СурроСестры «Сигма» (ЛП)

«Ну и пусть выигрывают свои тендеры, ― ответила Кирстен. ― Лучше деревья, чем оружие».

«Ты считаешь, что деревья нам нужны больше оружия? Ты что не следишь за гонкой вооружения в северном полушарии?»

Кирстен пожала плечами. Пусть строят свои ракеты. У нас есть воздух. Мы хотя бы сможем дышать.

Слова Кирстен преследуют Кеке, когда она находит парк и садится на парящую скамейку. У нее колотится сердце. Небо кажется ей слишком синим, а трава кричаще зеленой. Нервы будто бы усиливают яркость окружающих ее предметов и заставляют ее дрожать внутри. Таким Кирстен видит мир день изо дня? Кеке сошла бы с ума. Она глубоко дышит, ощущая нарастающую паническую атаку, пытается удержать ее хотя бы на секунду. Та отступает, и девушке снова удается мыслить ясно. Солнце сильно греет ее кожаные леггинсы.

Мысль о том, что она погналась за своими амбициями, не взирая на безопасность СурроСестер, тревожит Кеке. Она бросает взгляд на поляну ирисов и приходит к мысли, что ей нужно отправить Джони цветы. Даже если это не смягчит вину, может поднять Джони настроение, ведь в той палате ее окружает лишь один белый цвет, вокруг постели нет ни друзей, ни семьи, ей некого подержать за руку. Не стоит ни букета, ни корзинки с чем-нибудь вкусным.

Жасмин берет трубку с третьего гудка.

— Привет, моя FlowerGrrl, — говорит Кеке, вставая.

Жасмин отвечает приглушенным голосом.

— Ты приедешь сегодня вечером?

— Боюсь, что я звоню по делу.

— А. В таком случае, оденусь обратно.

— Дразнишься.

Секундная тишина, момент, когда они ощущают привязанность к друг другу. Затем Кеке слышит шум какого-то аппарата, работающего на заднем фоне, что-то крутится и щелкает.

— Так что за дело? — спрашивает Жасмин.

— Так ерунда. Ты можешь отправить вместо меня цветы в Клинику лечения бесплодия? Анонимно? Я отправлю тебе детали и переведу деньги, просто дай знать, во сколько это обойдется.

— Ах, прости, вообще-то не могу. Сегодня я не в «Пыльце». Кейл присматривает за магазином, а она понятия не имеет, как собрать нормальную композицию.

Кеке пинает траву и прислоняется спиной к дереву.

— Нет проблем. Забудь. Это неважно.

— Можешь обратиться в «FloristDrone».

— Так и сделаю. Спасибо. Почему ты не в «Пыльце»? Работаешь над новым изобретением?

Жасмин молчит, а затем тихим голосом отвечает.

— На самом деле, я под прикрытием.

— О. Мне нравится, как это звучит. Что-то интересное?

— Я пытаюсь понять, как разогнать кровь, чтобы отделить стволовые клетки.

— Теперь жалею, что спросила.

— На самом деле, это очень интересно.

— Не сомневаюсь.

— Дай мне парочку дней, и у меня может появиться очень… любопытный материал для тебя.

— Если ты поделишься со мной историей, — говорит Кеке, — тогда позволь мне хотя бы помочь тебе. Тебе нужна помощь?

— Ты уже выполнила свою часть сделки. Твоя последняя наводка и есть причина, по которой я играюсь с кровью.

— Даже не стану спрашивать, чьей кровью.

— Невинной девственницы, которую я зарезала специально для этого.

Кеке усмехается.

— С тебя станется.

— Кстати, говоря о невинных девственницах… как продвигаются дела с СурроСестрами?

— Твои поделки были безупречны. Спасибо.

Пауза в разговоре, пока Жасмин ждет, что Кеке продолжит, но, когда та не углубляется в тему, Жасмин решает не давить. Будучи всегда любезной, она ловко меняет тему разговора.

— Пока мы говорим об этих скучных девственницах… я подумала, что тебя это заинтересует.

Кеке снова слышит шум аппарата.

— То, чем я занимаюсь… или учусь заниматься… называется вампирской подтяжкой лица.

— Чего-чего?

— Потому что ты берешь кровь клиента, вращаешь ее в центрифуге, чтобы отделить тромбоциты, а затем вкалываешь им в лицо.

