Братство зеркального отражения

— Сколько на них сейчас времени? — спросил Ит.

— Половина второго.

— А теперь обратите внимание, что здесь уже сумрак некий намечается, — ответил Ит. — Словно вечер наступает. Часов пять, шесть. Уже интересно, да?

— Ит, а почему ты спросил про часы? — поинтересовался Ри.

— А потому что вызови визуал, и посмотри на время, — хмыкнул Ит. — Ага. Здорово, да? 128 часов 84 минуты. Как тебе?

— Кто-то шутит, — произнес Ри.

— Вот-вот, — покивал Скрипач. — Ладно. Гарик, давай вперед, а мы за тобой. Если кто будет возникать, ты, думаю, сам решишь, как нас представить, и как объяснить, почему мы тут оказались.

На этот раз Гамаюн встречала их в холле, и платье на ней было под стать интерьеру — серебристо-платиновое. Волосы она, видимо, тоже обработала каким-то средством, и они тоже стали платинового оттенка. Рядом с ней стоял молодой человек, осанкой и манерами больше всего напоминающий манекен. Дежурная улыбка, пустые глаза, идеально подобранная одежда.

— О, Гарик, ты кого-то привел? — спросила Алёна с лёгким удивлением. — И кто же эти молодые люди?

— В прошлый раз ты была не одна, с тобой находилась довольно обширная свита, — спокойно ответил Гарик. — В этот раз мы решили, что нужно поддержать компанию. Это мои друзья… и родственники, — добавил он, сам не поняв, зачем это сказал. — Думаю, им тоже будет интересно, они давно просили показать им съемки.

— На съемках им присутствовать нельзя, — тут же сказала Алёна. — Пусть подождут в холле.

— Ага, как же, — хмыкнул Тим. — Нет уж. Зал, думаю, большой, места хватит всем. Это невежливо, Алёна, заставлять гостей сидеть в холле. Решила опозорить ресторан? За этим дело не станет.

— У кого-то голос прорезался, — заметила Алёна. — Хотя… — взгляд её скользнул по Фели и мехам, — хотя действительно, пусть заходят. Это будет интересно, и, вероятно, в некотором смысле поучительно. Некоторые люди не умеют оценивать правильно некоторые вещи. А некоторым, — смешок, — оценивать эти вещи просто не дано.

— Это, видимо, про нас? — спросил Скрипач. — Может, и не дано. Но мы стараемся. Растем над собой.

— Выше головы не прыгнешь, — с легкой грустью констатировала Алёна. — Пройдемте в зал, нас уже ждут.

Здесь тоже был отдельный столик, были софиты, и была группа людей, которая при появлении Гарика нестройно захлопала в ладоши. Тим и Рэм споро вынули из кофров аппаратуру, подстроились, и Алёна скомандовала:

— Вперёд, к столу. Гарик, коротко о ресторане, а то ты будешь говорить, что у тебя нет базы для подводки. Итак. Этот зал остался от наследия семейства Кесениных, древний дворянский род. Они тут, на побережье, жили поколениями, и нужды не знали. Владели рыболовецкими судами, виноградниками, ну и всё такое, в том же духе. Во время революции сбежали, да и утопли вместе с кораблем, так что наследником стала советская власть, которая организовала тут здравницу. Ныне здравница в запустении, восстановили только ресторан. Кесенины, кстати, изобрели несколько рецептов приготовления здешней рыбы, и вот как раз рыбу по этим рецептам сегодня ты будешь пробовать. Ну как? Интересно?

— Увлекательно, — кивнул Гарик. — Рыбу я люблю, думаю, удивить меня будет непросто.

— Ну, это как сказать, — улыбнулась Алёна. — Начали?

— Начали, — согласился Гарик.

Подводку записали короткую, но Гарик счёл, что этого будет довольно — и он, и остальные уже обратили внимание, что в зале ресторана появился запах рыбы, и что этот запах, даже, точнее, запахи, более чем приятны. После «Белого альпиниста» Гарик ожидал очередной подставы — например, колючих плавников, рыбьих голов и потрохов, или тухлых рапанов и мидий, но пахло чем-то свежим, вкусным, и необычным.

— Итак, первая позиция, — промурлыкала Алёна. — Салат «Платиновая мечта». Компоненты удивят, поверь, Гарик.

— И что же входит в этот салат? — Гарик с некоторой опаской взглянул на поставленную перед ним тарелку. Нет, в ней ничего не ползало, не шевелилось, и на его вилку не посягало.

— Это салат из моллюсков. Рапаны, гребешки, мидии. Все — местные, не привозные, и не разморозка. Настоящий вкус Чёрного моря, такой, каким его видели прежние хозяева этих мест.

Ит с сомнением глянул на Скрипача, тот пожал плечами. Гребешки? Здесь? Съедобные гребешки? Рапаны и мидии ладно, это вполне резонно. Но уж точно не такие крупные гребешки, здесь таких не бывает. Тут разве что совсем мелочь, а на тарелке у Гарика вон какие здоровенные. Да еще и створка раковины рядом лежит, видимо, для демонстрации. Как выяснилось, Гарик подумал о том же самом.

— Это точно местный гребешок? — уточнил он. — Для черноморского он слишком большой.

— Да, местный, — отозвался кто-то из темноты. — Их выращивают на ферме, в ста километрах отсюда, и доставляют в ресторан в живом виде. Не сомневайтесь, это действительно местный гребешок.

— Ах, вот как, — кивнул Гарик. — Спасибо за пояснения. Что ж, попробуем…

После первой вилки он остановился, покачал головой — и тут же подцепил на вилку ещё салата. Алёна незаметно толкнула его под столом ногой.

— Сейчас, — проговорил с набитым ртом Гарик. — Это… восхитительно. И овощи, и моллюски — всё высочайшего качества, приправа подобрана великолепно, и, что самое главное, лимона самый минимум, потому что, как я уже неоднократно говорил, у нас слишком много любителей утопить рыбу или моллюсков в лимоне и перце, и этим убить вкус самого продукта. Здесь баланс просто идеальный, это один из лучших салатов такого рода, который я пробовал в жизни…

Рэм и Тим настороженно переглянулись — потому что в данный момент Гарик не критиковал и не дегустировал салат, Гарик его жрал, да так, что за ушами трещало. Он не говорил больше вообще ничего, молча орудуя вилкой в тарелке.

— Гарь, стоп, — сказал Тим. — Снято. Снято, Гарь, ау!

Гарик поднял на Тима недоуменный и какой-то заторможенный взгляд, который, к счастью, тут же стал проясняться.

— Что? — спросил он.

— Снято, говорю, — повторил Тим. — Что, и впрямь так вкусно было?

Гарик неуверенно пожал плечами.

— Н-не знаю, — ответил он. — Просто хороший салат…

— А чего ты его тогда так наворачивал? — спросил с упреком Рэм. — Держи себя в руках, пожалуйста. Ещё два блюда.

— Ну да, — кажется, Гарик окончательно отмер. — Сам не пойму, что на меня нашло.