Страница 62 из 80
В годы лихолетья, когда над страной нависает смертельная опасность, первыми принимают на себя удар врага военные. Таков святой долг защитников Родины, и среди тех, кто не возвращается с полей сражений, всегда есть генералы. По данным Главного управления кадров бывшего Министерства обороны СССР, только в Великую Отечественную войну погиб или пропал без вести 421 генерал и адмирал. 52 из них присвоено звание Героя Советского Союза (в том числе четверым дважды) за совершенные героические подвиги в боях с немецко-фашистскими захватчиками.
Многие генералы моего и старших поколений из жизни уже ушли. Долгожителями они не стали. Главная причина — физические и моральные раны минувших сражений и войн, труд на износ.
Когда я был подростком, у меня вызывало удивление изображение в литературе некоторых русских генералов глупыми и ограниченными людьми. Мое представление о генералах вступало в противоречие с подобной оценкой, казавшейся абсурдной. Генерал для меня — личность, всегда стремящаяся к победе, сочетающая в себе ум, честь, храбрость, верность долгу и способность умело управлять войсками. Шло время, я становился старше и набирался житейского опыта, сам оказался в военной среде, где вплотную встретился с генералитетом. В результате мой юношеский оптимизм несколько порассеялся. К великому сожалению, я встретил в числе генералов отдельных людей, весьма посредственных, зазнавшихся и кичливых, выскочек и очковтирателей. Ну а если возвратиться к периоду Великой Отечественной войны, то и предателей.
К сожалению, работа и жизнь сталкивали меня с фактами служебных злоупотреблений и превышения власти, аморальных поступков, сокрытия чрезвычайных происшествий, приукрашивания положения дел в войсках, и все это с участием лиц генеральского звания.
Спустя некоторое время после повторного приезда в ГСВГ я посетил Форет-Цинну, где жил и трудился с 1959 по 1964 год. Встретил меня и сопровождал по военному городку полковник, начальник гарнизона. Он рассказал поразительный случай. В связи с введением в 1972 году в Советской армии института прапорщиков в Форет-Цинне открыли школу подготовки этой категории военнослужащих для Группы войск. Командование очень хотело показать школу лично министру обороны и поэтому начало подготовку к его приезду. Один из заместителей главкома, генерал, посетивший Форст-Цинну, приказал вырубить многолетние липы и на их месте устроить плац для построения почетного караула по поводу прибытия министра. Деревья вырубили, плац из бетонных плит выложили, а министр так и не приехал. Трудно сыскать подобный пример самодурства и угодничества.
Плохо, если в генеральский корпус попадают лица, предрасположенные к человеческим слабостям и порокам. Обретая большую власть над людьми, они только углубляют свои недостатки и изъяны. Невежество, спесь, самодурство и надменность — это, как говорят, «издержки производства». В целом они не были типичны для генеральского корпуса советских вооруженных сил, а тем более не характеризовали его.
В чекистских органах издавна повелось, стало традицией проявление разумной сдержанности в присвоении высоких воинских званий. Штатами предусматривались генеральские должности только там, где они действительно необходимы. Подобный подход к присвоению званий как бы подчеркивал, что положение и авторитет чекиста определяются не звездами на погонах, а тем доверием, которое ему оказывается при направлении работать в органах безопасности.
В брежневские времена, когда в верхах партии и государства утвердился протекционизм, имели место случаи присвоения генеральских званий фаворитам, родственникам и различного рода «дружкам». Эта болезнь перекинулась в определенной мере и на органы безопасности. В штатах силовых ведомств заметно выросло количество генеральских должностей.
В военной контрразведке, например, почти все должности начальников отделов главка преобразовали в генеральские, чего не было даже в Великую Отечественную войну. Предельно высокие звания стали присваиваться и самому руководству КГБ. У Андропова, имевшего звание генерала армии, что вполне объяснимо, среди заместителей четыре человека также были в звании генералов армии. Подобного в истории советских и зарубежных спецслужб, наверное, не сыскать. Все это вело к девальвации генеральских званий, их обесцениванию.
Тем не менее пока есть армия и специальные службы, останутся в них и генералы. Костяк генеральского корпуса всегда состоял и будет состоять из людей долга и подвига, беззаветно служащих Отечеству.
В год моего приезда в Закавказье командующему войсками округа генералу Андрею Трофимовичу Стученко исполнилось 60 лет. Заслуживала внимания его боевая биография: выходец из 1-й конной армии, с первых до последних дней Великой Отечественной войны на фронте, командовал полком, дивизией и корпусом, участвовал в историческом Параде Победы на Красной площади в Москве, до Закавказского округа являлся командующим войсками Северного и Приволжского военных округов. В 1964 году «Воениздат» выпустил книгу воспоминаний Андрея Трофимовича под названием «Завидная наша судьба». В ней не только автобиографическая информация, но и рассказ о судьбах ветеранов армии, взгляды автора на истоки силы советского солдата. Организаторский и политический опыт, умение управлять войсками властно проявлялись в действиях генерала Стученко как командующего. В условиях сложного переплетения межнациональных отношений в Закавказье он действовал разумно, сочетал твердость и гибкость, всегда находил взаимопонимание с местными властями и первыми секретарями ЦК компартий Азербайджана, Армении и Грузии, традиционно входившими в состав военного совета округа. Все вместе взятое благоприятствовало решению задач, стоявших перед войсками, укреплению добрых отношений и связей армии с народами Закавказья.
Характер Андрея Трофимовича отличался сложностью. Личная гордость, помноженная на большую власть, постепенно отдалила его от людей. Даже членов военного совета округа и своих заместителей, не говоря уже о других, он удерживал на дистанции. Не признавал и некоторых старших начальников из Министерства обороны. Мне он жаловался на некомпетентность тогдашнего главкома Сухопутных войск и отдал распоряжение штабу документы за его подписью ему не докладывать.
Доверие ко мне со стороны Стученко пришло не сразу. Оно напоминало медленную оттепель. На первых порах Андрей Трофимович держал себя строго официально и даже холодно. Диссонанс в наших отношениях вызывал внутреннюю неудовлетворенность, беспокойство, особенно когда я вспоминал дружную совместную работу с командованием армии в ГСВГ.
Причины разлада виделись в различии наших возрастов и званий, в своеобразии характера Андрея Трофимовича, возможно, в том, что кто-то из моих предшественников ему «насолил». Мне ничего не оставалось, кроме как делом и искренностью заставить командующего поверить в меня, убедить его, что я заинтересован в слаженной работе.
Наконец-то тропка доверия к душе Андрея Трофимовича оказалась проложенной. Перелом наступил в тот день, когда он пригласил меня к себе для совета по поводу неприятностей у его сына. Впервые беседа носила откровенную окраску, он ждал от меня совета не только как руководителя военной контрразведки округа, но и как человека, которому доверяет.
Наши рабочие отношения обрели нормальный характер. Зная, что Андрей Трофимович в общении с людьми крайне сдержан, я к большему и не стремился. Командующий стал шире опираться на возможности военной контрразведки. Участились его обращения с просьбами по различным служебным вопросам. Вылетая в воинские части округа для разбирательства крупных чрезвычайных происшествий, он не забывал приглашать и меня.
Справедливость требует отметить, что генерал Стученко даже в самый холодный период наших отношений был лоялен ко мне. Больше того, в его лице я всегда имел поддержку у руководства военной контрразведки. Он дважды ставил перед КГБ вопрос о присвоение мне звания генерал-майора.