— Срань господня.

— И это только начало. Удивительно, что только люди не готовы вколоть себе в лицо. И они практически швыряются в тебя деньгами, чтобы ты это сделала. Может, я действительно займусь этой работой.

— Ну, если кто и может сделать из кого секси вампирш, так это ты.

Глава 19

Снимок шока

— Алло?

На линии тишина. Кирстен видит номер звонящего.

Мама.

Она слышит, как Джеймс закрывает входную дверь и идет к ней. Шелест его носков по сосновому полу едва слышен, но Кирстен все равно замечает этот звук, похожий на момент, когда лампочка только тухнет. Она моргает, чтобы прояснить зрение.

— Какая ирония, — говорит он, нахально улыбаясь.

— Ты о чем?

Он передает ей посылку, которую только что получил. Увесистую коробку с полосками тестов на беременность.

— Ха-ха, — произносит Кирстен, сопротивляясь желанию сделать «покерфейс»

— Мне не смешно, — говорит Джеймс и игриво тискает ее за попу.

Поверь, мне тоже.

— Кто звонил?

— Моя мама.

Кирстен пытается ей перезвонить, но никто не берет трубку.

У нее появляется дурное предчувствие. В животе образуется штормовая туча.

— Что-то не так. Я это чувствую. Я поеду к ней.

— Я поеду с тобой.

— Нет, не надо. Тебе нужно заняться делами.

Сеть знает, как ей хочется, чтобы он составил компанию: ей всегда сложно видеться с родителями, особенно теперь, когда у мамы начался ранний Альцгеймер, но впервые она решает не быть эгоисткой. Деткам с проблемами с сердцем Мармелад нужен больше, чем ей.

***

Когда Кирстен прибывает на место, серая туча в ее животе становится все темнее и начинает полыхать молниями. Что-то определенно не так. Она идет по подъездной дороге, и цвет стен напоминает ей о долгих, тяжелых днях (Старая Печаль), которые на вкус как пепел. Она никогда не была близка с родителями. Или, скорее, они никогда не были близки с ней. Она пыталась сформировать между ними эмоциональную связь, но, казалось, что они живут своими жизнями за холодной стеклянной стеной.

— Мама? — зовет она, когда они не открывают дверь после звонка в дверь. Замок сломан? Его выломали? Она не может понять.

Она подталкивает входную дверь снизу носком кроссовки, и та со скрипом отворяется.

— Мама? Папа?

Кирстен открывает дверь достаточно, чтобы скользнуть внутрь, она готовится отправиться на кухню, но останавливается на ходу, когда попадает в гостиную.

Она чувствует, как земля уходит из-под ног. Все цвета пузырятся и взрываются перед глазами, смешиваются вместе, пока все, что она знает, не заливает ужасной огненной цветастой лавой.

— Нет, — говорит она. — Нет, нет, нет.

Ее тело превращается в снимок шока.

Комнату перевернули вверх-дном. Опрокинули мебель, вырвали ящики и бросили на пол. Сервировочный столик стоит с распахнутыми дверцами, похожими на широко открытый рот, словно он тоже в шоке. На ковре перед ней лежат ее мать и отец, бледные, словно восковые.

Кадмиевый желтый курсирует по телу Кирстен. Она слышит, что у нее гипервентиляция легких, но чувствует себя слишком отделенной от тела, чтобы хоть как-то ее контролировать. Это действительно происходит? Она не спит, потому как сны ощущаются другими на вкус.

Она делает шаг назад и вскрикивает, чуть не упав. Резко выбрасывает руки и цепляется за стул, чтобы не упасть. Ноги немеют. В пересохшем рту ощущается кислый вкус.

Ее мать, никогда не бывшая набожной, сложила руки, перевязанные черной кабельной стяжкой, в жесте молитвы. На ее лбу виднеется небольшая дыра, а на месте сердца отца большое красное пятно.

Бах, бах. Пуля в голову, другая в сердце. Одна, чтобы остановить мысли, вторая, чтобы прекратить чувства.

Они оба лежат на боку, уткнувшись мертвыми лицами в ковер, бежевый и полинявший за исключением пятен от крови (Малиновые кометы).

Пузырящаяся лава поднимается изнутри Кирстен, она больше не может ее сдерживать. Она выбегает из дома и блюет в засохшем саду.

Глава 20