Хроники Мартина Хьюитта

Но что-то во всем этом не сходилось. И у меня возникло еще одно объяснение, почему следы братьев шли по обе стороны от центра дороги. Именно в том месте, где следы братьев расходились, тропа внезапно становилась намного грязнее, особенно в середине. Для двух хорошо одетых молодых людей, прибывших сюда их города, было самым естественным поведением – разделиться и стараться не запачкать обувь и одежду, избегая мокрой глины в центре тропы.

С другой стороны, Снизи (предполагая, что он на данный момент сумасшедший и подумывает о самоубийстве) будет идти прямо по дорожке, не обращая внимания на грязь или что-то еще. Я исследовал все следы очень осторожно, и моя теория подтвердилась. Ноги братьев повсюду отпечатывались ближе к самым сухим местам, длина их шагов отличалась, ведь выбирая наиболее чистые участки шаги становятся неоднородными. Следы Снизи же нигде не отклонялись, даже от самой грязной лужи…

Тут у меня и появились зачатки моей версии происходящего. У ручья, на твердом гравии, конечно, следы не были видны. Тело лежало на холме слева, на стороне, поросшей травой. Там следы обнаружить практически невозможно, хотя мне в моей практике и удавалось иногда находить незаметные для других следы в траве. Однако здесь это было почти бесполезно.

Под веткой, на которой висел человек, был старый пень с плоской вершиной. Я изучил его, и стало очевидно, что Снизи стоял на нем, чтобы дотянуться до веревки и затянуть петлю. След от его грязных ботинок хорошо виден; грязь не была размазана, вероятно, он с силой оттолкнулся ногами от пня. Этот четкий след – еще один намек на самоубийство.

Но затем я столкнулся с некоторым противоречием, о котором вы упомянули сами. Очевидно, что братья Фостеры следовали за Снизи и шли по тому же пути. Поэтому, если он повесился до их прибытия, они, несомненно, натолкнулись бы на тело. Кстати, осмотрев тело, я обнаружил на коленях грязь, а к одному из колен прилип маленький лист. Это был лист, подобный тем, что росли на кустах за деревом. Он не был пожухлым, как если бы был оторван или опал естественным образом.

Я подошел к кустам и там, в их гуще, увидел отчетливый след на мягкой земле от колен и носок ботинок, как если бы там кто-то упал на колени, споткнувшись и запачкав грязью ветки с листьями у самой земли. С этого места, полагаю, он и заметил ветку со свисавшей веревкой. И жажда самоубийства стала непреодолимой. Для людей с психическими отклонениями простой вариант самоубийства часто оказывается фатальным искушением. В этот момент он, должно быть, услышал шаги или голоса – братья шли позади него по извилистой тропе. Он немедленно спрятался в кустах, пока они не миновали его. Вероятно, он предположил, что молодые Фостеры преследуют его за грехи перед матерью. Чувство загнанности, отчаяния, вины и, несомненно, помутненный рассудок Снизи спровоцировали, к сожалению, тот печальный финал, которому мы и были свидетелями.

Еще я хотел бы обратить ваше внимание на одну деталь. Когда я осматривал тело, я заметил еще кое-что. Вы помните, я спросил, не левша ли кто-нибудь из братьев Фостер, и меня заверили, что ни один, ни другой им не являются. Но рука явно была отрезана левшой, большим ножом с острым концом. Ибо справа от того места, где висело запястье, острие ножа проделало крошечную треугольную дырку в пальто покойного. Было логично предположить, что некто правой рукой держал запястье висевшего на ветке мистера Снизи, а левой – нож, которым отрезал кисть, таким образом, наш подозреваемый является левшой.

Но самым важным аргументом послужили волосы над правым ухом, которые были отрезаны небрежно и явно в спешке, тогда как прочие были аккуратно подстрижены и уложены. Я задался вопросом: кому могла понадобиться правая рука и прядь волос? И вдруг меня осенило – кто-то пытался сделать амулет «Рука Славы»!

