Страница 51 из 72
— И услышанном, — вновь встряла я.
— Ага. То, я тебе те части, которыми ты постоянно не туда вертишь…
— Марит, я все понял! — дернулась кривая уда. — Да и Мадонна меня уже и так наказала: я там свой котелок утопил.
— Мадонна его наказала! Я — все одно — ближе. И злее. Ты ж меня…
— Знаю!.. Ну, так я… пойду? — и попятился тылом вперед. — У старой мсонги раки хорошие… еще со вчера…
— Иди. И ты меня понял!
Лишь удилище вновь просвистело. Я же нахмурила ему вслед лоб:
— А скажи мне, Марит…
— Он не расскажет, — глядя на скачущего вдоль берега мальца, заверила она.
— Да я не про то. Что за слово такое «мсонга»?
— А-а, — обернулась ко мне Марит. — А ничего так, юбка у нас получилась из плащика… Слово? Понятия не имею — здесь так запруды зовутся… А что?
— Да просто стало интересно. Это ведь — не исходный итальянский.
— А кто его знает?
А вот я это знала точно. Потому как прекрасно запомнила: «две поперечные перекладины на основах — символ препятствия, то есть, мсонга». А язык — древний накейо… Неужто и они тоже здесь, когда-то?.. Тогда б стало ясным, почему на душе спокойно.
— Так мы идем или нет? Здесь лучше берегом и на дорогу не подниматься.
— Угу.
— Ой, и, Зоя, осторожно — смотри себе под ноги. Потому что…
— Змеи, скорпионы?
— Если бы, — обернулась Марит. — Коровьи лепёхи. Козьи я и не считаю…
— Ой… мама моя, — огромная пшеничная собака, зевнув, села сбоку от низкого крыльца. А вот это — совсем интересно. Видимо, нам обоим. Потому как и я, и она продолжили друг на друга коситься. — Ты кто? — умнее ничего спросить не нашлось и я осторожно протянула только что обнюханную ладонь обратно, в направлении лохматой морды. Собака вперилась в меня недоуменным взглядом. — Ну, так… а дальше то что?.. — в мои пальцы вновь показательно ткнулись. — Угу. И меня еще Зоя зовут. А ты, наверное — охрана мессира Беппе? И, безусловно, внушаешь уважение и… — «охрана» заинтересованно приподняла бровь. Я — обмерла. — Мама моя… И как же ты на одного человека похожа… У тебя еще и глаза — карие. Нет, я точно — свихнулась, раз такие сравненья…
— Зоя, ты… ага, вот ты где! — дверь, наполовину открывшись, явила нам довольное кудрявое личико. Потом и остальную Марит. — О, а вы уже познакомились? — не глядя, шлепнулась она рядом на крыльцо. — И как быстро то. Привет, Малай.
— Так это — кобель?
— Ага. Дедов волкодав. Остальные два — на хозяйстве. У него на «неприкосновенности границ» — бзик. Даже коза, Салоха, на незнакомцев орать приучена… Зоя?
— Что, Марит? — оторвала я взгляд от прищуренного на солнце Малая.
— Ты, часом, не передумала? А то, может, со мной — в Диганте? Работа обеим там…
— Не-ет.
— Нет? — уточнила Марит. — Вот и ладно. А как родишь, и если до той поры не поумнеешь, я тебя к себе заберу. Вместе будем воспитывать.
— Кого? — уставилась я на нее.
— Ну-у, или отпрыска бенанданти или…
— Ладменского контрабандиста, — покачала я головой.
— Святая Мадонна! Ну, ты и… и где ты их только находишь?
— Они сами находятся.
— Ага, как пчелы на мед.
— Спасибо, что другое сравненье… не употребила, — смеясь, обхватила я подружку руками. — Ох, Марит, и как же я тебе благодарна. Ты просто не представляешь.
Та смущенно шмыгнула носом:
— Не зарекайся пока. Ты ж моего деда еще не так хорошо знаешь. Он у меня…
— Какой?
— «Повернутый», — скривилась Марит и быстро добавила. — Так бабушка про него говорит, а вообще, он у меня славный. Только, к работе своей очень щепетильно относится. Особенно, что касается, конкурентов. Потому и оберегает свои горные владенья.
— А-а.
— Ага… Он за эту землю у Козьей заводи, знаешь сколько по судам горланил?.. А-а. На нее ведь много охотников было. Даже бенанданти зарились. А все потому, что глина там — редкая, как дед говорит, «нежирная».
— Это как?
— Это… не знаю, — дернула она под моей рукой плечиком. — Да только те, кто внизу, в долине с нею работают, много чего в нее по ходу дела добавляют, для прочности, значит. А деду того делать не надо.
