Сердце черного замка

Комната наполнилась тишиной. Маг ушел и Марта больше не слышала ни шепота, ни зова, только свои всхлипы и тяжелые, горькие вздохи, отлетавшие от стен и возвращавшиеся к ней эхом, будто в насмешку. Как если бы повторяли едким голосом хозяина замка, что никому она, дурочка, не нужна. И беды ее, и страхи никого не волнуют. Отец мертв, мать на грани смерти, а она сидит здесь, чувствуя все отчетливее, как леденеют руки и ноги, и ничем не может помочь, ни им, ни даже себе самой, просто замерзает, не в силах встать. Кажется, сердце и то леденеет. У нее ведь никогда раньше не было с сердцем проблем. Болела Марта нечасто, гораздо реже других селянок, хоть работала на улице ничуть не меньше. И в холод работала, и в дождь, бывало, тоже. Странно… отчего теперь в безветренном помещении пробирает ознобом до костей? На улице только-только вступил в права Декабрь, еще вчера лес даже не был тронут снегом. Только вязкой, неподмороженной грязью. Деревья и те не все сбросили листья. Откуда такой холод могильный?

С трудом поднявшись, обессилевшая от слез и растерзанная открывшейся ей правдой, девушка собиралась пойти к выходу, надеясь добраться до комнаты и отогреться там под одеялами. Все еще слабая после обморока в оранжерее, она с трудом передвигала ноги, замерзшие и от того еще менее послушные.

— Марта! — голос, звонкий, живой и такой ласковый, ударил в спину хлыстом. Хозяин его, казалось, рвался скорее окрикнуть уходившую гостью, как если бы боялся более всего на свете, что не успеет что-то сказать. Марта замерла. Голос ей был незнаком и, с одной стороны любопытство тянуло обернуться, пусть совершенно ясно, что за спиной никто не стоит. Это бездна зовет, как звала голосом отца. С другой стороны, что она знала о бездне? Зачем пугающая эта чернота изображает из себя погибших?

Замерев в растерянности, Марта рассматривала выщербленный серый камень в стене. Обернуться? Рискнуть? Правда ли это люди кричат из небытия или только что-то злое насмехается, заставляя глупцов, вроде Марты, подойти ближе. Вспомнилось, как из ниоткуда вылетел Риэрн, схватил ее за локоть, не позволив нырнуть внутрь. Получается, бездна зовет, чтобы поглотить ее? Марта отшатнулась, осознав, что все это время именно чернота звала ее, мерещилась в лесу, в рычании зверя. По телу волной холодного страха прошла дрожь. Что-то ТАМ в вязком угольном тумане, знало ее, Марту. Знало, что она придет сюда однажды. Знало даже зачем. Как это могло быть? Ведь они с отцом и матерью переехали сюда совсем недавно. Марта никогда прежде не ходила в лес. Откуда что-то здесь знает о ней так много? Вспомнились и запах яблок в комнате, и синее, как сумеречное небо платье, само собой появившееся в шкафу отведенной ей спальни. Любимый Марты цвет…

Девушка резко обернулась, впившись взглядом в каменную кладку магического колодца. Вот что звало ее все это время. Замотав головой, она пыталась отделаться от ужасающей этой мысли, но та все крепче въедалась в сознание.

Решительно преодолев расстояние, вдруг ощутив в себе достаточно сил, чтобы двигаться с прежней сноровкой, Марта зло вцепилась в бортики холодного камня, вглядываясь в темноту полными страха глазами.

— Что тебе нужно?! — закричала она, наконец, не выдержав тишины и вида черно-сизых разводов где-то на дне. Бездна молчала, ничего не показывая ей больше. — Чего ты хочешь!? Ты же звала! — Разжав пальцы, окаменевшие уже от холода, Марта ударила по бортику, тут же ощутив тупую боль в ладони. — Вот она я. ГОВОРИ!

Туман заклубился сильнее, растекаясь по стенкам колодца, то светлея, то вновь набирая чернь. Странно, но Марта уже не ощущала желания прыгнуть вниз. Только злость и страх перед неизведанным, знавшим о ней так много.

— Марта, — все тот же мягкий, женский голос звучал теперь укоризненно. Сначала в тумане мелькнуло что-то лиловое, потом Марта разглядела в мареве приятное, бледное женское лицо. Большие, добрые глаза и грустную улыбку, которой улыбалась Марте мать. — Здравствуй, Марта. — Полные, бледно-розовые губы шевелились, но голос шел откуда-то снизу. Странное, жуткое ощущение. Марта поежилась.