Теперь я должен был подумать, как найти человека, отрезавшего руку Снизи. Он не должен был избежать наказания за нанесение увечий, к тому же он необходим в качестве свидетеля. Нами были осмотрены все окрестности и найдены следы: Снизи, братьев, вашего человека, мистера Хардвика, человека, нашедшего тело и деревенских жителей, пришедших поглазеть на случившееся. Да! Забыл упомянуть про наши собственные следы. Теперь все отпечатки ног были учтены. Но, что удивило меня, следов человека, отрезавшего руку, не было. Я задумался, как он мог не оставить на земле ни одного отпечатка и мне стало очевидно, что он, должно быть, шел по твердому гравию у ручья.

Мы с Бреттом оставили вас и пересекли ручей. На вершине холма мы нашли след. Его недавно оставил человек в порванной обуви. Спустившись, мы снова увидели подобный отпечаток. Возле самого тела, как вы помните, росла трава, и исследовать ее было бесполезно. Но внизу, у развилки дороги, снова появился след.

Именно в направлении проселочной дороги я должен был искать левшу в сильно изношенной обуви с треснувшей подошвой, вероятнее всего цыгана, и скорее всего приехавшего с континента. Потому что только там до сих пор продолжают верить в «Руку Славы». Я предположил, что этот человек отстал от своего табора и следовал за ним, срезая себе путь, двигаясь прямиком через лес. Поэтому на развилках дорог я начал искать патрин. Это специальный знак, который цыгане оставляют для отставших от табора. Иногда это куча опавших листьев, иногда несколько камней, но чаще всего это – пара скрещенных веток, причем более длинная ветка указывает дорогу.

Следуя указаниям патринов, мы с Бреттом, в конце концов, прибыли в цыганский лагерь, когда тот располагался на ночь. Мы проявили хитрость, и выяснили всю необходимую информацию (мой дорогой друг лучше опишет вам все детали нашего пребывания в таборе). Вскоре мы покинули цыган и стали из укрытия наблюдать за джентльменом, который сейчас находится взаперти. Он, как я ожидал, должен был закончить изготовление амулета из своего трофея, предписанным в легендах способом. Не вызывало сомнения, что для этого он выберет время после полуночи. Мы немного подготовились к встрече с подозреваемым, надели на него наручники из веревки и теперь он у вас. Так что, чем скорее вы отпустите братьев Фостер, тем лучше.

– Но почему же вы не поделились со мной своими догадками раньше? – спросил мистер Хардвик.

– Вы были так уверены, что все очевидно, – с тихой улыбкой ответил Хьюитт, – а мои предположения были слишком фантастичны, чтобы вы безоговорочно поверили мне. Я не хотел долгих споров и боялся потерять драгоценное время. Сами представьте, чтобы вы подумали, сообщи я вам о том, что руку Снизи отрезали, дабы изготовить средневековый амулет, позволяющий вору пройти через запертую дверь и спокойно украсть тарелку из-под носа хозяина.

– Ну, возможно, я бы и отнесся к этому немного скептически. Все детали этого дела, как нельзя лучше сложились в картину очевидной виновности Фостеров. В тот момент, я допускаю, что мог не прислушаться к другой, тем более маловероятной версии. Но это просто удивительно, как цыгане верят в такую дикость до сих пор.

– Да, безусловно. Но, тем не менее, мы очень часто находим такие пережитки средневековья в наши дни. Валахцы до сих пор ужасно суеверны, особенно цыгане. Вы должны помнить случай, о котором сообщалось несколько месяцев назад. В Румынии в княжестве Валахия было совершено жертвоприношение. Чтобы вызвать дождь, был утоплен младенец. И это было сделано руками цыган. Даже в Англии в 1865 году бедный парализованный француз был убит в Эссексе. Он стал жертвой дикого ритуала. Менее ужасающие случаи веры в колдовство и магию происходят рядом с нами даже сейчас.

Мистер Хардвик и мой дядя вступили в дискуссию о том, как можно по закону наказать цыгана, сидящего под замком. Мистер Хардвик считал, что его преступление следует рассматривать как кражу части трупа, но моему дяде казалось, что существует наказание за надругательство над телом покойного, хотя он и не мог указать конкретную статью закона, подходящую под данное злодеяние. Однако они были избавлены от необходимости прийти к какому-то решению, потому что утром обнаружилось, что узник сбежал. Всю ночь, он выламывал прутья из задней стены маленького сарая, служившего временной тюрьмой. Его усилия, в конце концов, увенчались успехом и он сбежал. Больше его никто не видел, а через месяц семья Фостеров покинула Резерби.