Грабители золота

Пока садовник готовил телегу, явился Том, запыхавшийся, с окровавленным лицом.

– Будьте спокойны, – выдохнул он, – Фультон не вернется. Если он не умер, то ему надо хорошенько подлечиться. Но я не хочу больше оставаться здесь. Дайте приют мне и моей собаке – нам достаточно уголка в конюшне.

Доктор пожал ему руку.

В молчании все двинулись в обратный путь. Эмерод страдала от раны, Мелида, опустив голову, казалось, сгибались от тяжести воспоминаний.

12

Навязчивая идея Тома. Большое горе

Миссис Ивенс, оставшаяся одна в доме, ничего не понимала в таинственном отсутствии дочерей и беспокойно расхаживала перед дверью.

Когда она увидела тележку с лежавшей Эмерод, то издала отчаянный крик.

– Успокойся, – сказал ей доктор, – ничего особенно серьезного, но она нуждается в отдыхе. Заклинаю тебя, не разговаривай с ней – у нее жар, я опасаюсь даже бреда.

В самом деле, лицо Эмерод исказилось, в глазах появилось какое-то дикое выражение.

– Боже мой! – прошептала бедная мать, складывая с ужасом руки, – не сошла ли она с ума? Что с ней случилось?

– Ужасные вещи, – ответила Мелида, – если б вы знали, что мы пережили!

Миссис Ивенс жаждала услышать подробный рассказ, но, будучи по натуре тихой и ласковой, видя, что все молчат, углубившись в свои мысли, она не стала настаивать.

Плача, она последовала за своим мужем, который с помощью Тома перенес Эмерод на кровать.

Как и предположил доктор, Эмерод стала жертвой лихорадки и бреда. Доктор посоветовал обеим женщинам не оставлять ее одну.

Затем он поманил Тома и вышел с ним из дома.

– Вы пойдете со мной? – спросил доктор честного малого.

– Куда?

– На поиски этого негодяя.

– Не стоит. Разве вы не слышали, что я сказал? Мы дрались на берегу моря. Я оставил его недвижимым на песке, и если он не умер, его залило приливом. Бог взял на себя труд отомстить за вас.

– Я хочу удостовериться в этом сам, – нетерпеливо сказал доктор, делая движение, чтобы идти. Вы можете ошибиться.

– О чем вы думаете? Разве вы можете оставить мисс Эмерод в том состоянии, в котором она находится. Я сам пойду.

– Я не хочу, чтобы вы шли один, вы и так уже подвергались опасности ради нас.

– Так я же вам говорю, что он утонул, когда поднялся прилив. И, кроме того, я не боюсь его ни мертвого, ни живого.

Том, преданность которого не имела границ, удалился большими шагами, хотя и был убежден, что проделает долгий путь напрасно.

Доктор пошел к дочери.

Когда Том возвратился на рассвете, Ивенс, бодрствовавший всю ночь, устремился ему навстречу.

– Ну, что нового, Том?

– Все, как я вам говорил, – и Том упал на стул от усталости. – Я ничего не нашел. Приливом, вероятно, его тело заброшено на какой-нибудь участок берега. Море поднялось более чем на милю выше того места, где мы дрались.

В течение десяти дней Эмерод находилась между жизнью и смертью. По истечении этого времени молодость победила болезнь, и доктор мог больше не опасаться за нее. Все эти десять дней мистер Ивенс почти не оставлял изголовья своей дочери. Лишь одна забота, казалось, была достаточно сильной, чтобы его отвлечь от отцовской тревоги: он желал убедиться в смерти Фультона.

По его просьбе Том на другой же день наведался в дом Фультона. Тот не появлялся.

Большинство полученных сведений, каждый день обсуждавшихся доктором и Томом, как будто подтверждали правоту последнего.

Все же мистер Ивенс сохранил какую-то заднюю мысль – надо сказать, что среди сведений, принесенных Томом, были и такие, что внушали некоторое сомнение.

Слуга, исчезнувший вместе с Фультоном, не появлялся больше, как и его хозяин. В лесу нашли коляску и выпряженную лошадь – без сомнения, слуга должен был сам вернуть ее в конюшню.

– Теперь вы видите, что Фультон мог спастись, – сказал доктор.

– Напротив, – ответил Том, непоколебимый в своем мнении. – Фультон не так глуп, чтобы уезжать, не прихватив с собой свое богатство. Он оставил бумажник в коляске, а этот мошенник Джек удрал вместе с сокровищем.

