Нарисую себе сына

Время, отсчитывая часы и минуты, имеет уникальное свойство скакать или медленно течь. Это — для нас, для людей. Живущих страстями или наоборот, в медленном-медленном своем парении. И мне поначалу казалось, здесь, на берегу поросшей тиной Козьей заводи, что у меня его слишком мало. Этого хобьего времени. То уборка, то стирка, то Салоха эта скандальная с которой только Укроп управлялся — еще один грозный охранник — волкодав. Мессир Беппе говорит, они еще с детства дружат. И даже «паслись» раньше на пару. Отсюда и кличка — Укроп… Но, со временем я научилась все успевать. И даже на себя его оставлять научилась. Да только к чему мне оно? Уж лучше бы…

«Зоя!!!» — и резко проснулась… Как когда-то. Кажется, в прошлой жизни. За окном — серый рассвет и дубы шумят остатками желтой листвы. В ногах сонно щурится полосатая кошка со всеми тремя котятами. А в голове, крутящимся вхолостую колесом… моя прошлая жизнь. Она лишь так ко мне теперь и приходит. Одним единственным человеком. Человек этот меня в ней ругает. Или просто молча с укором глядит, но заканчивается всегда одинаково… Мы вновь с ним — единое целое. И жарко и сладко до боли и… я просыпаюсь… Лишь сегодня вот это: «Зоя!!!».

— Уф-ф… Мама моя, — и, уперев в постель руку, осторожно уселась на край. Потом влезла ногами в теплые тапочки — подарок монны Розет на мой день рождения. И, накинув поверх мужской рубахи халат, пошлепала к лестнице вниз. — Доброе утро всем… Угу… Мне самой, — ну правильно, я же здесь со вчерашнего дня — на хозяйстве. Потому как мессир Беппе уехал на зимнюю ярмарку за перевал.

К ней мы готовились долго. Еще с октября: лепили из глины «символы рода» (лохматых детин с огромными вениками в лапах) и горшки со специальным орнаментом под обязательный букет из пахучего хвойника. Точнее, лепил (ваял) мессир Беппе. Я же — расписывала. У меня для этого краски специальные есть — темпера. А вот подарок от подружки Марит, он — для души. Любимая акварель с кистями и папкой бумаги.

— Ой, малыш, — и замерев у камина, закрыла глаза… будто бабочки внутри живота вспорхнули. — Сейчас у нас будет тепло. Я огонь разожгу и… и… угу. Вот, же — дура. А дрова то вчера забыла в дом занести, — и скосилась на дорисованные эскизы, разбросанные сейчас на столе — почему и забыла. Зато будет, чем мессира Беппе порадовать. Или озадачить. Потому как к моим художественным полетам он относится исключительно с практическим прищуром: «долго», «трудоемко», «народ не поймет». — Доброе утро, Малай!

Пес мне в ответ странно скривился. Да. Он и это умеет:

— Р-р-гаф! — и передними лапами взмахнул на крыльцо.

— Ты чего? Сейчас накормлю, — занырнула я обратно в досчатые сенцы.

— Р-р-гаф! Гаф!

— Да, Малай?!.. А где, кстати, Укроп и Проныра? — огласилась уже, спускаясь со ступеней с противно холодным горшком, на что тот совсем уж нежданно ухватил меня за халатную полу. — Да чего ты?.. Мне куда-то надо?

— У-у-гаф, — и выражение морды: «неужели, дошло?»

— Хам… Я сейчас. Только оденусь…

У нас уже подобное один раз было — осенью, в сентябре. Взбалмошная Салоха угодила в неглубокий овраг. Проныра тогда был с хозяином в Копе, а Укропу душевных сил не хватило задать этой… направленье наверх зубами в белый костлявый зад. Пришлось Малаю скакать за мной. У меня, как раз этих сил хватило — и на пендели и на портовые маты. Что, кстати, в дальнейшем заметно облегчило наше с козой взаимопонимание. А что теперь-то у нас?..

За высокими воротами из частокола полосками голой земли расходились в стороны две дороги: к деревне и вдоль забора, дальше, в сторону заводи. Малай поскакал по второй. Я — за ним. Ну, не «поскакала», конечно, а очень быстро пошла. И с ним вместе резко свернула, не доходя до пожухлого камыша. А вскоре увидела двух волкодавов… караулящих старый корявый дуб. При виде нас, они подскочили с земли и красноречиво вперились мордами вверх. Я — тоже. Ну, не вперилась, конечно:

— И с чего этот утренний променад? Неужели, опять Салоха?

