающий Кеке о школе-интернате, посуде из нержавеющей стали в столовой и о стоянии на коленях на коричневом сахаре. Последний отрезок путь немного скользок, и Кирстен приходится подталкивать Кеке вверх, чтобы она смогла выползти из провода. Затем Кеке плетет самодельную веревку из льняных простыней и сбрасывает ее Кирстен, чтобы та смогла выбраться.

Оказавшись в прачечной, они обыскивают грязные карманы лабораторных халатов в поисках забытых идентификационных карт или ключей, но ничего не находят. Они замечают в шкафчиках свежестиранные медицинские фартуки и маски и садятся в спальную капсулу хирурга, чтобы надеть их.

Кеке запирает дверь, затем падает на пол и заглядывает под подвесную кровать.

— Ха! ― с триумфом произносит она и достает пару угольных сатиновых штанов.

— Эти капсулы же не используют на самом деле для сна, да? ― спрашивает Кирстен.

— Я так не думаю.

Кеке тянется еще дальше под постель и достает шнурок с идентификационной картой и картой доступа.

— Бинго! ― радуется Кирстен, Кеке смеется.

Кирстен хмурится.

— Что?

— Бинго, ― повторяет Кеке, усмехаясь. — Ты же понимаешь, что так говорят только в старых фильмах и в старых деревнях?

Кирстен краснеет.

Кеке ощущает волну любви к своей лучшей подруге и хлопает ее по руке.

— Ты восхитительна. Застряла в прошлом, но все равно восхитительна.

Девушка сбрасывает с плеч свою кожаную куртку, и Кирстен бросает взгляд на ее плечо.

— Пора сделать укол?

Кеке опускает взгляд на свою татуировку, реагирующую на уровень инсулина в крови. Старый кружевной узор четко выделяется на ее темной коже.

— Вот дерьмо.

Она была так сосредоточена на том, чтобы проникнуть сюда, что совсем забыла взять с собой инсулин, лежащий в бардачке ее байка.

— Нам нужно спешить.

Девушки идут по коридору клиники в позаимствованных халатах. К счастью, кругом множество людей, и они с легкостью смешиваются с толпой. Восточное крыло, сказал ее информатор. Кеке думает, что ей придется украсть чей-нибудь «Тайл», чтобы найти номер комнаты, но затем они видят огромное стеклянное табло, на котором постоянно обновляется информация о пациентах. Скорее похоже на расписание вылетов в аэропорте, чем на клинику по лечению бесплодия.

— Не могу поверить, насколько огромно это место.

На бледном лице Кирстен читается отчаяние.

— Прости, ― говорит Кеке. — Для тебя это непросто.

Кирстен таскали от одного специалиста к другому, когда она была ребенком. У нее постоянно брали анализы, делали рентген, сканировали и кололи шприцами, так как ее родители искали причину ее синестезии. Неудивительно, что она боялась врачей. И тот факт, что это была клиника лечения бесплодия, только ухудшал положение, учитывая отчаянное желание Кирстен забеременеть.

Кеке никогда не понимала желания иметь детей. В ней просто отсутствовал ген материнства. Идея о размножении вводит ее в ступор, а мысль о том, чтобы иметь маленького человечка, который полностью от тебя зависит, более чем ужасает. У нее даже растения дохнут, что и говорить о пищащем младенце. С маленькими детьми куда сложнее. Они могут выпить средство для уборки, залезть на подоконник или уйти с незнакомцем. Слишком непредсказуемы, а Кеке этого в жизни более, чем хватает. Все же, она сочувствует Кирстен. Она знает, что такое желать чего-то очень сильно.

— Как ее зовут? ― шепотом спрашивает Кирстен.

— Что? ― спрашивает Кеке, но затем возвращается в настоящий момент.

— Имя жертвы?

— Я не знаю.

На табло продолжает сменяться информация. 226 пациентов, и их число растет.

— Ты не знаешь?

— Информатор мне не сказал, а они не станут называть ее имя. Они пытаются не дать этому просочиться в сеть.

Кеке изучает стеклянное табло.

— Ее привезут этим утром, между девятью и десятью. Она будет в реанимации или травматологии, что-то вроде такого. Вряд ли она проходит здесь лечение.

Журналистка не уверена, почему жертва вообще здесь, а не в настоящей больнице с настоящими травматологами.

Они читают названия различных отделений: поликлиника, лаборатории, хирургия, забор материала, пересадка, стационар.

Кеке видит, как Кирстен вздрагивает. Неважно, как сильно она хотела забеременеть, подруга никогда не согласится на ЭКО. Кирстен говорит, что не хочет «ускорять» процесс, но Кеке не понимает, почему та сопротивляется достижениям науки. Если бы не медицина, как считает Кеке, вспоминая о своей пульсирующей под краденой униформой татуировке, она бы уже была мертва.

— Стационар, ― говорит Кирстен.

— Да, похоже на то.

— Одна пациентка прибыла около десяти. Без имени. Лишь этот символ.

Отделение стационара, 9:59, палата 6А Σ.

— Сигма, ― замечает Кеке.

— Что-что?

— Сигма. Это восемнадцатая буква греческого алфавита. Она означает сумму всего.

— Звучит, как название женского сообщества.

— Ты близка к истине.

— Что?

— Эта девушка… она жила в некоем женском сообществе. Только вот за ним скрывается нечто другое.

— Ты несешь чушь. Думаю, нам пора поискать тебе инсулин.

— Ерунда какая-то. Просто запомни шесть-а.

— Это легко, ― говорит Кирстен, обладающая фотографической памятью. — Розовый лимонад.

— И кто теперь несет чушь?

— Шесть-а. Цифра шесть розовая. А — бледно-желтая, немного шипучая. С равномерным распределением пузырьков. Розовый лимонад.

Кеке качает головой. Иногда ей кажется, что ее лучшая подруга живет в иной реальности. Кеке уверена, что будь ее мозговые волны так же запутаны, как у Кирстен, она бы никогда не смогла довести что-либо до конца.