Эти доводы окончательно убедили доктора. Мало-помалу память о страшном событии сглаживалась, и г-н Ивенс вспоминал теперь о Фультоне только как о чем-то скверном.

Но из-за всех этих волнений здоровье его было подорвано, а веселость совсем пропала.

Он, как и прежде, делал визиты к больным, но настолько переменился, что теперь больные интересовались его здоровьем и побуждали заботиться о себе.

Три месяца прошло с того рокового вечера. Эмерод выздоравливала. Мелида была все так же подавлена. Казалось, что неизлечимая болезнь подтачивает ее.

К Жоанну понемногу возвращались силы, и он объявил доктору, что как только сможет выходить, то первым делом навестит его и сходит на кладбище – ибо о ком мог думать молодой человек, как не о любимой, которой больше не было.

Вечером, когда вся семья доктора собралась дома, Жоанн постучал в дверь. Ему открыл Том. Жоанн, знавший о его преданности доктору, с дружеской улыбкой приветствовал его.

Мистер Ивенс представил Жоанна своей жене и детям. Миссис Ивенс протянула ему руку.

– Добро пожаловать, сэр, мы с вами познакомились еще до того, как увиделись: мой муж часто рассказывал о вас!

– Ваш муж был чрезвычайно добр ко мне, – отвечал Жоанн. – Не будь его, меня бы уже не существовало на этом свете.

Доктор пододвинул ему кресло.

– Присаживайтесь, дорогой Жоанн и расскажите, как вы себя чувствуете.

– Телу лучше, благодаря вам. Но визит, который я сделал на могилу Луизы, вновь открыл раны моей души. У вас, по крайней мере, доктор, есть утешение, что друг отомстил за вас. А я – я испытываю бесконечное сожаление о том, что дал ускользнуть Максу. Ведь в тот день, когда я впервые сел с вами у окна, я увидел его проходящим по улице. Я должен был броситься на него из окна, чтобы задушить при падении.

– Макс! Вы говорите – Макс? – вмешался в разговор Том. – Но так же зовут и Фультона. Я видел его имя на конвертах приходивших к нему писем. Не нанес ли я двойной удар? Какая удача, если мне удалось отомстить сразу за двоих? Ну-ка, набросайте мне портрет вашего Макса.

– Макс высокого роста, у него черные волосы и светлые глаза.

– Сходится!

– Тонкие губы, уклончивый взгляд…

– Снова похоже. У него нет каких-нибудь особенных примет?

– Приметы… Есть. На одной руке у него татуировка, доходящая до запястья.

– Это один и тот же человек! – прервал доктор. – Я заметил татуировку, когда делал кровопускание Фультону. Помните, Том? Вы тогда первый раз пришли звать меня к нему.

– Ах, мисс, вы счастливо отделались! – обратился Том к Мелиде. – Что, если бы вы вышли замуж за такого мерзавца? Мы с Актеоном оказали вам большую услугу.

Мелида вскрикнула, поднесла руку к сердцу и сползла со стула – она потеряла сознание.

Доктор подбежал к ней, несколько секунд ее осматривал, потом пробормотал:

– Я не могу сомневаться… Господи! Не довольно ли… испытаний? Неужели ты поразишь нас таким несчастьем.

Он поник головой, затем, подойдя совсем близко к Эмерод, шепнул ей что-то на ухо.

Эмерод посмотрела ему в глаза и отшатнулась.

– Да, – повторил доктор, – расспроси сестру, пусть она скажет тебе правду, или, вернее, пусть бедный ребенок припомнит, как все было, ведь через шесть месяцев Мелида станет матерью. Придай ей мужества. Она в нем нуждается больше нас.

Эмерод обняла отца, в смирении которого было нечто величественное. Она попросила перенести Мелиду в ее комнату, где окружила ее необходимыми заботами. Едва девушка открыла глаза, как залилась слезами.

– Не плачь, дитя, – сказала Эмерод, осыпая ее поцелуями, – не плачь, твои слезы раздирают мне сердце.

– Дай мне поплакать, – отвечала Мелида. Волосы ее были растрепаны, взгляд неподвижен, грудь вздымалась. – Я оплакиваю всю мою жизнь. Ты ничего не знаешь. Ах, когда ты узнаешь, ты будешь плакать вместе со мной.