— Гаф! Гаф! — мне в ответ на два голоса.

— Монна Зоя! Хвала небесам! — третьим голосом из желтой листвы, от которого я… нет, на ногах удержалась. — Монна Зоя!

— Дахи?!..

— Монна Зоя?

— Откуда ты здесь? — нет, я, конечно, и обрадовалась и удивилась. Но, по моему, мальчик «удивился» больше меня:

— Монна Зоя, так вы, значит…

— Здравствуйте, монна Зоя!

— Вертун?.. Хобья сила. Ну, конечно же.

— Ага. Это я его к вам привел… А вы не могли бы ваших собачек? А то мы здесь уже закоченели совсем?

И, конечно же, я смогла…

Часом позже мы сидели вдвоем за столом у горящего рядом камина и пристально друг друга оглядывали: Дахи, хлопая своими глазами из-под огромного пледа и я, подперев кулаками щеки. Хотя, очень хотелось его обхватить и прижать к себе сильно-сильно.

— Наелся?

— Угу, — стер малец крошки со щек.

— Согрелся?

— Угу.

— Тогда кончай тянуть шею на мой живот, и рассказывай: каким морским ветром тебя сюда принесло?

— Угу, — смущенно кивнул он. — Монна Зоя, я вас искал.

— Да что ты?

— Ну, мы вас все вместе искали. Сначала. Правда, долго. И… А можно, я все по порядку?

— Да, пожалуйста.

— Сейчас, — и отвернулся к огню. — В то утро, когда вы… пропали, капитан сначала обшарил весь корабль. А потом, когда рассеялся туман, уже и шлюпки спустили. Хотя, надежды было — с рыбий пуп. Но, все равно, мы по той зоне еще сутки курсировали. И до побережья дошли. А уже после, прямиком понеслись в направлении столицы… Я тогда не сразу понял — зачем. Лишь потом в команде слухи пошли, что капитан вас с помощью какого-то сильного мага найти хотел. Или магустра.

— Магистра?

— Угу. Точно. Но, тот не помог. Однако сказал, что вы точно живы. А потом, уже в Белице нас по суше нагнал какой-то мужик с письмом. Что в нем было, не знаю, но, мы снова изменили курс и через несколько дней уже причалили к южному побережью. Там капитан и боцман сошли на берег, а вернулись только через неделю. И оба — злющие, как сто чертей.

— Понятно, — значит, он все-таки в Розе Бэй… — Дахи, что было дальше?

— А дальше? — невесело скривился тот. — Мы опять вернулись на северное и сначала причалили в Радужном Роге, потом зашли в Крабью бухту и в Канделверди. Капитан с боцманом везде вас искали по суше, но, все — без толку. Да вы и сами это знаете, — ага, а теперь я еще и знаю, что про мою пропажу в курсе и Люса и Арс и Зачарий… Мама моя… — А потом капитан… в общем, он неделю не выходил из своей каюты. И, то ругался там, то бутылки об стены бил. Иногда все стихало. Мы сидели тихо, как крысы в трюме. Один лишь боцман иногда к нему заходил. И…

— Дахи, что?

— И все. Поиски он прекратил. Недавно совсем. Лишь еще раз на пути домой сюда зашел. И мы даже в деревне этой были. Я не знаю, зачем. Слыхал лишь, как капитан боцману говорил, что ему здесь что-то не понравилось, но, этим все и закончилось. А я, тогда еще, обзнакомился с Вертом.

— Вертуном?

— Ну да.

— И что было дальше?

— Дальше?.. Летунью на зимовку поставили в Пенторе, а команда разошлась до апреля по домам. Меня капитан взял с собой в Диганте. Там у него дом большой, красивый. Да только у меня все время его слова в голове стояли про то, что ему здесь что-то… Вот я сюда и рванул через перевал и Верта тут нашел. А дальше вы уже знаете.

— Мама моя…

— Угу, — глубокомысленно вздохнул малец. — Монна Зоя, а зачем вы от нашего капитана прячетесь?

— Много будешь знать — облысеешь.

— Из-за ребеночка?

— Что?!

— Так… это — его?

— Дахи?

— А что? В команде болтали кое-что про ту последнюю ночь.

— Вот ты… наглец, — и пошла румяными пятнами. Наглец, однако, остался серьезным:

— И правильно сделали, монна Зоя, что прячетесь.

— Почему? — а вот теперь я очень сильно удивилась.

— Потому как нельзя вам к нему обратно, пока покуситель на вашу жизнь неотступно с ним рядом.

— Какой… покуситель?.. Дахи? Ты о чем?