— А-а… — на всякий случай, протянула я. Однако полного понимания так и не ощутила.
— Вот так они с бабушкой и живут на два очага: она здесь, в Копе, при лавке, а он — у себя наверху. Отсюда и все…
— Да я больше и слушать тебя… Ох ты ж, внучка, прости.
Марит потерла прихлопнутый дверью бок:
— Еще не закончили?
Мессир Беппе уже у крыльца скривился:
— Да с ней разве «закончишь»? У нее каждый день новые…
— И кто, и кто? — выплыла следом прищуренная монна Розет. — Давай, уточняй.
Супруг досадливо сплюнул:
— А ухажеры! Марит, я не успел к деревне свернуть, мне уже пегая Дина насвистела, как к нашей уважаемой лавочнице один…
— Так-так…
— Один «постоянный покупатель» ходить подрядился.
— И что? — подбоченилась монна Розет.
— И то, что, ничего он не покупает, а только лишь скалится у прилавка!.. Внучка, да это уже ни в какие прорехи!
— Пегая Дина? Внучка, ты ж ее знаешь? А вот я ведать не ведаю, какие там «горные козы» к тебе на водопой бегают!
— Ой, да разбирайтесь вы сами, — махнула на обоих Марит. — И когда только эта тема иссякнет?
И «тема» продолжила бурлить уже на дворе. Мы с Марит лишь головами вертеть успевали за цветастыми доводами с обеих сторон. Что деда подружкиного, очень даже еще ничего: поджарого, с залихватской челкой набок и густыми усами «тяпочкой», что «фигуристой» монны Розет с доставшимися внучке кудрями, клумбой вздернутыми на макушке. В общем, «тема» «теоретически» обоснована. Однако вскоре иссякла сама:
— Да чтоб тебе язык твой за такие фантазии… — воздела с крыльца руку монна Розет и, вдруг, прихлопнула ее к пышной груди. — О-ох… Ты картошку то из погреба себе достал?
Мессир Беппе, вздохнув, недовольно буркнул:
— Достал.
— Ага. И сапоги свои в латку сапожнику доставай из повозки, а то, ведь, в третий раз с ними назад уедешь.
— Сейчас выну… Розет?
— Ну чего тебе?
— Ты, это… девочке с собой чего приодеться, а то…
— Ой, а ты у нас — самый умный. Зоя, дочка!
— Да-а?
— Пошли назад в дом. Будем тебе наряды подбирать, — и, завидя мой растерянный взгляд, зашлась в смехе. — Да ты никак… испугалась?.. О-ох, сегодня мы и в правду, чего-то… дали жару. Видно, соскучились… Пойдем, дочка… Марит, а ты пока помидорчиков с перцами в большую корзину надергай. Тоже — вам с собою…
Так что, огородами и садами чужими к дороге на Козью заводь я пробиралась вполне прилично для этого дела нарядной. И даже весьма обутой. Рядом гундела на их размеры Марит, вполголоса до самой последней плетеной изгороди. А потом, перескочив и через нее, потопали по тропке, ведущей вдоль склона горы, в обход деревенских тылов.
— И вот, что странно: ни одна собака нас не облаяла.
— Угу, — старательно удивилась я. — А ты с нами надолго останешься?
— А, дня на два, — махнула рукой подружка. — Пока дед вещи от родителей не привезет. И тебе успею все заодно показать. Ты ж теперь — у него на хозяйстве.
— Это — вместе с волкодавами, что ли?
— Нет. Волкодавы Салоху доить не умеют. Да и супы варить тоже. И еще они искусству стирки не обучены, хоть и жутко умные. Ты-то все это сможешь?
— Угу… — а в дозоре оно, наверное, было б гораздо проще… — Марит, только, насчет козы.
— А-а. Я научу… Ой, а вон и Малай нас встречает. Значит, дед от хлебной лавки уже свернул…
Марит махнула через перевал спустя целых четыре дня. Мы с мессиром Беппе и Малаем ее провожали. Тропинка туда от Козьей заводи совсем близко — каких-то три с лишним мили. А сам перевал… Десять миль, узкой, кренделями петляющей вдоль обрывов дороги. А еще, вдоль полей из мелких горных цветов и редко натыканных по ним ульев. И лишь в самом конце — разветвление. Прямо — к Диганте, влево — в земли клана бенанданти и чуть позже — направо. В уединенную деревушку с такой же уединенной усадьбой, террасами спускающейся вниз. А потом вернулись назад. За высокую изгородь с красной глиняной ямой за ней, широким двором, заставленным чанами и лотками, и маленьким двухэтажным домиком — мастерской…