Самый яркий свет

Злодей своим Светом — привычным и родным — метал в Ивана все, что плохо лежало. В сторону лейб-гвардейца прямо сейчас летели тяжелый табурет, бронзовый подсвечник с тремя рогами, кочерга и ночной горшок. Для моих глаз это выглядело так, словно все предметы медленно плыли в воздухе к своей цели, а Стрыгин, будто на спор, озарял их по-очереди. Раз — и табурет раскололся на три части, каждая из которых понеслась по своей траектории. Два — подсвечник смяло, и он плавно устремился к полу. Три — кочерга направилась к потолку. Четыре — горшок взорвался посреди комнаты, нечистоты смрадным облаком повисли между сражающимися. Пять — Иван попытался раздробить голову супостата, но тот отделался кровью из носа и порванным ухом.

Кажется, это у них уже не первый акт действа.

Время принялось ускоряться, я подняла руку с револьвером и нажала на крючок.

Алексей заметил нового врага, но не успел атаковать, зато поразил меня тем, что остановил пулю прямо перед собой. И даже успел мерзко ухмыльнуться, когда ствол изрыгнул вторую и третью.

Второй выстрел злодей, во взгляде которого уже не было торжества, а только недоумение и испуг, тоже смог поймать своим талантом, но третья попала прямо в глаз и вылетела с противоположной стороны, вырвав солидный кусок черепа. Я не стала дожидаться даже падения тела, и потратила последний патрон на Магнуса, который уже высунулся из своей берлоги. Этот тоже оказался не промах, и устремившийся к нему кусок свинца просто сжег, плюнул своим мерзким огнем в ответ, но я уже спряталась за стеной, на всякий случай повалив в проход большое трюмо. Удивительно спокойным движением сменила барабан, в это время от входной двери раздались еще два выстрела. Остзеец спрятался, дав мне передышку.

Стрыгин выглядел паршиво, явно вымотался за время своей дуэли, однако нашел в себе силы по-фиглярски поклониться, благодаря за помощь. Из рассеченного лба его текла кровь, полковник вытер ее ладонью и зло сплюнул.

— Это был правильный манихей, но очень неправильный. Боюсь признать, но без Вас он бы меня порешил.

Я промолчала, восстанавливая дыхание. Игры со временем даром не проходят — первые признаки мигрени уже тут как тут, но не хватало еще сомлеть сейчас! Не время и не место.

— Магнус Ульм! Требую от вас выйти с поднятыми руками! Малейшее сопротивление будет подавлено… в общем, выходи, подлец, и не смей тут озарять!

Это Макаров пришел в себя и раскомандовался. Вот уверена, что немец и не подумает сдаваться, а сюрпризов у него припасено — на телегу хватит.

— Милая фройлян, вы еще живы?

Этот голос я прежде не слышала, но чем-то говор напомнил мне моего несостоявшегося убийцу. Пусть тот и сказал всего лишь слово, но акцент тот же!

— Вы очень старались, герр Ульм, но вопреки вашим усилиям я все еще жива.

Магнус рассмеялся.

Квартира постепенно наполнялась горелым чадом паленой плоти и пороховым дымом. Я посмотрела на Стрыгина и показала на окно. Он кивнул с пониманием и открыл дальнее. Дышать стало чуть легче.

— Фройлян Алекзандра, хотите сделку? Давайте убьем всех здесь и сбежим вдвоем. Мы сможем перевернуть этот мир!

— Что же с господином…

— Вереницким! — подсказал Макаров, кажется, с лестницы.

— Вереницким не перевернули? Тяжеловат мир оказался?

— Алексей был добрым другом, но очень… традиционным. Не видел перспективы. Никак не мог отказаться от глупой привязанности к лжепророку. И знаете, не из-за искренней веры, а из-за страха! Боялся, что если отречется от Мани, то потеряет талант. А ведь я ему показал все величие Тьмы! Ваши потуги смешны по сравнению с тем, что может дать Архонт!

— Величие таково, что сейчас вы сидите запертый в комнате, вас держат на прицеле десяток людей. Поможет Архонт?

— Сейчас и проверим.

Он затих, а я почувствовала шевеление Мрака — уже навострилась различать! — в противоположной комнате и вдруг поняла, что если сейчас что-нибудь не предприму, то случится большая беда. Даже Стрыгин вдруг занервничал и посмотрел на меня даже с мольбой. Поэтому вдохнула поглубже и кинулась через коридор.