— Мы ждали тебя, — из темноты вдруг потянулась рука. Тонкая, с четко очерченными косточками на запястье, чернота, убившая тогда эту женщину расползалась по коже странными узорами. — Ты должна знать, Марта…

— Ирта! — Марта вздрогнула от неожиданности, услышав голос замкового слуги. Женщина в колодце тоже вздрогнула, лицо ее приобрело выражение досады, губы сложились в тонкую линию.

— От судьбы не уйдешь Марта, сколько не беги, — вместо того, чтобы продолжить начатое тихо шепнула женщина и растаяла, стоило только Аэрну приблизиться и схватить Марту за руку.

“ И этот туда же!”

— Ирта, прошу вас не подходите, это опасно, — старик звучал взволнованно, будто ему было дело, прыгнет докучливая их гостья вниз или нет.

— А то что? — впервые за это время Марта ответила ему так грубо. Она устала от загадок, страхов и недомолвок. Устала ничего не понимать, чувствовать себя бесправной дурочкой, ничего не решающей в происходящем. Это отнимало последние силы. Душевные в том числе.

Мужчина качнул головой, осторожно разжимая пальцы, сделал небольшой шаг назад, давая девушке чуть больше пространства.

— Умрете, госпожа.

Глава 10

Риэрн

— Проводил? — Не оборачиваясь на вошедшего по стуку в кабинет слугу, уточнил маг холодно, как будто ему не было никакого дела до девчонки, а вопрос — скупая дань вежливости.

— Вам бы тоже отдохнуть, — старик остановился у хозяйского стола, рассматривая Риэрна со спины. Напряженной, будто отлитой из стали. Строгая ткань небрежно накинутого пиджака не смягчала линий.

— Все сегодня решили почитать мне нотации, — медленно обернувшись, маг уставился на Аэрна, — еще что-то? — Звучало, как “выйди вон”, но старик не пошевелился.

— Она напугана. И растеряна. Довольно сложно…

— Хватит ее оправдывать! Не храмовой прислужник у смертного одра! — хлесткий окрик, подкрепленный ударом по столешнице, метался по комнате, слепо тычась в стены. Мужчины молчали, глядя друг на друга. Один со злостью, другой с затаенной тоской и сочувствием.

— Нужно дать ей время.

— Не нужно ей ни время, ни… — Риэрн качнул головой. Невысказанное “я”, повисло между строк, не выпущенное плотно сжатыми губами и рябью скул.

— Луноцвет распустился, — от тихого напоминания маг вздрогнул, ссутулившись, прикрыл глаза, медленно продавливая слова через плотно сжатые зубы.

— У этого замка больше нет сердца, Аэрн. Нет и никогда не будет. Смирись.

“Мы оба тут заложники. Ты по доброй воле, я по дурости и эгоизму. Поздно что-то менять”.

Задумываясь, о перспективе коротать вечность в холодных стенах, разговаривая только с вшитым в стены замка сознанием своего прапрадеда, Риэрн задавался вопросом, жалеет ли о случившимся. Может быть, стоило поступить тогда иначе? Может, принятое решение только казалось правильным и безопасным. Он так отчаянно жаждал защитить себя, что, кажется, не заметил, как лишил жизнь главного — смысла. В заброшенном, забытом лесу больше не ощущалось ни жизни, ни времени. Дни сменяли друг-друга незаметно, не принося ничего нового. Редкие гости не задерживались. Либо погибали, либо уходили, забыв дорогу назад.

Большинство из пришедших искало наживы и маг нисколько не расстраивался тому, что знакомство оказалось коротким. И даже тому, что для гостя заканчивалось фатально. Рано познавший вкус убийства и смерти, он относился к переходу рубежа с бесцветным равнодушием стороннего наблюдателя. И только сегодня, когда увидел Марту, зависшей над бездной, ощутил сбивающую дыхание волну страха. Ринулся, как дурак, спасать. И даже после всего, что услышал от нее, не жалел, что удержал селянку от попытки прыгнуть вниз.

Ее сбивчивые, наполненные всхлипами обвинения, больно кололи внутри. Риэрн уже почти забыл, как остро впиваются в душу иглы слов, как бьют незримым кулаком под ребра, не давая вздохнуть. С годами боль утихла. Не прошла, нет. Память подернулась туманом. Иногда Риэрн ловил себя на мысли, что уже не может точно вспомнить, были ли у матери теплые ладони или прохладные. И точный оттенок глаз тоже не помнил. Жил, как закупоренный в бутылку виноградный напиток. Дремал за толстой стенкой цветного стекла, в полной изоляции от мира. Временами кто-то стучал пальцем по горлышку — не более. А потом в двери вошла Марта. Решительная, пусть и напуганная до дрожи. Он буквально телом эту дрожь ощущал и непривычное это чувство рождало волнение внутри, ужасно тем самым раздражая.