На втором шаге снова замедлилось время, это стало даваться еще легче, но даже представить боюсь, чем придется расплачиваться позже. Впрочем, сейчас главное — выжить!

Мельком посмотрела на дверной проем, но никаких следов озарения (или омрачения?) на нем не было, поэтому юркнула сквозь него и, наконец, воочию увидела своего врага. Лет тридцать, вытянутое лицо с шапкой белобрысых волос. И один стеклянный глаз. А еще я поняла, что он готов спустить с цепи свое темное пламя, от мощи, удерживаемой пока, пробил озноб.

Удар по страхам, но большей частью он прошел вскользь, даже не успела понять, чего же остзеец в своей жизни в самом деле боится, но зато и Тьма развеялась неярким пшиком. И тогда Магнус Ульм посмотрел на меня уже серьезным взглядом, в котором читалось и некоторое уважение.

— Интересно, — сказал он. — Такая спутница мне пригодилась бы.

Я не стала ничего отвечать и выстрелила, благо между нами оставалось всего несколько шагов. Реальность все еще оставалась в тянучем киселе, и пуля, вылетевшая из ствола, для меня пусть и быстро, но плыла, рассекая воздух, оставляя в нем едва видимые волны. Поэтому мне удалось заметить, как немец выплеснул из себя огонь, и вновь свинец испарился без следа.

А еще что-то в нем содрогнулось, Магнус как будто смялся на краткий миг, и, очевидно, ему было больно. Это имел в виду полковник — плата частичкой своей души?

Остзеец повторил попытку выпустить темное пламя, но опять я вцепилась в его фобии, и атака сорвалась. Но и в этот раз мое озарение большей частью соскользнуло.

— Интересно, — пробормотал Ульм уже озадаченно.

Время стало ускоряться, а, значит, заканчивать с противником следовало бы как можно скорее. Как только меня выкинет из «киселя», я отступнику буду не соперник, слишком уж быстр он в своем таланте, раз пули налету ловит. Поэтому новый выстрел, одновременно со своим ударом.

Чем хороши таланты рода mentalis — никаких внешних проявлений они не показывают, оставаясь сюрпризом для озаряемого до самого последнего момента. Кинетика Вереницкого имеет тот недостаток, что летящий предмет можно увидеть и что-нибудь предпринять, чем и спасался полковник. Его Свет в этом роде уникален — воздействует он непосредственно на сам объект, и воспрепятствовать ему сложнее. Даже огонь Ульма, хотя тот и безумно быстр, оставляет след, просто заметить его очень трудно.

Магнус с трудом, но справился — пуля исчезла в считанных дюймах от его лица. И тут же он попытался озарить в ответ, а я, к стыду своему, уже посчитала его поверженным, и чуть было не пропустила выпад. Тонкая ниточка пламени понеслась ко мне, разворачиваясь в огненную пасть. Стало нестерпимо жарко, глаза в момент высохли, но в панике я так приложила остзейца, что Мрак его вновь исчез, а сам он отшатнулся. Опять выстрел, и ведь как обидно — Ульм не успевал среагировать, но я просто промахнулась!

Четвертый раз щелкнул курок, воспламеняя капсюль, но Магнус в этот раз начеку, а я, уже наученная горьким опытом, почувствовала, как от него ко мне протянулась ниточка будущей огненной плети, поэтому нырнула влево, спрятавшись за столом. На том месте, где меня уже не было, вспух шар пламени, но быстро осел, а я выстрелила в пятый раз, и пуля все же зацепила отступника, но всего лишь в плечо и вскользь. Зато Ульм поддался страху, и мне удалось проскользнуть сквозь его умственную защиту.

И я вцепилась в его разум, комаром присосалась к фобиям, опасениям, раздражениям, которые он испытывал в своей жизни. Как обычно, все это раскрылось передо мной книгой, в которой я могу читать все страницы разом. Мой противник может скрывать от меня мысли, воспоминания, но не страхи: они для моего таланта разворачиваются в самых жутких подробностях.

Магнус Ульм боялся потерять душу. Его страшило то, что тогда все его могущество испарится пшиком, а сам он станет лишь частью Архонта-льва, утратив разум, память и волю. И тут я отступника прекрасно понимала, ведь что может быть ужаснее такой судьбы. Бессмертная душа дарована нам Господом, как его ни называй, это единственное, что остается с тобой навсегда. Остзеец же свой дар тратил, как ассигнации из кошеля.